Белый Бурхан

Вызнав у игумена все, Поспелов поспешно свернул ревизию: беда, нависшая над православием, не показалась ему надуманной, как самоуверенным миссионерским попам. И Поспелов отменным нюхом иезуита почуял, что здесь можно нажить моральный капитал, стяжать славу борца с ересью нового толка, ярого защитника православия от ложных веяний каких-то могучих восточных религий, хотя бы и перенесенных лишь частично на реальную почву существующего на Алтае веками шаманизма...

Консисторский архимандрит дотошно расспросил всех монахов-алтайцев о хане Ойроте и древнем боге Бурхане, записал старинные предания о ламах. Потом со всем этим сопоставил нынешние слухи о Белом Бурхане и убедился, что чулышманский игумен совсем не зря ездил в миссию и станы. И жаль, что от него просто отмахнулись Такой просчет для Алтайской духовной миссии может иметь далеко идущие последствия!

Раскаленный добела собственным энтузиазмом, архимандрит был готов отослать ревизию обратно в Томск, а самому лететь скорым поездом в столицу и требовать немедленных действий против грозно и неотвратимо надвигающейся смуты, если не религиозной войны! Но его пыл охладил игумен:

- Тебя не поймут, Елизарка, а доказательств нет. Сказки и слухи-пустое... Вот если бы ты приволок к Победоносцеву самого хана Ойрота вкупе с Бурханом - другое дело.

- Ты не прав, Никандр! Мое главное дело - ударить в колокол, пока только чуть дымится!

- Ну и бей, кто тебе мешает? А я орать не буду, уволь. Я и клобуком рисковать не хочу, а ты и камилавку не жалеешь...

- Но ты же поможешь мне?

- Я? Нет, Елизарка. На меня расчет не держи!

- На ревизию обиделся или на то, что во главе ее я приехал?

Отец Никандр стукнул кулаком по подоконнику и резко повернулся к архимандриту Поспелову:

- Я не подпишу твоей бумаги!

- Отчего же? - удивился тот. - Когда-то, помнится, ты не был столь щепетильным...

- Тот грех мною отмолен здесь.

- И далее гнить в этой глуши будешь?-рассердился Поспелов. - Обычным порядком тебе не выбраться из этой дыры! А эта бумага поможет тебе вернуть все и даже с лихвой... Я уже не говорю о миссионерской звезде, что может украсить твою рясу схимника...

- Поздно, Елизарка,-сказал отец Никандр с горечью, - мой козырной туз уже выпал из колоды и затоптан...

- Я на тебя доноса не писал, и моей вины перед тобой нет!

- Отчего же моя судьба не разделена пополам тогда?-прищурился игумен и тут же махнул рукой:-Ладно! Между Голгофой и Страшным Судом ничего не произошло и не произойдет...

Черный монашеский клобук отца Никандра блестел от оконного света, а архимандриту на мгновение показалось, что он лоснится от сала, которым заплыл этот самодовольный болван, скорбящий о том, что его за уши оттянули от пресной кутьи и сунули рылом в блюдо со свининой... Зачем ему апостольский чин? Что он ему даст, кроме хлопот, при его характере? А здесь, в этой глухомани,-неиссякаемая шахта! Недры, забитые золотом! Хочешь-россыпью его бери, не хочешь - слитками накладывай... Да если бы он, Елизар Поспелов, не шепнул пару-другую слов владыке, то гнить бы Никандру в соляных копях! Увы, неблагодарны человеки, суть! Неблагодарны...

- Приложи руку, игумен, не делай еще одну глупость!

- Нет, уволь. Я упреждал тебя, Елизарка, чтоб о вспомоществовании моем в сем мерзопакостном деле ты и думать не смел...

- Себе яму роешь!

Игумен кивнул. Он хорошо понимал игру архимандрита. Ему, Никандру Попову,-слава и почет, ему, Елизару Поспелову,-ордена и новые чины! Это в случае полной удачи, если доведется вздеть на распятие не только шептунов и певунов, но и поборников схизмы, ее потворщиков, прямых супостатов и покусителей на святые символы... А если - не удастся?

Донос Елизарка, конечно, состряпал ловко (набил руку при владыке в казуистике!) - с заумью, с почтением к святым символам православия, подвергавшимся ныне попранию и хулению в устах диких язычников, сиречь - не столько духовных, сколько мирских и государственных преступников, покусителей на крест православный и трон государев! И посему не только святой крест христианский должен быть внесен спешно в края сии, но и копье!.. Убеждение, мол, убеждением, а кулак-во сто крат будет надежнее... Еще надежнее будет тот кулак, если в него копье

или меч вложить!

Да, Елизар все допускал, чтобы сокрушить ересь:

и меч, и копье, и нагайку, и виселицу, и решетки, и кандалы... Это ведь просто: гнать к кресту страхом, и весь подвиг!

- Небесный аромат ладана и земной запах смолы - едины, суть! Едины, преосвященный!-Игумен поднял перст, ткнул им в сторону сводчатого, закопченного свечами потолка. - Примешивать к ним запах крови и пороха богохуление и осквернение святых символов, которым мы с тобой служим! Я согласен идти с крестом против ружей, но вести крестом ружья за собой уволь!

- Полно тебе, Никандр!-рассмеялся архимандрит.- Церковь состоит из четырех частей - мира, паперти, скинии и ковчега завета. И только ковчег завета - свят! И там всегда будет пахнуть ладаном!.. Блаженный Августин не боялся искоренять тогдашнюю ересь огнем и кровью! И-свят стал! Почему? Да потому только, что считал церковь выше евангелия! Жизнь ближе церкви, и ей нужна на книжная мудрость, а посконная, понятная всем! Любовь исцеляет? Верю. Но и ненависть - исцеляет тоже!.. И поверь мне: простые верующие будут бить каменьями и палками ересь, не заглядывая в евангелие! А ты иди на нее с крестом. Посмотрим, кто победит... Ты будешь не только сокрушен и растоптан, но и не заслужишь прощения Синода!

- Я не буду бить богохульников силой оружия! Я даже пальцем к ним не притронусь!-вспылил игумен. - А крест веры православной подниму над головой!

"Каждый господа по своей мерке, образу и подобию лепит,-думал отец Никандр с раздражением.-Вот и получается - сколько человеков, столько и богов. И для каждого его бог удобен, хорош и впору. Как ношеный сапог! А присмотрись - не бог на иконе-то его, а сам человек и есть..."

Эта мысль ему понравилась: у язычника бог на самого язычника и похож; у полицейского - на полицейского, только чином выше; у царя-на царя... Потом сконфузился, перекрестился, недобрым словом помянул Поспелова, пристроив его где-то рядом с чертом...