Генералиссимус князь Суворов

Суворов донес Румянцеву на первых порах: «Брестский корпус, уменьшенный при монастыре Крупчице 3000-ми, сего числа кончен при Бресте... Поляки дрались храбро, наши войска платили их отчаянность, не давая пощады... По сему происшествию и я почти в невероятности. Мы очень устали». Победа эта, вычеркнув целый корпус из счета вооруженной силы Поляков, имела значение громадное и должна была произвести впечатление потрясающее. В самом деле, то был удар, надломивший польскую воинствующую революцию на столько, что она уже не могла оправиться. Первоначальные широкие планы сразу сузились. по крайней мере в глазах людей, не утративших трезвость мысли. Не было места сомнениям в горькой действительности, ни утешениям в преувеличении несчастия или в неосновательности молвы, как то обыкновенно бывает. Поляки признавали, что Скраковский был разбит совершенно. На завтра, по получении известия, Косцюшко примчался в Гродно, осмотрел наскоро войска и тотчас же уехал обратно в Варшаву, озабоченный дурною вестью до такой степени, что не мог этого скрыть, и настолько ею угнетенный, что имевшие до него надобность военачальники, не могли с ним переговорить обстоятельно. Можно из этого судить, каково было впечатление, произведенное брестским поражением на польские войска. Слава Суворова так выросла в последнюю Турецкую войну, даже раньше Измаила, что в Польше, задиравшей в то время Россию, очень интересовались тогда его личностью, и упорно держался в 1790 году слух о его смерти от полученной раны, что Потемкин счел нужным опровергнуть особым письмом к русскому резиденту. Ныне, в 1794 году, когда в Польше стало известно, что назначен на театр войны Суворов, был распущен для ободрения польских войск слух, что это не турецкий победитель, а его однофамилец. Теперь, по совершенным Суворовым делам, всякий мог убедиться в присутствии мастера и догадаться, чего от него следует ожидать впереди ¹⁷.

Не менее сильно, хотя в другом смысле, было впечатление в Петербурге. Суворову удалось, победив Сераковского, победить и многих из своих недоброжелателей и завистников, по крайней мере по наружности. Его восхваляли, его превозносили, рассказывали про него анекдоты, цитировали его письма. Сделалось известным письмо его к Платону Зубову, в котором, поздравляя Зубова «со здешними победами», он писал: «рекомендую в вашу милость моих братцев и деток, оруженосцев великой Екатерины, толико в них прославившейся». Сообщали друг другу присланные Суворовым к дочери весьма плохие стихи, где он описывает свою трудовую жизнь:

Екатерина пожаловала ему дорогой алмазный бант к шляпе и три пушки из числа им отбитых, а племянника его, полковника князя Горчакова, присланного от Румянцева с реляцией, произвела в бригадиры. Двух посланных Суворовым вестников об одержанных победах, Румянцев произвел в следующие чины, а третьего князь Репнин. Румянцев был вдвойне рад его успехам, ибо выбрал и послал его на свой страх, и этот выбор оправдался теперь таким блистательным образом. Румянцев неоднократно благодарил Суворова, в самых любезных выражениях, и относил причину успехов «к высшим дарованиям предводителя». 0 брестской победе он выразился, что она «столько важна по существу, сколь редка в своем роде, и подтверждает истину, что большое искусство и горячая ревность предводителя и подражания достойный пример в подчиненных, — преодолевают все в воображении возможные труды и упорности ¹⁸.

Брестский успех завершил победоносное движение Суворова на долгое время. Прежде всего надо было спустить с рук обузу — трофеи, пленных и польских дезертиров, которых накопилось около 500 человек. Суворов рассортировал пленных и беглых; не возбуждавших подозрений распустил по домам, в том числе 12 офицеров на реверс и 212 косиньеров; а остальных, 376 человек, отправил к русской границе под конвоем, послав туда же и польскую артиллерию ³. Надо было выделить и для других надобностей несколько отрядов и партий; оставалось под ружьем всего около 5000 человек или несколько больше, но не выше 6000. С такими силами нечего было думать о продолжении наступательных операций, и Суворов остался в Бресте в ожидании подмоги. Очистили и выровняли место под лагерь, разбили палатки, вырыли землянки; образовался правильный городок, с шатрами и бараками маркитантов, с лавчонками местных торгашей евреев. Во всех необходимых потребностях было обилие и дешевизна, говядины фунт продавался по копейке, ведро водки по 50 коп., пива 30 коп., курица стоила 5-6 копеек. Солдатский провиант заменялся на 1/3 пшеничной мукой, в скоромные дни выдавалось по 1/2 фунта мяса на человека, в постные приобреталась свежая рыба по ничтожной цене; солдаты получали также водку, а непьющие водки — пиво.

Скоро начались ученья и производились ежедневно по два раза, исключая праздников и субботы. Они никогда не продолжались более 1 1/2 часа, зато отличались большою быстротою движений и эволюций. Суворов находился каждое ученье непременно при каком-нибудь полку, сам учил и командовал, но никогда не сердился и не бранился. В несколько дней раз делалось ученье общее. всему отряду. Пехота обучалась драться против конницы, ходить в штыки и ими работать, конница училась рубке. Насыпались правильные земляные укрепления, вооружались пушками и получали по нескольку рот в гарнизон; укрепления эти ночью штурмовались. Требовалась от всех ловкость, проворство и тесно — сомкнутый фронт. При ученьях Суворов говорил свои афоризмы и наставления; «полк -подвижная крепость; дружно, плечом к плечу. и зубом не возьмешь». После ученья он произносил выдержки из своего военного катехизиса, дополняя их пояснениями и наставлениями; разбирал произведенный маневр; объяснял. что было хорошо и что худо; наставлял как поступать впредь. Утреннее учение завершалось разводом, на котором Суворов находился постоянно; присутствовал он также при вечерней заре и сам читал молитву Отче наш.

Накануне праздников Суворов бывал у всенощной, а по праздникам у обедни, в походной церкви какого-нибудь полка, становился у правого клироса и пел вместе с певчими по нотам, которые иногда держал перед ним регент певчих, офицер; читал также Апостол. Ежедневную жизнь вел он также деятельную; кроме обширной служебной переписки и занятий с войсками, наблюдал лично за чистотою и порядком в лагере, ездил в госпиталь навещать больных и раненых, даже по два раза в день; отведывал их пищу и делал тоже в ротных кухнях; если же замечал злоупотребления, то поступал с беспощадною строгостью. Несмотря на такую неустанную деятельность, он находил время для чтения, преимущественно по вечерам, имея в своем походном багаже книги, и между ними Комментарии Юлия Цезаря, своего любимого героя ⁴.

Так проходили дни за днями, спокойно и безмятежно для подчиненных, в волнении и нетерпении для начальника, остановленного на половине победного пути. Долгим и скучным показался ему месяц такого бездействия, но все это забылось в день желанного выступления в дальнейший поход.

Глава XVI. Польская война: Кобылка; 1794.

Обзор последних событий. — Инструкции Румянцову и Репнину; степень участия в войне союзников России; состояние дел и положение Суворова в Бресте; отношения его к Румянцову, Репнину и другим; бесплодные сношения. — Действия Дерфельдена и Ферзена; поражение Косцюшки и плен. — Распоряжение Суворова о присоединении к нему Дерфельдена и Ферзена; военный совет в Бресте; выступление Суворова; обращение его с войсками. — Соединение с Ферзеном; поиски на Окунев и Кобылку; упорное дело при Кобылке; полное поражение Поляков; послепобедный пир. — Войска польские и русские; Суворовский образ действий в Польше; его боевые принципы; некоторые особенности в делах его с Поляками. — Приписывание его побед случаю или счастию; обвинение Суворова в невежестве; объяснение.