У государевых дел быть указано...

В конце 1661 г. австрийский посол в Москве Августин фон Майерберг объявил, что турецкое войско вторглось в императорские владения, и просил, чтобы «царское величество изволил мысль свою объявить, как бы против общего христианского неприятеля-бусурмана вспоможенье учинить ратными людьми?» Думный посольский дьяк А. Иванов отвечал на это: «Сами знаете, что польский король, неприятель нашего государя, с бусурманом в союзе, следовательно, цесарскому величеству надобно стараться о том, как бы польского короля от бусурманского союза оторвать и с царским величеством привести к прежней братской дружбе и любви. Когда оба эти государства будут в мире, то надежнее будет мысль против общего христианского неприятеля. Цесарскому величеству можно помирить великого государя нашего с королем польским способом внешним и духовным: внешним – войною, духовным – клятвою, потому что вера у них одна – папежская, а папа издавна имеет старание о том, чтобы все христианские государи были в совете и с бусурманами не дружились и союза не имели. Вам известно, что теперь у царского величества неприятель польский король и все войска наши стоят против поляков: так, не помирясь с польским королем, начать войну с другим великим неприятелем надобно рассудя». Как можно убедиться, во всех случаях подчеркивалась христианская вера российского государя, а не конфессиональная принадлежность.

Среди многочисленных предполагаемых вопросов, которые разрабатывались в Посольском приказе, а затем включались в наказы русским послам, отправляемым в Рим, встречалась устойчивая формула: «а нечто учнут задирать и говорить о вере: о греческой или о римской?» (1581). [91] Ответ был однозначный: в полемику не вступать и ничего про веру не говорить. Однако посол должен был рассказать о распространении христианства на новых землях России, строительстве церквей и монастырей.

В наказах послам разрабатывались нормы дипломатического этикета. Если монарх был воплощением государства, то посол, в свою очередь, воплощением монарха. Поэтому послу В.В. Тюфякину было наказано: не целовать туфлю персидского шаха, а требовать, чтобы шах почтил его, как и своих послов. Шахским вельможам Тюфякин должен был объяснить, что христианский государь дает целовать руку, а «на бусурманских государей ее кладет сам». [92]

Среди отчетов русских послов уникальным в русской письменности является статейный список К. Скобельцына посольства в Австрию (1574), в котором рассказывается о событиях в Шотландии, судьбе ее королевы Марии Стюарт, о взаимоотношениях между католиками и протестантами. Как известно, Мария, ярая католичка, после смерти своего мужа – французского короля Франциска II, – вернулась на родину и, опираясь на шотландскую и отчасти английскую католическую знать, заявила о своих притязаниях на английский престол, который занимала Елизавета Тюдор. Чтобы подкрепить свои претензии, Мария вышла замуж за родственника Тюдоров лорда Дарнли, который был вскоре убит. Молва обвинила Марию в связях с убийцами мужа. Против Марии восстали недовольные её политикой шотландские кальвинисты. Оказавшись в их руках, Мария вынуждена была отречься от престола в пользу своего малолетнего сына Якова, а затем бежала в Англию. Королева Елизавета заточила её в один из замков.

Рассказ К. Скобельцына лаконично передаёт основные из перечисленных событий: «А в Шкотской земле короля нет, ни королевы, королева шкотская изымана, у английской королевы сидит; а которого князя взяла себе в короля место; и с землёю, его излюбя, посадила на королевство, и того она же велела убити; а прижила с ним сына, ныне пять лет, и того ныне берегут, ждут его, каков выростет, пригодится ли на королевстве». [93]

Следует напомнить, что история Шотландии 60-70-х гг. XVI в. получила широкий резонанс в Европе, поскольку к этим событиям были причастны влиятельные политические круги европейских государств. Марию Стюарт поддерживали могущественные французские герцоги Гизы, римский папа, испанский король Филипп II. По поводу религиозных войн во Франции К. Скобельцын писал, что у французского короля «с своими людьми война великая за веру», в связи с чем богатая раньше казна короля «поистощилась» и многие наёмники из других стран, служившие французскому королю, «порозъехались».

Не менее ценная информация о религиозных войнах во Франции содержится в статейном списке Ж. Квашнина посольства в Империю (1577–1578). Ж. Квашнин впервые в русской письменности определил, к каким вероисповеданиям принадлежали противоборствовавшие стороны. По его словам, король был «латинской» (католической) веры, а большая часть населения (гугеноты) придерживалась «люторской веры». [94] Из посольских отчетов, освещавших сношения России с римскими папами, наиболее примечателен статейный список И. Шевригина посольства к папе Григорию XIII (1580–1581). Посол четко определил раскол Европы в связи с Реформацией на два вероисповедальных лагеря, за которыми скрывалось противоборство различных социально-политических сил. [95] Еще более подробная информация о столкновениях католиков и протестантов содержится в статейном списке Т. Васильева, побывавшего у императора и римского папы в 1582 г. [96] Посол Ф. Писемский, будучи в Англии (1582), так объяснял причины конфликта между Англией и Римом: «Елизавета римский закон отставила и утвердила во всей земле английской люторский закон». [97] Русские послы все разновидности реформационного движения называли «люторскими».

Отчёты послов содержали сведения не только о политической и религиозной жизни. Церемониалу европейских дворов, приемам у высших сановников, описанию храмов и резиденций наибольшее внимание в своих отчетах уделяли Л. Новосильцев, З. Сугорский, А. Арцыбашев, Ф. Писемский и др. [98] Будучи в Праге, Л. Новосильцев в 1577 г. посетил и описал собор Св. Витта: «Да ездил Лука к костелу цесареву смотрети как их чин ведется. И в костёле алтарь великий, по их вере святое Вита, а приделов в костеле одиннадцать, а среди костёла четыре гробницы...» В своём статейном списке Я. Молвянинов детально зафиксировал церемониал приема у римского папы (1582). Красочно переданы путевые впечатления от Италии и Венеции в отчете К. Шевригина. В Риме он побывал в костелах Петра и Павла, Иоанна Предтечи, нескольких монастырях и рассказал о них с точки зрения религиозного мировоззрения православного человека. Подробно изложены впечатления русских послов от пребывания в Италии в статейном списке И.И. Чемоданова (1656). [99]

Право посольской неприкосновенности в средние века было законом, на страже которого стояла сама «божественная сила». «Бог карает или благословление распростирает в зависимости от того, как в той или иной стране обращаются с послами», [100] – такую письменную гарантию давал Посольский приказ прибывшим в Россию иностранным дипломатам. Членов посольской свиты, совершивших преступления в России, русские власти не наказывали сами, а требовали правосудия от правительства той страны, откуда они прибыли. Таким образом, русская дипломатическая практика подчинялась известной норме международного права – экстерриториальности посла и его свиты.

Вся обстановка, окружавшая российских дипломатов с того момента, как они пересекали границу, была приспособлена для сохранения и выражения определенных религиозных чувств и обрядов. С посольскими миссиями посылались почитаемые иконы, иногда в драгоценных окладах – «образа древнего писания, обложены золотом и серебром, с жемчюги и з каменьями». Иконы не только использовались для соблюдения православного молитвенного обряда, но и служили своего рода духовным щитом и защитой от иноверцев. Вот как передаётся сцена изымания пошлин с послов за провоз через границу икон в дорогих окладах в статейном списке П.И. Потёмкина посольства в Испанию и Францию в 1667 г.: «И тот откупщик увидел у посланников образы окладные, Спасов, да Пресвятые Богородицы, и говорил: «Не только де с вашего посольского платья и со всякой рухляди, пошлину возьмёт, и с образов, что на них оклады серебреные с каменьем и з жемчуги». И стольник Петр и дьяк Семен ему говорили: «Враг креста Христова, как ты не устрашился так говорить... скверный пес, не токмо было тебе с тех пречистых и святых икон пошлина имать, и с посольского платья и с рухледи никоими меры имать было не мочно, потому: посланы мы от великого государя нашего, от его царского величества, к великому государю вашему, к его королевскому величеству, для великих их государских дел и для братской дружбы и любви; а купецких людей и товаров никаких с нами нет, для того и пошлин имать тебе с нас было не мочно. И видя твоё безстыдство и нрав зверской, как псу гладному или волку несыту, имущу гортань восхищати от пастырей овцы, так тебе бросаем золото, как прах». [101] После столь эмоциональной речи послы сняли с икон дорогие оклады, оставили их «как прах» на таможне и, сохранив образа, продолжили свой путь. Следует отметить, что наиболее важные посольства торжественно встречало и провожало московское духовенство с пением молебнов, пешком за городской посад вместе с придворными чинами, дворянами и толпами простого народа.