Екатерина II. Зрячее счастье
Екатерина II. Зрячее счастье читать книгу онлайн
Эссе.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Ольга Елисеева
ЕКАТЕРИНА II
ЗРЯЧЕЕ СЧАСТЬЕ
1
«Счастье не так слепо…»
В начале лета 1791 г. пожилая дама прогуливалась по зеленым липовым аллеям Царского Села. Много лет назад, тоже в июне, но 1772 г., сравнивая свое любимое Царское с Петергофом, она писала хозяйке модного в Париже литературного салона госпоже Бьельке: «Я сегодня оставляю мое любезное, мое прелестное Царское Село и отправляюсь в отвратительный, ненавистный Петергоф, которого я терпеть не могу». [1] И через 20 лет отношение Екатерины II к двум крупнейшим императорским резиденциям под Санкт-Петербургом не изменилось. Царское было милым домом, где императрица чувствовала себя свободнее и где придворный этикет был упрощен до предела. «Я думаю, нет двора, где так много смеются и чувствуют так мало стеснения, как при моем, как скоро я переду на дачу», — сообщала она французской корреспондентке, — «…нет человека подвижнее меня в этой местности. Я была проворна, как птица, то пешком, то на лошади; я хожу по десяти верст пешком как ни в чем не бывало:.. не значит ли это испугать самого храброго лондонского ходока?»
Так императрица писала в 43 года. Теперь ей было за 60, но она сохранила бодрость и все еще любила долгие прогулки, как бы отделявшие часы утренней работы от обеда и послеобеденных дел. Судя по записям в Камер-фурьерском церемониальном журнале за 1791 г., ее повсюду сопровождали неизменная левретка, представлявшая уже третье поколение левреток, подаренных когда-то Екатерине II английским доктором Джеймсом Димсдейлом в честь успешно проведенной операции оспопрививания в России, а также две немолодые подруги: камер-юнгфера Марья Саввишна Перекусихина и статс-дама Анна Никитична Нарышкина. [2] За долгие годы, проведенные у власти, императрица научилась оставаться одна даже в кампании других лиц. Когда-то веселую и общительную великую княгиню тяготило вынужденное одиночество. Потом, уже после восшествия на престол, вынужденным стало постоянное пребывание на публике, и Екатерина смогла в полной мере осознать прелесть редких минут одиночества.
Окруженная спутницами, она слушала и не слышала их разговор, отвечала, улыбалась, шутила, но… думала совершенно о другом. Не так давно Екатерина возобновила работу над «Записками» — воспоминаниями о днях молодости. Она много раз обращалась к этому произведению, можно сказать, работала над ним всю жизнь, внося что-то новое, уточняя и вымарывая прежние записи.
Еще в 1745 г. юная принцесса нарисовала свой психологический портрет, озаглавив рукопись «Набросок начерно характера философа в пятнадцать лет». В конце 1750-х гг. из под пера Екатерины вышла краткая редакция «Записок». В 1758 г., после ареста канцлера Алексея Петровича Бестужева, ее политического сторонника, великая княгиня вынуждена была сжечь все свои бумаги, в их числе и биографические заметки. После переворота 1762 г. молодая императрица написала еще две редакции «Записок», одна из которых почти совпадала с первой, а другая была расширена за счет рассказа о заговоре. [3] Затем воспоминания оказались надолго отложены в дальний ящик стола, а их автор со всей страстью предался новой для него государственной работе. На повестке дня стояли: секуляризация церковных земель, генеральное межевание, созыв Уложенной комиссии…
Параллельно с делами поистине державной важности Екатерина II сочиняла пьесы, либретто для комических опер, делала исторические заметки, но ни разу не прикоснулась к своим мемуарам. Видимо, она была так поглощена новыми начинаниями и замыслами, настолько полна энергии для их осуществления, что у нее просто не возникало потребности вспоминать прошлую, далеко не всегда приятную жизнь. Жизнь сегодняшняя, реальная кипела у Екатерины под руками и буквально капала с кончика пера, которым царица подписывала указы, рескрипты, письма.
Однако все имеет свой предел, и человеческие силы тоже. С 1771 г. начался один из труднейших периодов царствования императрицы. Цесаревич Павел подрос и стал всерьез претендовать на престол, один заговор в его пользу следовал за другим. [4] Продолжалась первая русско-турецкая война 1768–1774 гг., а в глубине страны разразилась Пугачевщина. Вот тогда-то Екатерина вновь взялась за «Записки». Их очередная редакция обогатилась рассказами о событиях 1729–1750 гг. Теперь рукопись была разбита на три части и представляла собой уже целостное повествование о маленькой принцессе, ставшей Великой императрицей. Над этой редакцией «Записок» Екатерина II работала с 1771 по 1774 г. То есть до тех пор, пока в ее жизни не произошел новый крутой поворот, и она не обрела опору там, где не чаяла.
Осенью 1774 г. императрица вступает во второй, теперь уже тайный, брак с Григорием Александровичем Потемкиным. [5] Светлейший князь стал для Екатерины главным помощником, оказывал своей августейшей супруге политическую и моральную поддержку, создавал новые государственные идеи, воплощением которых отмечена вся вторая половина ее царствования. И опять в течение 17 лет, фактически совпадающих со временем могущества Потемкина, царица не притрагивается к своим воспоминаниям. Вновь она пишет исторические драмы и бытовые пьесы, сочиняет сказки для внуков, ведет громадную переписку, а мемуары остаются лежать невостребованными.
Прошло почти двадцать лет, и Екатерина внезапно вернулась к «Запискам». Она трудилась над их последней редакцией с 1790 г. до конца жизни, т. е. до 1796 г. Эти годы тоже не были простыми для пожилой государыни: новая русско-турецкая война 1787–1891 гг., совпавшая с ней русско-шведская война 1788–1790 гг., затем смерть фактического соправителя — Потемкина, оставившего ее один на один с громадой государственных дел; наконец, последние годы царствования, отмеченные французской революцией, наложившей глубокий отпечаток на внешнюю и внутреннюю политику всех европейских стран, в том числе и России.
Екатерина старела, ее жизненная энергия и былой задор иссякали, возраст и болезни брали свое. Оставалась ясность ума и грустное сознание того, что далеко не все задуманное удалось совершить в лучшие времена, а теперь для этого нет ни физических сил, ни реальной политической поддержки. И вот опять императрица вынимает пожелтевшие листы воспоминаний, перерабатывает, дописывает, уточняет.
Создается впечатление, что Екатерина II сознательно обращается к своим мемуарным записям именно в тяжелые моменты жизни. Что она искала в них? Ободрения? Опоры? Силы для того, чтоб выстоять в невзгодах? Вероятно, трудности, встававшие перед государыней уже в дни царствования, не были, на ее взгляд, сравнимы с тем откровенно невыносимым существованием, которое она вела в молодости при дворе Елизаветы Петровны. Не даром пожилые героини пьес Екатерины часто в той или иной форме повторяют фразу: «Хоть печали и много было смолоду, но мне под старость бы видеть лица веселые». [6]
Гнетущая обстановка молодых лет Екатерины была, видимо, столь тяжела, что цесаревна едва не совершила самоубийства, ударив себя ножом для резки бумаги в живот. Великую княгиню спас жесткий корсет, о который сломалось ее жалкое оружие. Но в «Записках» этому эпизоду посвящено немного места, куда больше страниц потрачено на описание поездок, мелких любовных интрижек и веселых проделок фрейлин. Молодость брала свое — Екатерина, смеясь, ненавидела мужа; развлекаясь, была предана горячо любимым Станиславом Понятовским; хохоча, издевалась над вульгарными вкусами двора Елизаветы; свысока улыбалась, видя капризы и лень своей августейшей свекрови. Природная живость и веселость поддерживали ее все долгие 18 лет несчастного замужества. Поэтому, вглядываясь в картины прошлого, Екатерина словно училась у самой себя, более молодой и выносливой, словно говорила: то ли было со мной в юности! Если я выдержала тогда, грешно не выдержать сейчас.