В последние дни (Эсхатологическая фантазия)

— Что Вы здесь делаете? Где Ваш отец? — крикнул ей он.

Она смотрела безумными глазами.

— Где Ваш отец? — повторил он подходя.

— Ах, вынесите его…. Он весь разломан, голова в крови, мозги разбросаны… Вон, вон — его куски… И Анджело там, сторожит его…

Она потащила де Клермона в сторону. Разорванный на куски каким-то снарядом, здесь валялся труп Лармения, совершенно неузнаваемый. Рядом с ним раскинулся труп молоденького пажа, с длинными кудрями в пыли и крови.

— Идите за мной, — сказал де Клермон Фрине. Она замахала руками.

— А отца кто уведет? Его нужно собрать и увесть, а то его здесь убьют!

Де Клермон схватил было ее за руку, но она вырвалась, присела на корточки около Лармения, и прикладывала один к другому куски его тела:

— Анджело, помогай же, — кричала она.

День склонялся к вечеру, когда де Клермон выходил из города. Гром бомбардировки стих, но Рим весь шипел и гудел шумом своей гибели. Он горел, как гигантский костер, раскинувшийся на десятки верст. Де Клермон не в состоянии был оторваться от этого зрелища, которому отказывались верить глаза. Еще на восходе солнца этого рокового дня ничего подобного нельзя было вообразить. Он остановился на пригорке, и неподалеку увидел на камне старца Иоанна, вдохновенным взором смотревшего на разливающееся перед ним море огня.

— Благословите, батюшка, — сказал Гуго.

— Бог благословит воина Христова. Истинны и праведны суды его. Он осудил великую любодеицу, которая растлила землю любодейством своим. Он взыскал кровь рабов своих от руки ее. Горе, горе тебе, великий город Вавилон, одетый в виссон и порфиру, и багряницу, украшенный золотом и камнями драгоценными, ибо в один день погибло такое богатство. В один день пришли на нее казни, смерть и плач, и голод, и сожжена она огнем. Не слышно будет в тебе голоса играющих на гуслях и поющих, и свет светильника не появится в тебе, ибо волшебством твоим введены в заблуждение все народы, и в тебе найдена кровь пророков и святых. [60]

— А ты, воин Христов, знай, что уже седьмой Ангел вылил чашу гнева Божия, [61] и до конца совершились судьбы. Истреблена Любодеица, и чистая Невеста приготовила себя. Наступает брак Агнца и он уже идет с небесным ополчением. Уводи своих воинов, готовьтесь к радостной встрече. Иду и я к нему.

В то время, когда де Клермон подходил к своему отряду, армия короля Карла со всех сторон вступала в пылающий Рим, где ей нельзя было уже найти и пристанища. Он отдал приказ хватать кардиналов и всех их чиновников, а также лиц римского муниципалитета, и всех на месте предавать смертной казни. Однако, когда его гнев несколько насытился, Карл сам спрашивал себя, не слишком ли далеко зашел он в истребительной каре? Таково же было мнение союзных правителей. К чему было, говорили они, разрушать так беспощадно прекрасный и богатый город, не имевший себе равного? Только Антиоху было не до этой критики. Перед ним стоял вопрос — быть или не быть — его походу к Армагеддону.

Сверх того, в самой гибели Рима дело не обошлось без участия стихийных сил, в котором Антиох усматривал наступательные действия Небес против себя. Удары землетрясения, способствовавшие разрушению вечного города, были лишь отголоском более страшных вулканических явлений, имевших, по-видимому, даже космический характер и, быть может, находившихся в связи с тем развитием солнечного жара, от которого так страдали люди последнее время. Действительно, беспримерное в истории землетрясение внезапно встряхнуло всю землю. Целый ряд городов разрушился, а с неба пал необычайный град, наделавший множество бед. Антиоха утешало только одно: что никакие кары свыше не пробуждали в людях раскаяния и вызывали в них только хулы на Бога.

И неукротимый враг Божий продолжал посылать рать за ратью к Армагеддону, к последнему концу и завершительному акту мировой истории.

XXXII

Еще стояла на своем месте Земля, хотя и потрясаемая до оснований, еще шли обычным порядком ее многогрешные дела, но если бы кто-нибудь захотел узнать нечто о том, в чем видимое и осязаемое уже перемешивалось с невидимым и неосязаемым, — тот должен был поспешить, вместе с Эстер, в старое убежище Лидии, силой Божией сохраняемое невредимо от всех бедствий последних времен.

Эстер ехала туда, посланная мужем, который остался в Иерусалиме помогать патриарху Боруху в проповеди между евреями. Лидия же, вместе с Валентином, жила в Бетсалеме, имея на своем попечении детей, сирот мучеников. Сам старец Иоанн благословил их на это последнее служение в земной жизни. Они так и жили окруженные детьми, которые не уставали слушать рассказы Лидии о Христе, о наступающей гибели Антихриста, о конце мира и Новом Иерусалиме, где они увидят воскресших родителей, умерщвленных за Христа.

Здесь, на скалистых высотах, окружающих Бетсалем, жило целое население, мужчины, женщины, дети, напоминавшее древнюю христианскую общину. Они ожидали Христа и проводили время в молитвах. Все они собрались сюда из разных стран мира, волнуемого бедствиями, испытали эти бедствия, многие потерпели и муки за Христа. Время от времени к ним приходили и новые собратья с вестями о новых мучительствах Антихриста. Но здесь, в Бетсалеме, не было никакого мучительства и бедствий, сюда не достигала рука врагов Божиих, и здесь за последнее время перестали даже думать о событиях внешнего мира, всецело погружаясь в ожидание Христа. Бедна и скудна была жизнь отшельников. Им доставляли кое-какую пищу, кое-что они добывали сами, собирая дикие ягоды, выкапывая корни пустынных растений. Но они мало думали о пище. Жили они под открытым небом, укрываясь на ночь где-нибудь в расселинах скалы или в норах, а то и нигде не укрываясь. И днем, и ночью повсюду были видны группы молящихся, которые особенно любили собираться для этого на вершинах диких скал. Между ними было много людей, достигших высокой духовной прозорливости, которым уже была открыта жизнь небесная, и часто, среди молящихся, кто-нибудь начинал вдохновенно говорить о том, как на небесах открывается и закрывается скиния Божия, как выходят Ангелы, изливая на землю фиам гнева… Стихало тогда пение псалмов, и все окружающие погружались в благоговейное восприятие этих созерцаний.

Все чаще и чаще группы мужчин, женщин и детей усаживались на камнях высочайших утесов и молчаливо всматривались в синеющую даль Армагеддона, которого вершины и долины, хотя отстоящие на два-три десятка верст, отчетливо виднелись в прозрачном воздухе горных высот. В этой местности, обыкновенно безлюдной, стали с каждым днем сильнее проявляться признаки оживления. Там и сям показывались то отряды войск, то рабочие, насыпавшие какие-то подобия бастионов. Отряды то появлялись, то уходили, но в общем быстро умножались. Несколько раз они направлялись к скалам Бетсалема и, подойдя уже близко, поворачивали назад.

— Не допускает их сюда сила Божия, — заметил Валентин, обращаясь к Эстер.

Они все вместе, окруженные толпой детей, сидели на вершине горы. Эстер передала свежие новости о том, что делается в мире. Лидия слушала радостно. Ее душа были поглощена рассветом вечного будущего. Валентин расспрашивал. А там, в мире преходящего, подводились последние итоги. Антиоховцы свирепствовали. Христиан хватали и казнили. Покончили земную жизнь епископы Августин и Викентий… Оба пали на постах своих. Викентий был схвачен на собрании своей паствы, которой внушал крепко стоять за веру. Августин разносил пищу больным христианам; сыщики подсмотрели это и, заподозрив в нем христианина, захватили, даже не подозревая важности своей добычи. Он, конечно, отказался идти к статуе, сам объявил, кто он такой, и был тут же убит. Викентия препроводили в тюрьму и там казнили. Но Папа и Патриарх здравствовали. Они решили оставаться при своей пастве в Иерусалиме и там ожидать пришествия Господа. Борух и Марк без устали вели проповедь. Юсуф, по кончине Августина, уехал к отцу и матери, и вел проповедь среди арабов. Измаил Эфенди и Сеитов приняли христианство. Вообще магометане крестятся в большом числе. По их вероучению, на Страшном Суде — судить будет Иисус Христос, и множество арабов, татар и турок торопятся явиться перед ним христианами.