В последние дни (Эсхатологическая фантазия)

Однажды Лидии случилось видеть в Иерусалиме, как у нескольких матерей отнимали детей для отправки в воспитательный дом. Она рассказала Яни Клефту о тех мучительных ощущениях, которые при этом пережила, и о том, какую тяжкую жизнь ведут в руках врагов дети, показывающие себя нередко истинными героями веры и духа. Тронутый Яни Клефт задумал отчаянную штуку. Он предложил Сефарди сделать совместный набег на Иерусалимский воспитательный дом и захватить оттуда всех христианских детей. Сефарди, человек такого же задорного мужества, согласился. Они кликнули по своим отрядам клич добровольцам на рискованное дело, высмотрели помещение воспитательного дома и его порядки и внезапно совершили блестящий coup de forse. [54] Во время гуляния детей в саду, к воротам подъехала сотня всадников в форме, слегка подделанной под казенную. Несколько офицеров отобрали всех христианских детей, всадники взяли их на круп и быстро умчались. Когда поднялась тревога и полицейские отряды кинулись в погоню, они были в нескольких местах города встречены пешими засадами партизан, которые, жестоко отбиваясь и задерживая полицию, медленно отступали за город. Там их ждал отряд всадников одвуконь. Они вскочили на лошадей, и все умчались за первым отрядом, увозившем детей. Это дело стоило партизанам 2 убитых и десятка два раненных, но зато они спасли сотню детей, которые и были помещены в колонию Лидии…

С каждым днем труднее и безотраднее становилась жизнь христиан по всем странам и была бы совершенно невыносима, если бы не освещалась надеждой на близкий конец. Гонимые, из глубины своих тюрем, из тиши тайников, из разодранных шатров пустыни — чуть не прислушивались, не гремит ли, наконец, труба Архангела, не предвещает ли конца их мучениям и гибели мучителя при светлом явлении Спасителя? Но не зазвучала еще труба, и мучитель, хотя уже сочтены были его дни на небесах, на земле становился все более яростен и неумолим.

XXX

Владычество Антиоха, тяжкое для противников, не принесло счастья и благоденствия и тем, кому их обещало. Огромное большинство человечества встретило его с самыми преувеличенными ожиданиями всемогущества и всеблаженства и не получило ни того, ни другого. Люди отвергли Бога, отбросили его законы, жили так, как влекли их страсти, не знали над собой никакого нравственного принуждения, никакого «долга», и ни к чему не стремились, кроме «радостей жизни». Они почерпали эти радости жизни из всех источников, в которых хотели их черпать. То, что прежде называлось развратом, теперь допускалось безгранично. Формы чувственности, прежде почти неизвестные большинству, стали общим достоянием. Разврат мистический, телесное смешение человека с существами мира астрального и демонического, сделался явлением обычным. Но все эти крайности чувственности, видимо, расслабляли людей. Это можно было заметить и в боевых столкновениях, когда ничтожные отряды Яни Клефта и Сефарди разбивали вдесятеро более сильные части правительственных войск. Не давали эти радости жизни и счастья. Христиане, среди гонений, мук и казней, чувствовали себя более удовлетворенными и не соглашались променять свою тяжкую жизнь на радости жизни своих гонителей. Вместо всеблаженства люди испытывали лишь «Taedium Vitae», [55] жизнь становилась противна, и число самоубийств возрастало в огромной пропорции.

Мечты о всемогуществе так же опровергались действительностью, как и мечты о всеблаженстве. Бедствия стихийные на каждом шагу обнаруживали, что не люди — владычествуют над законами природы, и в этом отношении царствование Антиоха представило едва ли не самую злополучную эпоху истории.

Чем дальше, тем сильнее поражали людей бедствия, в которых они сами не могли не усматривать кары Божией, так как эти бедствия были даже необъяснимы с точки зрения нормальных законов природы. Так началась эпидемия жестоких и отвратительных язв, поражавших исключительно тех, которые носили на себе печать Антихриста и поклонялись его статуе. Воды источников, рек и даже морей подверглись какому-то превращению, сделались кровавыми, так что в них погибало все одушевленное. Необычайные явления произошли на солнце, которое стало жечь, как огонь, и тяжкий зной замучивал людей… Престол и царство Антиоха сделались мрачны. Граждане кусали себе языки от страдания. [56] Но замечательно, что сами, считая эти бедствия наказанием Божиим, они нисколько не раскаивались, а только хулили Бога за свои мучения.

Таким образом, со стороны общего духа, общего настроения общественного мнения, Антиох мог быть покоен. Это последнее поколение человечества осталось непримиримо, решительно не хотело Бога, не искало его милости, а кары возбуждали в нем только раздражение. Люди хотели жить сами, по своей воле, зависеть только от себя. Карая их, хотя бы для их блага, Бог показывал себя их господином, но они не хотели, чтобы он был господином, а потому еще более раздражались. Это настроение было прочное, издавна установившееся. Антиох застал его с ранней юности и видел, что оно чем далее, тем более крепнет.

Однако, не желая Бога, человечество не желало также и страдать. Оно требовало защиты от кар Божьих, и эту защиту должен был дать он, Антиох, как претендент на трон Небесный. А между тем у него не было средств защиты до тех пор, пока не завоеваны Небеса. Даже и духовное объединение человечества около него доселе не вполне достигнуто. Его особенно тревожила позиция, занятая Коллегией Кардиналов. Болтовня Анджело показывала, что управление Универсальной церкви готово посягать и на его власть. Он не хотел верить, чтобы честолюбие Коллегии заходило так безмерно далеко, но не могло не быть известной правды, давшей повод разгуляться фантазии Анджело. Антиоха давно тревожила мысль, что раздраженные Небеса могут начать против него наступательные действия раньше, чем он будет готов к сопротивлению. Усиливающиеся бедствия, казалось ему, намекали на какие-то авангардные наступления, и он совещался по этому предмету с Люцифером. Он вообще за последнее время часто беспокоил своего высокопоставленного друга. В ночной тиши, осаждаемый своими тревожными мыслями, он начинал напрягать до крайних пределов свою волю, вызывал Люцифера и читал заклинания, которые должны были привлечь его. И призыв не оставался неуслышанным. Через несколько времени знакомая фигура начинала выявляться на престоле, в кабинете его. Вот наконец он сидит вполне явственно, и раздается знакомый голос:

— Привет тебе, Антиох. Для чего ты звал меня?

Антиох высказывал свои опасения относительно наступательных действий с Небес. Люцифер его успокаивал: «Ты хорошо приготовился. Человечество за тебя. Христиан не много, и ты их все более истребляешь». Антиох жаловался на Коллегию Кардиналов. Люцифер заступился за нее:

— Если Кардиналы и не вполне лояльны в отношении тебя, — говорил он, — зато верно служат мне. А это все равно. Мы действуем совместно. Что полезно мне, то полезно и тебе.

Антиох, однако, в глубине души, заподозревал в неискренности и этого своего союзника. Ему приходило в голову, что и он не очень-то сочувствует чрезмерному усилению его могущества. В одном отношении Люцифер был теперь безусловно с ним согласен: что пора начинать расширенные действия против Бога. «Мои легионы готовы, — заявлял он, — мы начнем нападение на Небеса, а вы должны поддержать нас отсюда». Он указывал, что по каким-то таинственным соотношениям земных и небесных сил — наиболее выгодное место для действия с земли на Небеса представляет гора Армагеддон в Палестине. Там и нужно собрать человеческое ополчение.

Антиох совещался об этом и с Аполлонием, который проявлял много самоуверенности в отношении своих психических батарей. Их идея принадлежала всецело Антиоху, но практическая постановка лежала на Аполлонии. План борьбы с небесными силами основывался на том, что психические батареи составят нечто вроде кадров, к которым присоединятся сотни миллионов человеческих существ, своим духовным напряжением в миллионы раз усиливая действие кадров. Для того, чтобы эти батареи могли начать свою психическую бомбардировку, требуется конечно, определить место нахождения ангелов, против которых она должна быть направлена. Место нахождения некоторой части ангелов, именно тех, которые заведуют и силами вселенной, известно или может быть известно по каббалистическим вычислениям. Если бы, например, Антиох пожелал направить свою бомбардировку против тех ангелов, которые производят теперь нестерпимый солнечный зной, Аполлонии мог бы установить линию действия по каббалистическим таблицам. Но если для действия против людей и легионов Люцифера направится какой-либо отряд ангелов, то место их неизвестно заранее, и притом изменяется. Для того, чтобы его определить, нужны особые «духовные сенситивы», которые как бы видят т. е. ощущают, присутствие ангелов. К этим духовным сенситивам принадлежат все духовные существа, которые ощущают друг друга подобно тому, как материальные — видят, слышат, обоняют и осязают одно другого. Все ангелы, небесные или люциферовы, — суть духовные сенситивы. Из людей же этой способностью обладают только исключительные натуры с высоко развитым духом, «святые души», как их называл Аполлоний, потому что души «святые» именно таковы, хотя они могут быть и не у святых. Этих духовных сенситивов при батареях Аполлония самое недостаточное число, потому что души такого рода, по непонятным для него причинам, питают вообще отвращение к действиям против Бога. Однако они все-таки имеются. Их способности не могли быть опытно проверены в отношении небесных ангелов, но, по соглашению с Люцифером, ангелы последнего несколько раз приближались к психическим батареям, и духовные сенситивы их открывали очень удачно. Лично Аполлоний не принадлежал к числу таких натур, но Антиох принадлежал в высокой степени. Он никогда не имел соприкосновения с ангелами Бога, но присутствие и приближение Люцифера и его духов ощущал очень хорошо. Во всяком случае, по недостаточности таких лиц в армии Антиоха, ей требовалась помощь Люцифера, который и обещал присоединить к батареям необходимое количество своих духов. В общей сложности, по мнению Аполлония, средства действия были развиты очень недурно. Антиох был менее оптимистичен. По его убеждению, главную силу в борьбе против Бога — составляет сам Человекобог, сосредоточивающий около себя все духовное напряжения человечества. Психические батареи — орудие лишь подсобное. А объединение всего человечества около одной личности — все еще не достигнуто, и Антиох начинал опасаться, что Люцифер вовсе не прочь от того, чтобы человечество объединилось около него самого, а не около Антиоха. Но что он мог сделать против этого? Он только надеялся, что люди более склонны смыкаться около человека, и что, следовательно, течение событий окажется в пользу его, а не Люцифера, если только не подведут кардиналы… «От этих людей, — думал он, — возможно ожидать, что они продадут вселенское человекобожие за чечевичную похлебку земных подачек Люцифера!»