Ночью 16 января

Айн Рэнд

НОЧЬЮ 16 ЯНВАРЯ

© Перевод Т. Ребиндер

Предисловие автора

Если бы меня попросили классифицировать «Ночью 16 января» в обычных литературных терминах, я сказала бы, что это не «романтический реализм», а скорее «романтический символизм». Для тех, кто знаком с эстетикой объективизма, я могу дать более точное определение: «Ночью 16 января» — это не философская пьеса, а пьеса о смысле жизни.

Смысл жизни — это своеобразная замена метафизики, подсознательный общий вектор отношения человека к своему существованию. Я выделила последние слова, потому что именно отношение человека к жизни — это сердцевина и движущая сила его подсознательной философии. Любое произведение художественной литературы (и, говоря шире, вообще любое произведение искусства) — это воплощение смысла жизни автора. Но оно может выражать этот смысл жизни в терминах, в том числе философских, а может дать его абстрактно общей эмоциональной составляющей. «Ночью 16 января» — это чистая абстракция.

Это означает, что события этой пьесы не следует воспринимать буквально; они раскрывают некие основные философские понятия, в умышленно утрированной ситуации, которая помогает сохранить единственную абстракцию: отношение героев к жизни. События служат лишь для того, чтобы выявить мотивы действий героев, при этом сами действия имеют второстепенное значение — важны мотивы, а не их воплощение в действии. События дают возможность увидеть две крайности, два противоположных друг другу способа существования: пылкая вера в свои силы, самоуверенность, амбициозность, отвага и независимость, с одной стороны, и консерватизм, подобострастие, зависть, ненависть и жажда власти, с другой.

Я не думаю, и не думала, когда писала пьесу, что мошенник — положительный герой или респектабельный банкир — злодей. Но для драмы конфликт независимости и послушания, и преступник — изгой общества могут стать красноречивыми символами. В этом, кстати, причина большой привлекательности для читателя «благородного жулика» в литературе: он символизирует мятеж как таковой, вне зависимости от того, против какого общества бунтует; символизирует (для большинства людей) их смутную, не вполне осознанную, неосуществленную тягу к понятию или расплывчатому образу человеческого достоинства.

То, что криминальная карьера, на самом деле, не то, за что можно уважать себя, не имеет значения, когда речь идет о смысле жизни. Смысл жизни имеет прямое отношение к сознанию, а не к реальной жизни человека; а вернее, к тому, как сознание человека воспринимает его реальную жизнь. Здесь имеет значение, что лежит в основе его сознания, а не правила поведения.

В этой пьесе смысл жизни должен был быть выражен словами, так сказать, буквально: «Твоя жизнь, твои достижения, твое счастье, твоя личность важнее всего. Поднимись на максимальную высоту, которую видишь для себя, независимо от того, с какими обстоятельствами ты столкнешься. Способность видеть с высоты самоуважения — самое восхитительное качество в человеке». Как именно подняться до высоты такого видения, как на самом деле осуществить этот принцип — вопрос, на который смысл жизни ответить не может: это задача философии. (Тех, кого интересует природа и назначение смысла жизни, я могу отослать к своим статьям «Философия и смысл жизни» и «Искусство и смысл жизни» из сборника «Романтический манифест»).

«Ночью 16 января» — это не философский моралистический трактат: я хотела донести до читателя то, что лежит в основе человеческого сознания.

Пьеса была написана в 1933 году. Все началось с того, что мне пришла в голову идея написать драму, действие которой происходило бы в зале суда, с разбором дела об убийстве, причем присяжные заседатели набирались бы из зрителей и голосованием определяли бы приговор. Естественно, имеющиеся улики и факты, указывающие на виновность или невиновность ответчика, должны были делать возможным любое решение. Но несовпадение во мнениях присяжных касательно недоказанных фактов ни в коем случае не будут продиктованы соображением какой-либо личной выгоды. Так что это становится психологической задачей.

В основу сюжета легло поражение Ивара Крюгера, или, вернее, реакция общественности на это поражение.

12 марта 1932 года шведский «король спичек» Ивар Крюгер покончил собой. Самоубийству предшествовало разорение созданной им гигантской финансовой империи и разоблачение — эта империя оказалась результатом крупных жульнических махинаций. Он был загадочной фигурой, «волком-одиночкой», прославившимся как личность выдающегося ума, непоколебимой решительности и восхитительной смелости. Его падение, подобно взрыву, подняло столп пыли и грязи — то есть столп самого гневного порицания.

Порицались не его сомнительные методы, его безжалостность и бесчестность, а его честолюбие. Его ловкость, самоуверенность и тот шарм, которым было окутано его имя и его жизнь, были выставлены на всеобщее обозрение, снабжены гипертрофированными подробностями, чтобы насытить полчище ничем не примечательных завистников, празднующих его поражение. Это было злорадное торжество. Его лейтмотивом было не «Как он так пал?», а «Как он смел так высоко подняться?» Если бы во времена Икара или Фаэтона существовала пресса, они прочли бы о себе что-нибудь в этом роде.

На самом же деле Ивар Крюгер был человеком необыкновенных способностей и изначально сколотил состояние честным путем; его погубили игры с политикой (наполовину экономикой, наполовину политикой). Желая монополизировать мировой рынок спичек, он начал давать большие ссуды правительствам европейских стран в обмен на монополию в данной стране — долги, которые ему потом так и не возвращали, расходы, которые он не смог компенсировать, и которые толкнули его на фантастические махинации с активами и бухгалтерией. Он пошел на это, чтобы скрыть убытки. Если разобраться до конца, не Крюгер наживался на крахе инвесторов, которых он обманул; нажились на них правительства различных европейских стран. (Но когда правительство занимается такими вещами, это называется не «надувательством», а «дефицитным финансированием»).

Во время смерти Крюгера меня в этой истории интересовал не политический аспект, а природа общественного порицания. Они осудили не мошенника, а само величие; и именно величие мне захотелось защитить.

Вот с какой целью я писала «Ночью 16 января»: чтобы воплотить на сцене тот смысл жизни, символом которого отчасти является Ивар Крюгер, и противопоставить ему смысл жизни, который с вульгарной открытостью выказывают нападающие на него.

Бьорн Фолкнер, главный герой, который ни разу не появляется на сцене, — это не Ивар Крюгер; он тот, кем Ивар Крюгер мог бы быть или, возможно, должен был быть. В пьесе одна из двух противоборствующих сторон представлена Бьорном Фолкнером и Карен Эндр, его любовницей-секретаршей, которую судят за его убийство, а другая — Джоном Грэмом Уитфилдом и его дочерью. Обстоятельства дела могут быть (почти в равной степени) истолкованы как указывающие на виновность, так и оправдывающие обвиняемую. Все держится на показаниях свидетелей. Присяжные должны принять решение, кому поверить, а это зависит от собственного смысла жизни каждого из присяжных.

По крайней мере, я на это надеялась. Но даже тогда я знала, что большинство не станет задумываться о таких вещах, что люди обычно непоследовательны в своих суждениях, выборе ценностей и даже смысле жизни. Я знала, что они, вероятно, перепутают основные антитезисы и будут судить, исходя из минутного порыва, не придавая своему приговору большого значения.

Я также знала, что тема смысла жизни — не самое удачное, что можно придумать для суда с присяжными-зрителями; лучше взять бы что-нибудь более подходящее для широкой дискуссии; скажем, контроль рождаемости, эвтаназия или «пробные браки». Но в данном случае у меня просто не было выбора. За всю свою жизнь я не смогла создать истории на такую узкую тему. Мой собственный смысл жизни требует сюжета с крупными личностями и потрясающей историей; я не могла разжечь в себе интерес к чему-то меньшему — не могла тогда и не могу теперь.