О расовых доктринах: несостоятельны, но правдоподобны

И как бы ни возражали либеральные литературоведы, но, если подходить к художественной литературе, памятуя о том, что её произведения вне зависимости от желания авторов оказывают воздействие на общество и, прежде всего на молодежь, облагораживая или растлевая будущие поколения, то Николай I в своих оценках лермонтовского "Героя" прав. Он, обладая государственным масштабом мышления, оказался куда лучшим литературным критиком, нежели любой из его критиков, государственным характером мышления не обладающий; а без государственного, а ныне глобального масштаба мышления все притязания на гуманистичность мировоззрения (добротолюбие) оказываются несостоятельными.

Мы не идеализируем Николая I, но считаем необходимым очистить память о нём от возводимой на него последышами декабристов напраслины.

В этой же связи полезно знать, что, хотя все основные государственные документы были уже готовы, Николай I не посмел отменить крепостное право еще в 1844 г., поскольку оппозиция крепостников была куда сильнее [145] и многочисленнее, нежели международная оппозиция декабристского толка, которую он успешно подавлял на протяжении всего своего царствования, а опереться в проведении реформ царю было не на кого: Молчалины, Фамусовы, Аккакии Аккакиевичи, Сквозник-Дмухановские, Хлестаковы, и прочие — крепостники и покорные им холопы; они — хоть дурная, но всё же база для пополнения кадров государственного аппарата: служат не Отечеству за совесть, а властной персоне государя-императора — за чины, за награды, за деньги, наконец — за страх. И приходится комплектовать кадровый корпус управленцев из им подобных, поскольку без государственности в XIX веке Российская цивилизация жить не может; не может и в конце ХХ, и в начале ХХI; и приходится править (рулить) с оглядкой на эту мафию, узурпировавшую государственность [146]. А кроме них во множестве расплодились Чичиковы, Собакевичи, Маниловы, Плюшкины, Коробочки, Чацкие, Онегины, Ленские, Обломовы и т. п. баре, к службе ни Отечеству, ни государю лично вообще не пригодные.

ПРОБЛЕМЫ же наши были и ЕСТЬ не в тоталитаризме государственной власти и отсутствии свободы оппозиций, свободы личности и пр., а в отсутствии широкой общественной позиции в отношении государственного и цивилизационного строительства Руси.

Прошло несколько более 50 лет после смерти Николая I. П.А.Столыпина, который вопреки всему успел подняться до поста премьер-министра, действительно убил еврей, преследуя далеко идущие политические цели сионо-интернацизма [147], но подставили его под бой кто? — исконно русская "раса господ", причем не либеральная, а так называемая "консервативная". Те, кто был непричастен к этой подставе, во множестве радовались гибели единственного в империи, как показала дальнейшая история, самодержавного руководителя исполнительной ветви государственной власти, исходящего из приоритетов государственных интересов народов России (как он их понимал) над международными, антирусскими интересами.

С.Ю.Витте — противоположность П.А.Столыпина, в том смысле, что, омасонившись и женившись во втором браке на еврейке, как государственный чиновник отдавал приоритет в политике интересам международных сил, а в России видел средство их осуществления и подручный "этнографический материал". О его участии в торможении кораблестроительной программы перед русско-японской войной уже говорилось, но этот выдвиженец Александра III кроме того и один из тех, кто несёт прямую персональную ответственность за события 9 января 1905 г.

В это время С.Ю.Витте занимал пост председателя комитета министров (соответствует рангу премьер-министра) и по должности обладал правом доклада царю в любое время дня и ночи. Поэтому накануне расстрела шествия простонародья к царю с петицией (по существу расстрела КРЕСТНОГО ХОДА [148]) представители петербургской общественности явились именно к С.Ю.Витте домой с просьбой, чтобы он немедленно доложил царю (пребывавшему в Петергофе) о том, что запрет городской администрацией Санкт-Петербурга ранее согласованного с нею же маршрута движения народного шествия с выходом на Дворцовую площадь для подачи петиции царю, неизбежно завершится кровопролитием, поскольку:

· войскам дан приказ не пускать народ к Зимнему дворцу всеми средствами плоть до применения оружия;

· руководителям хода не предложено иное место для его завершения, где бы петиция могла быть принята представителями государства;

· толпы народа уже настроились на утро следующего дня идти к царю, к Зимнему дворцу, и просто нет возможности в течение одной ночи всё это множество людей психологически перенастроить на отказ от шествия или на иное место завершения крестного хода.

С.Ю.Витте отказался исполнить эту просьбу, сославшись на то, что это дело вне его компетенции, хотя обязан был понимать всё то, с чем пришла к нему делегация общественности. Так С.Ю.Витте подставил и дискредитировал и царя, на которого впоследствии была возложена ответственность за кровопролитие, и ту часть корпуса жандармов, которая искала решение социально-экономических проблем России на путях реформ, проводимых государством при поддержке народа, и организовывала шествие с целю подачи петиции.

Также мало кто знает, что при разработке фабричного законодательства, еще в бытность С.Ю.Витте министром финансов, он защищал сверхприбыли с жиру бесящихся крупных капиталистов, а за социальные гарантии для рабочих и их семей боролись представители полиции и корпуса жандармов, которые не хотели в грядущем марать себя народной кровью при "усмирении беспорядков", спровоцированных самим же капиталом.

Своими действиями на государственных должностях после смерти Александра III С.Ю.Витте нагнетал революционную ситуацию, а своим отказом доложить царю о готовящемся расстреле крестного хода он дал старт революции, сам оставаясь в числе "судей". Он не был дураком, не понимавшим последствий своего отказа исполнить просьбу представителей петербургской общественности. Однако до сих пор в кругах интеллигенции С.Ю.Витте числится как "либерал и реформатор", которого не понял и не поддержал "тупой царь", поверив его завистливым клеветникам, что свидетельствует об исключительном фактологическом невежестве современной "интеллигенции" в области истории, а также заставляет вспомнить пословицу: "Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты" [149].

Как сообщает тот же С.Ю.Витте в своих воспоминаниях [150], генерал А.Н.Куропаткин, назначенный командующим русской армией на Дальнем востоке в ходе русско-японской войны, посетил его перед отъездом на театр военных действий. С.Ю.Витте дал ему совет: начать командование с того, что послать царю верноподданнейшую телеграмму, арестовать царского наместника на Дальнем востоке адмирала Е.И.Алексеева и отправить его в Петербург под конвоем, поскольку в противном случае наместник будет вмешиваться в дела А.Н.Куропаткина, и победы не будет вследствие отсутствия единоначалия на театре военных действий, что и случилось.

Как считалось в те времена, наместник на Дальнем Востоке адмирал Е.И.Алексеев был незаконным сыном Александра II, что давало ему неформальное право быть самонадеянным и игнорировать дальновидные мнения специалистов, а его безответственный произвол глушил всё живое и творческое при исполнении им должностных обязанностей. При начале русско-японской войны его тупость и нераспорядительность привели к тому, что и тот флот, какой был на театре, подвергся внезапному удару японских миноносцев на внешнем, открытом рейде Порт-Артура в ночь на 27 января [151] 1904 г. Только благодаря тому, что японцы сами ошиблись при планировании этой операции, решив провести последовательно несколько атак миноносцев, русский флот не был уничтожен, поскольку эффекта внезапности и определяемого им успеха достигла только первая атака, в ходе которой повреждения получили всего лишь два броненосца и крейсер, которые всё же удалось удержать наплаву.