О расовых доктринах: несостоятельны, но правдоподобны

Правильность принятого Александром III этого стратегического решения подтверждает следующий факт. При начале второй мировой войны ХХ века германский пассажирский лайнер "Бремен", в прошлом обладатель "Голубой ленты Атлантики", ни кем не замеченный пришел в Мурманск из Нью-Йорка, в то время как английский флот, зная о его выходе, имея береговую и палубную авиацию, подводные лодки, радиосвязь, зачатки радиолокации, пытался его перехватить.

До появления радио, радиолокации и авиации (особенно палубной) развертывание сил флота из района Мурманска можно было осуществить еще более беспрепятственно, особенно в период полярных ночей. По существу Александр III своим решением о базировании главных сил имперского флота на район нынешнего Мурманска ставил "владычицу морей" перед мужиком с занесенной косой: что-то не так — свист косы: сапоги стоят сами по себе, "джентльмен" в изумлении на непродолжительное время зависает в воздухе сам по себе, а потом падает. Тем самым сценарий, аналогичный "крымской" войне, автоматически исключался [136], а в мирное время вся Британская империя работала бы на то, чтобы её эскадры, сменяя друг друга, коптили небо над Баренцевым морем и штормовали бы там зимой в полярной ночи, пока русский флот занимается боевой подготовкой и обустраивается с возможным комфортом на Кольском побережье, куда предполагалось проложить сразу же железную дорогу-двухпутку. Свертывание сил имперского флота на Балтике и в Черном море не предполагалось, что гарантировало политическое здравомыслие в Берлине и в Стамбуле; а предполагавшееся развитие района Владивостока (строительство Транссиба было начато в 1891 г. еще до начала Кольского проекта), гарантировало здравомыслие в Токио. "Пульт управления" общеевропейской политикой по мере выполнения этой программы автоматически перемещался бы в Гатчину — любимую резиденцию Александра III.

Если бы к этому добавить проведение в жизнь указа, по смыслу противоположного указу "о кухаркиных детях", например в форме указа о создании "общероссийской системы императорских училищ имени Ломоносова, Суворова и Нахимова" (что отчасти сделал И.В.Сталин спустя полвека), куда принимались бы за счет казны дети "простолюдинов", где уровень подготовки гарантировал бы поступление царевых питомцев в лучшие университеты и вузы России и зарубежья, то описанное, будучи подкрепленным общенародным кадровым корпусом профессионалов разного рода, могло бы стать политической реальностью, определяющей историю ХХ — ХХI веков.

Николай II еще в первый год своего царствования молча отказался от эксплуатации в интересах мирного развития России унаследованного от отца внешнеполитического курса и предоставляемых им по существу автоматических гарантий безопасности внутренних реформ, и сухопутная экспансия имперского капитала обрела иное направление: Монголия, Китай, Корея. В результате политические интересы Японии, рассматривавшей эти же регионы как исключительную зону своих колониальных устремлений, вошли в непримиримое противоречие с политическим курсом России, хотя до этого времени отношения России и Японии были добрососедскими [137]. Финансовые резервы, предназначенные Александром III для Кольского проекта, при Николае II были растрачены в строительстве на Балтике Либавской базы (ныне Лиепая на территории Латвии, союзной антирусскому блоку НАТО), доказавшей свою никчемность и в русско-японскую, и в первую мировую, и в Великую Отечественную войну, вместо того, чтобы быть вложенными в развитие Владивостока, коли уж решили изменить политический курс так, что ущемили Японию в её колониальных притязаниях.

Вследствие этого изменения внешнеполитического курса Россией Великобритания и Япония стали союзниками. Японии — под будущую её войну с Россией — были предоставлены кредиты, которыми та расплатилась с тою же Великобританией, США и Италией за строительство кораблей своего флота. При этом Великобритания, имея флот, превосходящий по тоннажу в совокупности флоты двух следующих за нею морских держав [138], не забывала строить новые корабли и для себя. Российские же кораблестроительные программы должны были завершиться на год позже японских, и — вследствие управления политическими процессами на Дальнем востоке из-за рубежа — они не гарантировали для России мирной жизни.

Об этом отставании в Петербурге знали, но не придавали этому факту должного военно-политического значения. Более того уже в наши дни, в печати проскальзывали сообщения, что отечественные кораблестроительные программы были приторможены С.Ю.Витте, который, будучи главой правительства, отказал в дополнительном экстренном финансировании (и "самодержец" с этим согласился), когда выяснилось, что Россия на год отстает от потенциального противника со строительством флота для Тихого океана.

В этот период нагнетания потенциала грядущей катастрофы России супругой её государя была неоспоримо библейски-православная внучка королевы Великобритании Виктории [139], а англофильское крыло "русской элиты" (на которое обратил внимание еще А.С.Пушкин в "Барышне-крестьянке") обрело в России разностороннюю власть. Власть англофилов и привела исторически сложившуюся государственность России к краху в двух последовательных войнах за интересы закулисных хозяев Британской империи.

В российской имперской "элите" были всякие течения: германофильские, англофильские, франкофильские, не было и не могло быть только общерусского, поскольку общерусскость исключает разделение русских на "элиту" и "рабочее быдло" не только в преемственности поколений, но и в каждом поколении. Александр III пытался вырастить русофильское политическое крыло как часть "элиты" ("расы господ"), но ему это не было позволено Свыше, а общерусскому росту он препятствовал свое политикой в области общенародного и "элитарного" образования.

В реальной истории именно при сочетании пробританского внешнеполитического курса Николая II и нравственно-этических особенностей российской "элиты" в первой четверти ХХ века в ходе революций, в ходе боевых действий на суше и на море, не достигнув ни каких-либо полезных для Российской империи результатов, ни осуществив каких-либо целей цивилизационного строительства Святой Руси, погибли миллионы простых людей в нескольких поколениях.

И нет оснований думать, что при продолжении внешнеполитического курса Александра III Николаем II, "элита" бы облагородилась сама собой и обрела бы должный профессионализм, необходимый для занимаемых её представителями должностей в государственном аппарате, армии, флоте и т. п. "Элита" бы продолжала деградировать, мешала бы людям жить и творить, и Россия, став к середине ХХ века единственной в мире сверхдержавой, оказалась бы внутренне гнилой и нравственно порочной, вследствие чего такой её взлет завершился бы катастрофой, подобной краху Византии. И в наложении запрета Свыше на движение России этим путем — содержательный смысл утверждения "история сослагательного наклонения не имеет" по отношению к истории России.

Попустительствуя "элите", не пресекая беспощадно её злоупотреблений социальным положением и должностными полномочиями, Николай II по существу позволил проявиться в "элитарной" самодеятельности всем мерзостям, носителями которых была спесивая и возомнившая о себе имперская наследственно-клановая "элита". Скатился ли Николай II под эгрегориальным психологическим диктатом, ретранслятором которого была его супруга, на политический курс самоубийства династии и прежней государственности; либо он пожертвовал и собой, и своей семьей во имя не оглашенных им, но известных ему целей [140], не видя иных путей к их достижению, кроме прохождения России — региональной цивилизации — через революцию, предназначение которой было смести изжившие себя государственность и общественное устройство, — это особый вопрос, рассмотрение которого не входит в тематику настоящей работы.