Сочинения в двух томах. Том 2

Но следует ли пускать это дело на самотек? Должен ли человек, определяя весь ход своей жизни, руководствоваться только своим нравом и наклонностью, не прибегая к помощи разума, который научил бы его, какая дорога предпочтительнее и в большей степени ведет к счастью? И разве нет различия между поведением одного человека и другого?

Да, отвечаю я, различие есть, и оно велико. Один человек, избрав в соответствии со своей наклонностью определенный жизненный путь, может употреблять более верные средства для достижения поставленной цели, чем другой, избравший аналогичный путь и домогающийся того же самого. Объектом твоего желания является богатство? Так приобрети должное профессиональное мастерство, применяй его с усердием, расширяй круг твоих друзей и знакомых, избегай праздности и расточительства и будь щедрым только в том случае, если ты уверен, что получишь от этого больше, чем от бережливости. Ты желаешь приобрести общественное уважение? Остерегайся в равной степени таких крайностей, как высокомерие и раболепие. Пусть будет ясно, что ты знаешь себе цену, но не презираешь и других. Если же ты впадешь в одну из этих крайностей, то или раздражишь своей дерзостью человеческую гордыню, или же навлечешь на себя своим робким пресмыкательством и низким мнением, которое, как представляется, ты имеешь о себе, всеобщее презрение.

Но, скажешь ты, все это принципы обычной предусмотрительности, обычного благоразумия, которые внушает своим детям каждый родитель и которым следует в своей жизни, домогаясь избранной цели, любой обычный человек. Но чего же ты еще желаешь? Разве ты пришел к философу как к какому-то чародею, чтобы он научил тебя при помощи магии и колдовства тому, чего ты не в состоянии почерпнуть из обычной предусмотрительности и обычного благоразумия? Да, мы пришли к философу научиться тому, каковы должны быть избираемые нами цели, а не выяснять средства их достижения. Мы хотим знать, какие желания нам следует удовлетворять, каким аффектам давать простор, каким влияниям потворствовать. А что до остального, то мы полагаемся на здравый смысл и общепринятые максимы поведения.

Но в таком случае мне остается только сожалеть, что я претендовал на роль философа. Твои вопросы поставили меня в тупик, и я опасаюсь того, что если мой ответ окажется слишком суровым, то я могу прослыть педантом и схоластом, если же он будет слишком вольным, то как бы не оказаться мне проповедником порока и безнравственности. Однако я удовлетворю твое любопытство и изложу свое мнение в связи с данным вопросом. Мое единственное желание состоит в том, чтобы ты не придавал моему мнению слишком большого значения подобно тому, как не придаю ему такого значения и я сам. И ты не должен также считать, что оно заслуживает твоей насмешки или же твоего гнева.

Если мы можем положиться на какой-либо полученный от философии принцип, то это, я думаю, будет тот совершенно несомненный факт, что нет ничего такого, что само по себе было бы ценным или достойным презрения, желанным или ненавистным, прекрасным или уродливым. Все эти атрибуты зависят от тех или иных особенностей в организации и устройстве человеческих чувств и аффектов. То, что одному животному кажется самой изысканной пищей, у другого возбуждает отвращение; то, что приятно волнует чувства одного, у другого вызывает ощущение неудобства и беспокойства. Так, по общепризнанному мнению, обстоит дело со всеми телесными чувствами. Но стоит исследовать дело поглубже, и станет ясно, что точно так же обстоит дело и тогда, когда дух действует совместно с телом и смешивает свои чувства с направленными вовне влечениями.

Попроси страстно влюбленного описать характер своей возлюбленной. Он ответит тебе, что у него нет слов, чтобы выразить ее очарование, и совершенно серьезно спросит в свою очередь, приходилось ли тебе быть знакомым с богиней или ангелом. Если ты ответишь, что нет, не приходилось, то он скажет, что ты не сможешь создать себе представление о той божественной красоте, которой наделена его возлюбленная, о совершенстве ее форм, о пропорциональности ее черт, об очаровательном выражении ее лица, о прелести ее характера и веселости нрава. Но из всех этих разглагольствований ты можешь сделать только тот вывод, что бедняга влюблен и что вложенное природой во все живые существа обычное влечение полов друг к другу заставило его наделить один определенный объект всеми теми чертами, которые ему приятны. Это же самое божественное создание не только для другого животного, но и для другого человека есть всего лишь смертное существо, на которое можно взирать с полнейшим равнодушием.

Природа наделила все живые существа таким же предрассудком и по отношению к их потомству. Как только беспомощное дитя увидит свет, его любящий родитель начинает рассматривать его как существо, заслуживающее наибольшей привязанности, и предпочитает его любому, даже самому совершенному и законченному, объекту, хотя для всякого другого оно есть всего лишь жалкое и заслуживающее презрения создание. Только аффект, проистекающий из первоначального устройства и организации человеческой природы, придает ценность самым незначительным объектам.

Мы можем продолжить наше наблюдение и прийти к выводу, что и в том случае, когда дух действует сам по себе и, порицая одно и одобряя другое, называет один объект уродливым и гнусным, а другой — прекрасным и привлекательным, все эти качества в действительности принадлежат вовсе не самим объектам, а исключительно чувствам этого порицающего или восхваляющего духа. Я вполне допускаю, что сделать это положение очевидным и как бы ощутимым для нерадивых умов трудно, ибо природа более единообразна в настроениях духа, чем в большинстве телесных чувств, и порождает большее сходство во внутреннем, чем во внешнем, аспекте человеческой природы. В духовных вкусах есть нечто подобное принципам, и критики могут рассуждать более убедительно, нежели повара или парфюмеры. Однако мы можем заметить, что это единообразие внутри человеческого рода не мешает существовать значительным различиям в суждениях о красоте и ценностях; не мешает оно и тому, что воспитание, привычки, предрассудки, капризы, нравы часто изменяют наш вкус в этой области. Вам никогда не убедить человека, который не привык к итальянской музыке и слух которого не способен освоиться с ее сложностью, что она лучше шотландской мелодии. Вы не сможете выдвинуть ни одного аргумента, кроме ссылки на свой вкус. Что же касается вашего противника, то его вкус явится для него самым решающим аргументом в этом деле. Если вы умны, то каждый из вас допустит, что вы оба правы. И, имея в виду множество других случаев подобного расхождения во вкусах, вы оба придете к выводу, что и красота и ценности полностью относительны и состоят в том приятном чувствовании, которое порождается объектом в том или ином духе в соответствии со структурой и устройством последнего.

Посредством этого разнообразия чувствований, наблюдаемых у человека, природа хотела, по всей вероятности, заставить нас почувствовать ее власть и понять, какие изумительные перемены может она породить во вкусах и желаниях людей при помощи одного лишь изменения их внутреннего устройства, не производя изменений в самих объектах. Этот аргумент может быть решающим для простонародья, но привыкший к размышлению человек может прибегнуть к более убедительному или по меньшей мере к более общему аргументу, исходящему из самой природы объекта.

В своих мыслительных операциях ум не делает ничего, кроме быстрого просмотра объектов, предполагая их такими, какими они существуют в действительности, ничего к ним не прибавляя и ничего от них не отнимая. Если я изучаю систему Птолемея и систему Коперника, то я стремлюсь только к тому, чтобы при помощи своего исследования узнать истинное расположение планет. Иными словами, я пытаюсь в моих понятиях поставить их в такое же отношение друг к другу, в каком они находятся на небе. Таким образом, этой операции ума всегда соответствует реальное, хотя часто и неизвестное, мерило, заложенное в самой природе вещей, и истина и ложь остаются неизменными, несмотря на разнообразие человеческих отношений. Хотя бы все человечество пришло к выводу, что Солнце движется, а Земля покоится, Солнце от этого не сдвинулось бы ни на дюйм и подобное умозаключение осталось бы навсегда ошибочным и ложным.