Попробуй меня (СИ)

Ладно, черт с тобой, гребаный придурок! – нервно выкрикиваю я и шагаю прочь с этого места, быстрее вперед, путаясь в шнурках от собственных ботинок и нарываясь на пронизывающий ветер. – Достало слушать твое нытье, эти думы о вечной любви и все такое.

Сзади слышится нервный смешок, язвительный, точно змеиный укус.

Что-то еще? – оборачиваюсь я, требовательным взглядом буквально умоляя его открыть машину.

Тебя. – пожимает он плечами, начиная пинать рядом лежащий камень. – Тебя, тебя и тебя, Дейвидсон. Я хочу много тебя.

Я закатила глаза к звездному небу и принялась вдыхать ледяной воздух полной грудью настолько сильно, что в гортани уже защипало, а ледяной поток с размахом грохнулся в живот и принялся обволакивать мои внутренности снежными объятиями.

Ну давай, покричи, поплачь, может, тебя вырвет сейчас — меня это не остановит. Вообще. – хриплым голосом произносит Стайлс, и, разворачиваясь на 180 градусов, шагает прямиком к замёрзшему пруду.

«Да какого…» - судорожно проносится в моей голове, и я не нахожу ничего прекрасней, чем долбануть с размаху по его машине – может, хоть это его остановит.

Ему плевать.

Ему совершенно плевать на все, что происходило вокруг.

Гарри сел на покрытый снегом старый пень и принялся кидать камушки на лед, что-то бурча себе под нос и вновь бросая их туда.

Тебе известно, что такое совесть? – срываясь, произнесла я, сквозь стиснутые зубы. – Как этим пользоваться? В каких случаях применяется?

Стайлс хмыкнул себе под нос, и хватило лишь одной секунды, чтобы понять – как он мучительно терпит. Терпит все, что ему нужно, нет, приходится переживать, все эти гребаные встречи и расставания, все то, что он так ненавидит и все то, что он обязан просто делать.

Сцепив руки в замок, я принялась настойчиво выдыхать горячий воздух на ледяную кожу, пританцовывая на месте. Все это порядком сидело поперек горла, но и в этом была своя, черт ее побери, романтика.

Я так больше не могу, Гарри. – прохрипела я сиплым голосом, медленным шагом направляясь к потускневшему Стайлсу. – Не могу. Ни капли.

Темно-бирюзовые глаза смотрят настойчиво, требовательно, по-честному грубо, с искринкой жалости и жалкой апатией. Сухие губы дрогают в улыбке в тот момент, когда я усаживаюсь рядом с ним на колени, и мне совершенно все равно, что подо мной чистейший снег и руки уже посинели от мокрых снежинок.

Последняя ночь перед рождеством, Дейвидсон. – прошептал он, накрывая мою руку своей горячей ладонью. Такой горячей, что невольно хочется дернуть рукой. Потому что очень горячо. – Ждешь?

Я мотнула головой. Так легко и непревзойденно, точно Рождество – это последнее, о чем я мечтала весь этот проклятый год.

Крепкие скулы сжимаются, нервно дергаются. Стайлс приоткрывает рот, чтобы сказать что-то такое, что запомнится в голове надолго, но нет. Он не говорит. Лишь отворачивается, опускает голову и смеется. Легко и нежно.

Слишком свободно.

Ты появился и пробудил ад во мне, Гарри.

Это Тимберлейк, верно? – замечает он и положительно кивает головой. – Я люблю эту песню, Дейвидсон. Возможно, это единственное, что я люблю.

Комок посреди горла оказался замерзшим. Возможно, он прирос к гортани или что-то там еще. Ему неизвестно, что такое любовь. Поэтому… он любит песни?

Как дела, Рикка? – неожиданно спрашивает он, резко дергая меня за руку так крепко, что я тут же поднимаюсь и мгновенно оказываюсь на его коленях.

Стайлс довольно усмехается.

Господи.

Легкие, держитесь.

Я ничего не понимаю, трясусь как осиновый лист, смотрю на пруд, чувствую Гарри, много Гарри, слишком много Гарри, боже, я хочу, я не могу, меня качает, где мой воздух, дайте мне тонну.

Я спросил, как дела, Дейвидсон? – грубо повторяет он, однако мягко кладет свою голову мне на плечо, и я чувствую, как дрожит у меня под коленками, а во рту все высыхает, точно там прошлась песчаная буря.

Я люблю тебя, Гарри.

Мои руки тряслись. Они тряслись так, как будто их только что огрели открытым электричеством. И когда он нежно обхватил мои ладони, что-то, что никогда не случалось раньше, промелькнуло во мне.

Здесь не было его любимого разврата и вечной пошлости. Это был настоящий Гарри, на самом деле, с горячим сердцем, которое топилось только тогда, когда…

У меня есть пара огромных шкафов и сундуков, битком набитых чувствами к тебе. – спокойно отвечает он, повернув мое лицо к себе, схватив меня за подбородок двумя пальцами.- Но они запираются на ключ, и этот ключ у меня в кармане.

Чт..

Тебе не нужны никакие ключи, Дейвидсон. Ты разрываешь меня без всех замков. Ты одна делаешь это. И я прошу тебя, - он замолчал н надолго, видимо, собираясь с мыслями. – Если ты можешь - пожалуйста, не заканчивай.

Каким-то чудом я встретила Гарри. Каким-то чудом наши чувства мгновенно стали взаимны. Все эти чудеса потихоньку складывались друг с другом, пока однажды не случилось самое главное чудо — чудесный поцелуй, который скрепил нашу последнюю ночь перед самой заветной, спустя целый год.

Он целовал развязно медленно, и пусть губы леденели от мороза, сердце умоляло выпрыгнуть из грудной клетки, а рукам было бы комфортней находиться в карманах, чем на крепкой мужской спине, все это продолжалось сладко - медленно, вкусно, сочно и в какой-то степени с долей чертовой дерзости, которую он не мог оставить в стороне.

Мягкие руки скользили по оголенной коже, все вокруг, казалось, покрывалось мурашками, не было сил терпеть и что-то там еще, все было так, как бывает лишь только в каких-нибудь галактиках.

Emika – For Sex (Drop The Others)

Он не смог вытерпеть. Мы оба не смогли.

Печка в машине, казалось, разрывалась от такой температуры. Жалкая романтика, гребаные снежинки – кому это к чертям оказалось нужным, когда здесь, на фоне проклятого колледжа, на заднем сидении одной из самых дорогих машин, он нависал надо мной.

Слишком близко.

Его было так много, что я снова и снова брала за привычку начинать задыхаться, но эти губы, господи, Рикка, эти губы, они сводили с ума.

Тебе понравится. – излюбленная фраза. Вырывается из хриплых уст с особой дерзостью – все, что находится в голове, вращается с нереальной скоростью. – Подними ручки, девочка.

И я послушно делаю все, что он приказывает. Просто потому, что это Гарри. Потому что он рядом и потому что он – это все, что я так требовательно хочу.

Хочу.

Не иначе.

Влажные от развязной слюны пальцы проникают вовнутрь, настолько мягко, что я выгибаюсь под ним четкой дугой от такого потрясающего чувства, которое, вроде как, называют «незапланированный оргазм».

Ты трясешься, но ведь я еще ничего не сделал. – прошептал он в губы так близко, что я, не сдерживаясь, с силой притягиваю его к себе за шею и автоматически раздвигаю бедра еще шире, потому что я хочу его в себе, и мне, какого-то хера, совсем не стыдно.

Стайлс довольно усмехается.

Гарри, сколько можно терпеть.

Кто-то был в тебе еще? – настороженно спрашивает он, раздвигая пальцы внутри меня и заставляя взвизгнуть так, точно я решила прокатиться на какой-нибудь детской карусели и от неожиданности совсем потеряла голову.

Господи чертов гребаный боже, какие карусели, Дейвидсон, о чем ты думаешь, милая.

Нет. – пискнула я, а затем, прокашлявшись, распахнула глаза шире и уверенно помотала головой. – Никто не трогал меня.

Ты умная девочка. – довольно улыбается он и с силой втягивает нежную кожу внизу живота сквозь острые зубы. – Слишком вкусная.

Мы неоднократно пытались заниматься любовью, но постоянно получался секс. Теперь я отчетливо ощущала, что такое любовь. Любовь таится в сердце, ее не боишься, ее не стесняешься. Ты отдаешь себя ему и знаешь, что это правильно. Чувствовать его в себе становится своим родом особенной гордостью – ты растворяешься в нем.