Попробуй меня (СИ)

Но в глубине души я решил, что хочу сдохнуть не меньше Джеммы.

Не беспокойтесь, с вашей дочерью все будет в порядке. – с наигранной улыбочкой сообщил тот самый доктор Смит, и, буквально через несколько секунд, вокруг нас образовалась приличная кучка докторов в белых халатах.

Ни минуты не мешкаясь, они помогли сестре свободно улечься на железную каталку, (господи, это выглядело так жалко), а затем, накрыв ее белой простынью, свободно повезли ее в приемное отделение, если бы не пронизывающий крик, разрывающий все вокруг.

Мама! – выкрикнула она, и я буквально потерял голову от такого пронизывающего вопля. – Я боюсь.

Мое сердце сжалось.

Хм, интересно.

Я почувствовал что-то.

Это, своего рода, успех.

Джемма, девочка моя. – прикусив губу прошептала мама, и склонилась над лицом сестры, прикоснувшись губами к ее лбу. – Мы с Гарри будем здесь и никуда не….

Мы никогда не сдаемся просто так. – я улыбнулся. – Не забывай свою фамилию, Джемма. Держись, сестренка. Ради себя, держись.

Последнее, что я помнил, это крепкая рука, впивающиеся ногти в мою руку и до боли страшный всхлип.

А затем вновь эта каталка, крики врачей, захлопнутая дверь перед моим носом и сердечные таблетки для мамы.

Я забыла выключить плиту. – ледяным голосом прошептала она, сквозь пелену слез смотря на часы. – Или…

Нет, я проверил. – не менее ледяной тон. – Там.. Просто все осталось стоять, как стояло.

Что..

Рождество в больнице – это то, о чем мы так мечтали.

Мама не сочла за радость ответить мне. Она уставилась на часы, с болью выдыхая спертый воздух. Было страшно смотреть на то, что ты не в силах изменить.

Было просто страшно.

Я тысячу раз признавался ей, что не смогу отпустить. В эту ночь должно было сбыться ее главное желание, я обещал себе. Что я получил взамен? Странный припадок, огромная скорость по трассе, нервный тик в области горла и час, до главной ночи года.

Я не знал, что она делает. Я не знал, с кем она, боялся подумать, что если рядом с ней этот гребаный Хоран. Я не представлял, что она чувствует, я не видел ее бледной кожи и не чувствовал прикосновения ее ледяных пальцев на своей руке.

Я просто сидел, облокотившись головой об белоснежную стену, крепко сжимая руку мамы и слушая тикание часов, какие-то глупые перешептывания врачей за стеной, спокойное сердцебиение внутри и ощущал то, как взрываются во мне внутренности, переливаясь яростным пожаром где-то очень глубоко.

Конечно, я хотел ее рядом. Я нуждался в ней так, как не нуждался никто в этом гребаном мире. И было даже не важно, что сейчас Джемма, кажется, отделяет от себя свое будущее, а мама просто путается в мыслях и даже еле дышит – эгоистично неправильно, но я все равно хотел к ней с нереальной силой. Внутри все сжималось, а мышцы нервно дергались – Гарри, ты пропал.

Прошло уже 15 минут. – хриплым голосом сказала мама, не отрывая взгляда от часов. – Целых 15 минут.

Мам, прекрати пожалуйста. – стиснув зубы, недовольным тоном прошипел я, сжимая ее руку крепче. – Какая разница, где ждать полуночи. Санта не придет, и мы уже давно не дети.

На ее глазах мгновенно появились слезы. Стайлс, какого черта.

Мам.- я натянуто улыбнулся и, не сдержавшись, потянулся к родным плечам, чтобы прижать ее к себе покрепче.

Трясущимися руками она обхватила мою шею и я тут же почувствовал на своей коже предательскую влагу.

Ну не плачь. – жалкий спец по успокоению. – Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо.

Я просто боюсь за нее. – еле слышно прошептала она мне на ухо и тут же принялась приглаживать мои волосы рукой, именно так, как в детстве.

Я вновь улыбнулся, поддавшись навстречу ее мягкой руке.

Да что с ней случится? – возмутился я. – Она, в конце концов, в одной из самых дорогих клиник этого гребаного Лондона.

Да, малыш. – она улыбнулась сквозь слезы, а затем вернулась на свое место и по привычке уставилась на циферблат часов. – Ты невероятно прав.

Вздохнув полной грудью, я достал телефон из заднего кармана. Посмотрел на время. Убрал. Снова достал. Посмотрел. И снова посмотрел. Посмотрел, посмотрел, посмотрел. Убрал.

А в голове крутилось лишь одно: Рикка, Рикка, Рикка…

До чертового Рождества оставалось ни много, ни мало – 20 минут, в моей голове крутилось множество мыслей, все они образовывали один гнусный комок – «Рикка, я хочу к тебе».

Сейчас я ощущал одиночество гораздо острее, чем в тех случаях, когда я оставался один. Боль щемила посреди грудной клетки, низ живота стягивало, а вены на руках набухли, точно требуя только одного.

Я хотел быть с ней, и я не устаю это повторять. Я хотел бы слышать ее Рождественское желание на ухо, я хотел в открытую любоваться изгибом ее влажных губ, видеть эти ели-заметные ямочки, наливать ей слабое шампанское в длинный бокал, говорить, что «она мне нравится» (смешно, правда), и то, что она прекрасно выглядит.

Я так больше не могу. – выпальнула мама, резко привстав со своего места.

Приподняв взгляд, я вопросительно посмотрел на нее, но услышав за окном звуки рождественских салютов, проводил ее взглядом и вновь уставился в свой телефон.

Глаза слезились. На часах 23:57, и я чувствую, как стучит мое сердце, как эти звуки отдаются в горле. За окном яркими фейерверками летят огромные искры, отражаясь замудренной тенью на белых стенах больницы.

Руки трясутся.

Я вижу ее номер на экране светящегося телефона, ее пристальный взгляд на фотографии, от которого вновь сжимаются все органы внутри и начинают творить что-то из ряда вновь выходящее.

«Пожалуй, я так боюсь потерять тебя, что запрещаю себе любить. Класть на тебя руки и чувствовать, что ты рядом – ради этого я жил последние полгода. Казалось бы, крошечные прикосновения, Дейвидсон, да на какой черт они вообще что-то значат? Не знаю, милая, зачем мне это необходимо. Иногда думал, как здорово было бы разбить твое сердце и заморозить острые осколки в формочках для льда. Когда было бы плохо – я бы размораживал и крепко держал их, пока не растают до конца. Сколько миллионов тысяч раз я должен прикоснуться к тебе, чтобы осмелиться сказать о главном?

Люблю ли я тебя? Это слишком сложный вопрос. Но на него есть самый простой ответ. Ты знаешь.

С рождеством, Дейвидсон.

Я *.

Как всегда, твой Г.»

Все это напоминало тот момент, когда ты играешь в лотерею и тебя взрывает изнутри до невозможного.

Стайлс, пожалуйста. Одно прикосновение, она получит это. Ты же хочешь этого, друг, ну правда. Просто сделай это.

Я сидел, сжавшись в один комок на этом чертовом неудобном сиденье, грубо выдыхал больничный запах губами и делал миллион вздохов в секунду. Раз, два, три, и снова раз, два, и три.

Палец дрогнул. Давай, Стайлс, прекрати бесить самого себя. Пожалуйста.

Мистер Стайлс? – я буквально подпрыгнул на стуле от неожиданного появления врача из открытой двери и чуть не выронил телефон из рук. Его перчатки из тонкой резины почти по локоть были в крови, что вызывало сущий страх и в какой-то степени небольшое оцепенение.

В чем дело? – я испуганно соскочил с места и мгновенно подлетел к врачу, чувствуя, как сжимаются мои скулы и трясутся руки. – С ней все нормально? Я могу войти?

За стеной в одну секунду послышался пронзительный крик новорожденного младенца, заставляющий мой язык прирасти к нёбу, а глаза налиться нереально огромным количеством крови.

Ребенок?

Могу я видеть вашу маму? – улыбнулся доктор, снимая перчатки с рук.

Я тяжело выдохнул, запуская руки в волосы, а затем посмотрел в сторону стеклянной двери – мама стояла на крыльце спиной к больнице – я чувствовал, как она улыбается, взирая на громкие Рождественские салюты.