Попробуй меня (СИ)

Десять, Дейвидсон. – приподнимается Гарри и смотрит в мои глаза.

Целуй меня в губы.

Легкое прикосновение. Влажные губы, требовательные пальцы замирают внутри, настойчиво растягивая удовольствие насколько это возможно.

Внизу живота все приятно тянет, так приятно, что я невольно закидываю голову назад и, кажется, улыбаюсь сама себе, просто потому, что мне приятно.

Потому что я теряла голову, когда он находился в миллиметре от моего лица.

Девять.

Запусти пальцы в мои волосы. – хрипло прошу я и поддаюсь парню навстречу, обведя головой его руку и умоляя чувствовать его руки в моих волосах.

Он оттягивает их одной рукой, зарывается лицом, вдыхает полной грудью и грубо стонет.

Гарри, смелее.

Восемь.

Я выдыхаю. Одновременно с ним, синхронно, без лишних слов. Впитываю его слабость в себя и приподнимаю бедра выше – хочется больше.

Трогай меня, Гарри. Медленно. Трогай.

Он смеется. Хрипло, развратно, смеется. С легкостью проводит влажную дорожку языком от солнечного сплетения, поддается вперед, целует впадинку внизу живота и проворачивает пальцы восьмеркой внутри – вырывается животный хрип из моих уст. Я понимаю, что сдаюсь.

Семь, Рикка. Семь. Что у нас под номером семь?

Воздух оседает на наши тела слишком быстро. Дышать становится практически невозможно, грудь Гарри вздымается все сильнее с каждым вздохом – от его дыхания внутри разливаются пожары и сердце трепещет так сильно, еще немного, и совсем оборвется.

Семь. Держи меня.

Крепкая рука обхватывает меня за талию и притягивает к себе с неведомой силой. Из горла вырывается крик – он меняет положение пальцев и вводит третий, без всякого смущения облизывая безымянный палец и вновь вводя его вовнутрь.

Терпеть практически невозможно, хотя в теории – это всего лишь семь.

Шесть. – нехотя произносит он, втягивает кожу на шее слишком сильно. Я чувствую, как пульсирует синяя жилка и как она тут же оказывается в прикусе между его зубами.

Губы. – мягко произношу я и целую его. Целую много и сладко, с языком и без, он скользит во мне, хочется буквально орать. Даже не кричать, а орать.

Пять.

Пальцы.

Четыре, Рикка. – улыбается он, спокойно исследует меня изнутри, трется пахом об мои бедра и тут же что-то щелкает – я больше не чувствую ткани на его теле.

Сперто выдыхая, я приоткрываю рот и издаю протяжный стон, молящий лишь только об одном. Ногти самопроизвольно впиваются в мужскую спину, Гарри теряется в себе, совершенно не контролируя себя, целует низ живота, тщательно стараясь не пропустить ни одну клеточку тела.

Чертыре, Стайлс. Игра.

Три.

Медленно. Прикоснись и начни. Пожалуйста, Гарри.

Башню срывает, как на американских горках. Он грубо входит, срывает к черту эту гребаную рубашку на моем теле, прикусывает возбужденную грудь и смело делает еще один толчок вперед – ему просто плевать, что стоны из моего горла тушатся его губами.

Ему просто плевать.

Я любила это животное.

Грубые движения не давали мыслить, все путалось в сознании. Крепкая рука Гарри сжимала волосы на моем затылке, а язык оставлял синяки на тонкой коже – все это, черт возьми, было просто сном.

Наслаждаться им внутри себя, слышать его неразборчивое дыхание на ухо, эти зубы, прикусы – Гарри, милый, где же ты был так долго?

Я соглашусь, порно - фильм вышел бы тиражом в миллион экземпляров – на кожаном сидении было особенно развратно.

Похоть, языки и пальцы – грязно, паршиво, но по-своему сладко, притягательно, сшибающее с ясного разума вообще.

Я хочу тебя, хочу, господи, я хочу тебя, Дейвидсон. – шептал он невозможно-быстрым тоном, находясь внутри и прижимая меня к себе так, словно я – это все, что у него осталось. – Ты моя, моя, черт побери, моя, моя, моя…

Ты просто одержим сексом, Гарри. – пытаюсь сказать я, искренне верю, что он все понял, ведь сил нет ни на что.

Я одержим тобой, Дейвидсон.

В момент пика все проваливается во внутрь, дрожь тела, еще, глубже, сильнее, хриплое «Гарри, пожалуйста», настойчивое «Моя», все моменты принадлежат нам, не хватает сил, срывает башню, все валится к гребаным чертям, слишком тянет, все, еще, больше, господи, Стайлс, я хочу еще.

Сильные руки не выдерживают. Он падает прямо на хрупкое, обессиленное тело. Улыбается сквозь прикрытые глаза, но притягивает к себе за лицо и набирается сил для еще одного поцелуя.

Я не чувствую ног. Я чувствую его губы на себе, горячее дыхание, звук падающих снежинок за окном в этот момент кажется особенно острым.

Осторожно посмотрев на Гарри, я замечаю его притягательные глаза, от которых внутри меня все обрывается и со вкусом падает в пятки.

Ты – это все, что мне нужно. – прошептала я сквозь крошечное расстояние между нами. – Начиная от твоих чертовых кудряшек, заканчивая твоими крепкими объятиями, Стайлс. Ты нужен мне. Это будет и три, и два, и один.

Гарри молчит. Предательски улыбается, облизывает губы, крепче сжимает мои пальцы в своих.

Я не вижу смысла ждать ответа, все становится понятно, когда он прикрывает глаза и вновь прикасается своими губами к моей влажной на лице коже. Просто прикасается. Не больше.

С наступающим Рождеством, Дейвидсон.

Мои глаза расширяются в диаметре, я открываю рот, чтобы сказать что-то очень острое, но Гарри, он мимолетно затыкает своими руками и все так же устало улыбается.

Ты моя.

POV Гарри.

Звёзд на небе было так много, что казалось, там нельзя сделать и шага, чтобы под ногой не захрустело.

Джемс, прошу тебя, еще немного. – сквозь силу мычал я, буквально таща ее на себе. Руки отнимались, как и ноги, и все такое прочее.

Сестра, крепко ухватившись за живот, еле переплетала ногами, постоянно спотыкаясь, но крепко держась за руку.

Гарольд! – испуганно воскликнула мама, ухватываясь рукой за область сердца. – Аккуратней! Ты не мог бы…

Мам, пожалуйста! – выкрикнул я со злостью, устало смахивая выступивший пот на лбу. – Помолчи немного, я тебя очень прошу!

Но ей же больно.. – растерянно прошептала она, ухватив Джемму с другой стороны. – Джемма, детка, дыши глубже. Вот так, хорошо.

Самым страшным было то, что из Джеммы вода сочилась как из крана, и я, человек, понимающий в этом деле ровным счетом нихуя, тупо дрожал как полный придурок, таща ее на себе и мысленно умоляя того, кто вроде еще следит за нами сверху, дать сил всем, кто сейчас находился тут.

-Я нормально, просто, просто… О господи! - сестра сжалась в один комок и резко затормозила на месте, хотя мы были только на третьей ступени. Из ее слез мимолетно пробегали маленькие слезинки, а от туго завязанного хвоста, жилка на ее лбу пульсировала просто с конченой скоростью.

Джемма! – испуганно выкрикнула мама, судорожно принимаясь убирать холодный пот с ее лба холодной рукой. – Черт побери, да где эти врачи!? – выругалась она открытым текстом, сильнее прижимая сестру к себе.

Не знаю, считалось ли правильным в этом случае считать до десяти, но я, кажется, уже просчитал до миллиона, пока мы добрались до конца лестницы, и, вздохнув практически полной грудью, продолжали свой нелегкий путь.

Добрый вечер, я доктор Смит, могу я помо…

Вы можете! – выкрикнула мама, тыкая пальцем прямо в грудь очумевшему доктору. – Где, простите, ваши гребаные…

Мама! – недовольно рыкнул я и закатил глаза к потолку. Миллион триста, миллион триста один, миллион триста дв…

Добрый день, меня зовут Гарри, а это – моя сестра Джемма, и кажется, у нее небольшие проблемы. – вежливо сообщил я дежурному врачу, с жалобным видом посмотрев на побледневшую сестру. – Срок был назначен буквально через две недели после Рождества, но…

Да сделайте что нибудь! – ворвалась в разговор мама, и мне пришлось немедленно схватить ее за руку и разорваться в клочья, чтобы хоть как-то угомонить обеих.