Записки одиноких сердец, или Дневник красной туфельки (СИ)

- Ясно, - кивнул Патрик.

Мысленно он вздохнул с облегчением. Совсем не хотелось открывать тайну Алексии о былой, а, может, и ныне существующей любви к потенциальному отчиму.

- Значит, всё дело в нём?

- Да.

Больше откровенности от Патрика Брент не дождался. Да и не стал допытываться. Полученных сведений ему хватило.

К середине учебного дня настроение у Локруа основательно испортилось. Объяснение этому явлению находилось просто и легко: предстоял урок у Томаса Кингстона. Не первый за неделю, но, тем не менее... С тех пор, как они поговорили по душам, отношение Кингстона к Патрику стало ещё хуже, чем прежде. И это было заметно не только Патрику, но и всем окружающим.

На урок Локруа шел, как на казнь, искренне желая Кингстону потеряться где-нибудь в школьных коридорах и пройти мимо кабинета. Не будет урока - не будет пристальных, уничтожающих взглядов и ехидных замечаний, не имеющих никакого отношения к теме урока, но неплохо бьющих в цель. По самолюбию Патрика. Правда, это уже на перемене, а не на уроке. Говорить подобные вещи во время занятий Кингстон не решился, чтобы не ставить под удар свою репутацию. Об их противостоянии знали лишь непосредственные участники: он, Алексия и Патрик. Увеличивать число осведомленных в планы Томаса Кингстона не входило.

- Чего вы от меня хотите? - спросил Локруа, оставшись наедине с противником.

- Ничего, - равнодушно ответил тот.

- Тогда сформулирую свой вопрос иначе. Чего вы добиваетесь своими действиями?

- Ты бросил мне вызов. Я его принял.

- Нечестными методами играете, сэр, - усмехнулся Патрик.

- Никто и не говорил, что все будет по-честному.

- Как жаль! А я рассчитывал...

Тогда он не стал слушать ответ собеседника. В очередной раз предпочел повернуться спиной, оставив многие вопросы без ответа. Да и не было гарантии, что Кингстон станет с ним откровенничать. Томас дал понять, что согласился на войну, и потому имеет полное право вмешиваться в жизнь Патрика, стараясь его задеть, чтобы вызвать ответную реакцию. Локруа стойко продержался неделю, стараясь пропускать замечания мимо ушей. Кингстона это молчание не удовлетворяло, лишь сильнее злило. Ему хотелось выставить Патрика в неприглядном свете, но почему-то попытки одна за другой проваливались. В отличие от Алексии, Локруа не вспыхивал от одной искры и не ввязывался в скандал. Он молчал, подмечая слабости противника, чтобы в дальнейшем нанести ответный удар.

На губах его неизменно играла насмешливая улыбка, и это злило сильнее всего. Он улыбался, радовался жизни, не замечал соперника. Словно того, на самом деле, нет, и никогда не было. Локруа не считался с Кингстоном, оценивал уровень того ниже плинтуса при том, что сам в этой жизни ничего не добился и потому следовало немного поумерить уровень самовлюбленности.

Именно такого мнения неизменно придерживался Томас. Мальчишка и раньше его раздражал, теперь ненависть достигла кульминации, а на спад идти не желала. Казалось, расти уже некуда, а все равно с каждым днем она прибавляла несколько пунктов.

Алексия в школе не появлялась, но это Кингстона не огорчало. У него не было потребности в обществе несостоявшейся падчерицы. Не хотелось видеть её, ловить каждое движение или жест. Нет, ничего подобного. Романтическая мишура, а, по сути, самая обыкновенная фальшь, Кингстону не пришлись по вкусу. У него было время подумать обо всём. Он подумал и пришел к выводу, что в обществе Алексии не нуждается. Она никогда ему не нравилась особо, она и сейчас не нравится. Лишь вызывает какие-то странные мысли в сознании. В присутствии девчонки он ведет себя, как маленький ребенок, которому хочется получить заветную игрушку, а родители не желают её покупать. Пытаются увести чадо из отдела игрушек, а оно упирается, топает ногами, кричит и грозится вот-вот устроить истерику.

Вот также вел себя он. Алексии в этой постановке отводилась роль игрушки. И не было в словах Кингстона ни слова правды. Он никогда эту девушку не любил. Ему просто хотелось развлечься таким нехитрым способом. Сломать жизнь человеку, которого ненавидишь больше всего на свете... Разве может быть что-то слаще и привлекательнее подобной перспективы? Вряд ли. Томас точно иных вариантов не видел. Ему хотелось видеть Алексию растоптанной и уничтоженной. Локруа доставалось за компанию. Если он с Хейворт, то против Кингстона. Такой он сделал выбор, и менять что-то поздно. Ненависть к защитнику девчонки уже не просто зародилась, она выросла до огромных высот. Подобное чувство невозможно перечеркнуть одним росчерком пера.

Томас понимал это прекрасно, а потому готов был уничтожить обоих. Он видел, как зависима Алексия от своей любви. Как тяжело далось ей это чувство, а потому хотелось сделать так, чтобы у Патрика взаимности не осталось. Пусть Локруа разочаруется в девушке и поймет, что она - дешевка, каких множество.

Теперь всё встало на свои места. Кингстон окончательно разобрался в своих мыслях, распутал клубок противоречий. В его чувствах есть лишь некая зависть к чужому счастью. Его хочется разрушить, тем самым, заставив Алексию впасть в отчаяние. Почему? Потому что с самого начала она вызывала у него отторжение, и сейчас стала отвратительна до предела. В его чувствах нет двойного дна, только эгоистичное желание подставить тех, кто ему неприятен.

Эта мысль стала чем-то вроде наваждения. Превратилось в навязчивую идею, от которой не так просто избавиться. Честно говоря, Кингстон и не пытался избавляться от нее. Ему нравилось смотреть на мышиную возню противников, на слабость Алексии, её неуверенность.

Выяснить, какие чувства она испытывает к Локруа, не составило труда. Это и так было очевидно. Влюблена без памяти, готова бежать к тому, - только пальцем помани, хотя до появления Патрика строила из себя недотрогу. Хотела показаться лучше, чем есть на самом деле. И кого только пыталась обмануть? Ведь одного взгляда достаточно, чтобы понять, что девчонка обычная. Примитивная серость, которая слишком много о себе мнит, только что корону на голове не носит.

Ни разу не появилось сомнений у Кингстона, что образ Алексии, придуманный им самим, разительно отличается от Алексии настоящей. Он сам придумал себе этот образ. Образ и возненавидел всей душой.

* * *

- История о выходке с мелом - правда?

- Ты и о ней знаешь?

- Конечно.

- Не сомневаюсь, что Миранда не смогла промолчать. Она всегда много болтает, - фыркнул Патрик.

- А ты не рассказал бы мне об этом?

- Рассказал бы, просто немного позже.

- Из-за чего вы всё-таки подрались? Не поверю, что причиной стала надпись. Он пропустил мимо ушей твои оскорбления и достаточно наглую выходку в кабинете...

- Тогда у нас не было свидетелей.

- Я не в счёт?

- Ты - непосредственный участник событий. А они все - посторонние люди.

- Он первый начал, - возразила Алексия. - Когда начал допытываться о происхождении подарка. Тогда в классе тоже было достаточно свидетелей, но он их не стеснялся.

- Его логику невозможно понять.

- Вероятно, потому, что логики в его действиях нет.

- С этим я могу поспорить. Все его действия более чем продуманны. Временами ему недостает выдержки. Хочется, как можно скорее, получить результат, в итоге - он торопится и раскрывает все свои карты до того, как противник отвернется.

- Хочешь сказать, что все его действия просчитал на шаг вперёд?

- Что-то вроде того, - усмехнулся Локруа. - Нет, я не могу сказать, что ждал именно таких действий. Всё же я не обладаю паранормальными способностями, чтобы предугадывать действия своих противников. Я знал, что в покое меня не оставят, будут провоцировать на скандал, и в итоге своего добьются. Просто не знал точных сроков. В целом, действия Кингстона довольно предсказуемы. Он не мог наступить на горло собственной песне, закрыть глаза и сделать вид, что ничего не произошло. Это был бы не он, а кто-то другой. В великодушие данного человека я не верю. Могу я задать тебе ответный вопрос?