Диагноз: Любовь

Он выглядел очень экстравагантно. Я сказала, что мы с ним словно поменялись ролями с героями фильма «Бриолин», и я теперь щеголяю в очках, а он прекрасно выглядит в линзах. Мэттью засмеялся и спросил, действительно ли я считаю себя такой же крутой, как Джон Траволта?

— Можно нам начинать? — с притворной суровостью поинтересовалась Роксана. Она улыбнулась нам, и мы сели на свои места.

Бен неуверенно огляделся по сторонам и поднялся.

— Хорошо. Ладно. Я не собирался заниматься этим в одиночестве, поэтому попросил вас принести с собой кое-что для прочтения.

Он показал на стопку бумаг и книги, сложенные на столе.

После объяснения, как Иоанн Креститель, войдя в воду, ждал появления Иисуса, Бен открыл книгу в матерчатом переплете, «Великие диалоги Платона», и начал читать «слова мудрой женщины»:

«Вначале он всегда беден, и нет у него ничего, кроме нежности и красоты, и многие видят его таким; он жесток и грязен, и ноги его босы, и нет у него пристанища; ложится он отдохнуть на голой земле, под открытым небом, на улицах, под дверями домов… как и мать его, познал он горе… Он храбр, он деятелен, силен… он жаден до поиска мудрости, и поиски его не напрасны; он вечный философ, великий волшебник, исследователь, софист. По натуре своей он не смертен и не бессмертен, в один момент он живет и процветает, в другой момент он мертв и вскоре снова жив благодаря дару своего отца. Но все течет, и все меняется, и никогда он не нуждается, и никогда не знает достатка…»

Бен оторвался от книги и взглянул на нас.

— Мудрая женщина говорила не об Иисусе. Как записал Платон, она учила Сократа распознавать Любовь. Она объяснила, что Любовь есть проводник между смертными и бессмертными, посредник между богами и людьми, «тот, кто соединит в себе различное», чтобы стало оно «одним целым».

— Что же действительно произошло две тысячи лет тому назад? Я не знаю. Но Любовь, как сказала эта женщина, соединила меня с Небом. Я не могу ничего объяснить: Иисус для меня — такая же загадка, как и мое существование, как существование Макса. Я смотрю на Макса и думаю: кто может объяснить, что он сейчас чувствует, как понимает происходящее, что он видит, кем он станет? Я не понимаю Макса, но я все равно очень люблю его. Что бы мы ни называли Любовью, мы хотим, чтобы она сопровождала и оберегала Макса. Именно поэтому мы здесь собрались.

Алисия смотрела на моего брата с таким выражением на лице, что я невольно отодвинулась, не желая попадать в ту волну, которая покатилась от нее.

«Любовь и секс, — подумала я, взглянув на Мэттью. — То, что помогает преодолеть пропасть между ними».

Диотима потянулась за книгой «Анна из Грин Гэйблз».

— Мой вклад будет небольшим, — сказала она, раскрывая заложенную страницу и начиная читать: «Родственные души не настолько редки, как мне раньше казалось. И как прекрасно сознавать, что их так много в этом мире».

Следующим был Эд, который пристроил гитару на колене и достал из кармана листок бумаги.

— Это из стихотворения Сильвии Плат [53], — пояснил он.

— Сильвия Плат? Если не ошибаюсь, она засунула голову в духовку и отравилась газом, — вспомнила Роксана. — Или это была передозировка? Когда-то я помнила. А теперь… билирубин.

Эд неопределенно пожал плечами.

— Так или иначе, это сказано про Макса.

С вежливым поклоном Мэттью начал следующее выступление, решив прочитать, как он выразился, «немножко из поэзии Мэри Оливер».

Когда Мэттью сел, я шепнула ему, что ожидала от него чего-то из английской поэзии. После Мэттью настала очередь Алисии, которая поднялась и продекламировала отрывок из «Воспитания уверенности в себе» Эмерсона. У меня было такое чувство, что она чересчур старается. Оставалось надеяться, что Глория Ньютон-Блю не вызовет полицию за шум и нарушение порядка.

— «Верь в себя! — взывала к нам Алисия. — Каждое сердце вибрирует, как натянутая стальная струна. Найди место в жизни, которое предназначено тебе провидением в обществе твоих сверстников, и не забывай учиться на прошлом. Великие люди, которые с детства отличались гениальностью, не забывали об этом, они изменяли само понятие вечности, понимали изменчивость мира и осознавали, что все в их руках, посвятив изменению мира свою жизнь».

— Может, ему суждено вырасти диктатором? — задумчиво предположила Роксана.

Не обращая внимания на ее слова, Алисия продолжала чтение. При этом она повысила голос, словно пыталась докричаться до всей аудитории, и отчаянно жестикулировала.

— «Непонимание — любимое оружие дураков! Что плохого в том, что тебя не понимают? Не понимали Пифагора, Сократа, Иисуса, Лютера, Коперника, Галилея и Ньютона, не понимали всех мудрых мира сего. Быть великим означает быть непонятым».

Роксана состроила гримасу.

— Извини, но… Я не хочу, чтобы Макс так страдал. Я хочу, чтобы его окружали добро и понимание.

Эд беззвучно присвистнул и сказал:

— Несогласие масс.

— Отцепитесь от меня, — огрызнулась Алисия. Она захлопнула книгу и решительно произнесла: — Все, с меня хватит.

Возникло неловкое молчание. Я раздумывала, стоит ли мне попросить Алисию передать мне книгу, чтобы я могла зачитать еще несколько строк.

— Ты точно закончила? — неуверенно спросила Роксана. — Я не хочу говорить до тех пор, пока все не выскажут своих пожеланий.

— Твоя очередь, Роксана, — пробормотала Алисия. — Давай, не стесняйся.

Роксана обвела нас взглядом и, прочитав подтверждение в наших глазах, обратилась к моему брату:

— Во-первых, я хочу сказать Бену, что это было прекрасно. По велению сердца или по здравому размышлению, но сегодня ты сделал меня действительно счастливой. И все вы, ваши слова… Я очень благодарна вам. Даже тебе, Алисия, — добавила она, потянувшись, чтобы пожать Алисии руку. — Я действительно оценила твое выступление.

Алисия покачала головой, словно не веря, и неожиданно захихикала.

— Я хочу вспомнить строки из поэмы Риты Дав, — продолжила Роксана и начала читать по памяти:

Она сглотнула и оглянулась на внука.

— Я молюсь, чтобы Макс никогда не просыпался от шума пауков и крыльев.

После этого Бен сказал несколько слов о воде, побеждающей огонь, и о духе, парящем над водами, и мы опустили голенького Макса, который вопил и брыкался, в чашу с водой. Бен смочил пальцы водой и нарисовал крест на лбу Макса, получив от малыша удар по рукам, сопровождавшийся очередным громким воплем.

— Теперь нам следует заключить договор о том, что, где бы мы ни были, мы всегда сохраним веру, любовь и доверие и передадим это Максу.

А потом мы пели — точнее, пели все, кроме меня, — песни «Криденс Клиэруотер Ревайвл», «Кросби», Стиллса, Нэша и Кэта Стивенса. А я все крепче и крепче сжимала подлокотники стула, чтобы удержать в себе свою агонию. Как они могут петь, если знают, что все уже никогда не будет, как прежде? Я уеду отсюда. Роксана покинет эту землю. Макс очень скоро подрастет. И даже если мы когда-нибудь возвратимся сюда, нам не вернуть этот момент.