Диагноз: Любовь

— Холли! — Роксана сбросила мою руку, разозлившись. — Ты сваляешь большущего дурака, если останешься в Англии. Уезжай и начинай жить. Ты должна быть на свадьбе отца.

— Да, но…

— Никаких «но»! Ты мне здесь не нужна.

— Дело не в том, что нужно тебе, Роксана, — сказала я, — а в том, что нужно мне самой. Время, проведенное в твоей компании, для меня всегда как подарок.

— Ты мне здесь не нужна, — раздраженно повторила Роксана. — Я не хочу, чтобы ты ждала. И ты не смиришься с маминой смертью, наблюдая, как умираю я. И не поймешь ее. Поверь, я разбираюсь в таких вещах.

— Я боюсь, что уеду из Англии до того, как смогу получить от нее все, что мне здесь причитается.

— Ох, Холли. — Роксана прислонилась лбом к моему плечу. — У тебя впереди целый месяц май. Возьми от него все возможное, а потом беги отсюда. — Она покачала головой. — А что Мэттью здесь делает?

Я повернулась, чтобы поискать его глазами. Он разговаривал с Эдом. Какого черта он разговаривает с Эдом? Они оба бурно жестикулировали, и у меня по коже пробежали мурашки, как от предчувствия беды.

— Он приехал повидаться с мамой и сестрой, — ответила я. — Но поскольку у него впереди еще две недели отпуска, я пригласила его попутешествовать с нами…

— Он приехал к тебе, — перебила меня Роксана. — Он любит тебя.

— О, в этом я не уверена.

— Холли, послушай меня внимательно. Лучшее, что сделала в своей жизни твоя мама, — это ее решение поехать на тот остров. Лучшее, что можешь сделать ты, — уехать со своего острова. Скажи, ты любишь его?

Я посмотрела вверх, на Мэттью, спускавшегося с верхней палубы, а потом на Эда, устремившего свой взгляд на горизонт, где он пытался отыскать воздушные шары.

— Я люблю тебя, а ты уходишь… — с горечью произнесла я, повысив голос, чтобы она не расслышала в нем плаксивых ноток.

— Ты любишь его, правда? Так дай ему шанс, которого он заслуживает. И помни: ты — не твоя мать. У тебя есть право выбора.

Попытавшись сдержать слезы, я кивнула и стала смотреть на море, на пенный след, который тянулся за нашим паромом.

Роксана схватила меня за руку и заговорила с неожиданным напором:

— Холли, съезди в Нью-Йорк. Давай вместе сходим на Бродвей. Посмотрим действительно хорошее шоу и заплатим за действительно хорошие места.

— Ладно, — ответила я, кивнув ей.

— И пообещай мне, что будешь хорошей девочкой и вернешься домой, — добавила Роксана, сжав мою руку перед тем, как развернуться и уйти.

— Я буду… Я обещаю, — едва сдерживая слезы, произнесла я.

Внезапно на месте Роксаны передо мной возник Мэттью.

— Ты что, плачешь? — спросил он, дотронувшись до моего плеча.

— Нет. Хотя вообще-то да, — призналась я, вытирая глаза.

— Я думал, ты спросишь, почему я поехал с вами.

— Нет. Зачем… — сказала я, глядя на воду. — Я ведь сама тебя пригласила.

— Холли, посмотри на меня.

Я повернулась к Мэттью, чтобы взглянуть ему в лицо, в его теплые зеленые глаза.

«Он такой милый, — подумала я, — остроумный, без напыщенности и заносчивости, чувствительный до смущения. Мэттью Холемби — определенно редкая птица».

— Я люблю тебя, — сглотнув, сказал он, и адамово яблоко двинулось туда-сюда, словно совсем другой фрукт, например клементин. — И я действительно верю, что нам с тобой суждено быть вместе. Не могу объяснить почему… Просто так должно быть.

— Мэттью, — медленно произнесла я, думая, что очень хочу ему верить.

— Пожалуйста, дай мне закончить, — перебил он меня, засовывая руки в карманы.

Заметив его движение, я вдруг подумала, почему он не взял меня за руку. Вместо этого Мэттью достал из кармана открытую коробочку. Я моргнула от ветра и поняла, что смотрю на самый прекрасный изумруд из тех, что мне доводилось видеть раньше. Маленький, но ослепительно сияющий камень так и приковывал взгляд. Мой собственный изумруд.

— Эй, Холли! — позвала Алисия, шагая к нам с противоположной стороны палубы. Она показывала на борт «Властелина озер», возле которого сгрудились остальные пассажиры. — О черт! — добавила она, увидев, как Мэттью протягивает мне коробочку.

Я отвернулась от нее.

— Я купил его еще до твоего отъезда. И он не подойдет никому, кроме тебя. Я сначала хотел купить ожерелье, но подумал, что тебе не понравится носить на шее удавку, — взволнованно продолжил Мэттью. — Потом я подумал о кольце, хотя и считал, что это ужасная банальность. Браслет тоже не подходил тебе… — он запнулся.

— Холли! — закричал с верхней палубы Бен.

— Я люблю тебя, Холли Кэмпбелл, и я хочу, чтобы ты вернулась домой.

Крик, раздавшийся сзади, заставил меня обернуться как раз в тот момент, когда седоволосая леди — постаревшая Мэрилин Монро — падала с лестницы. Общий вопль пассажиров сопровождал каждый удар о ступеньку — голова, колени, снова голова…

Каким бы шокирующим ни было ее падение, но, стыдно признаться, единственной вещью, волновавшей меня в этот миг, был изумруд в руках Мэттью.

Глава 26

Достоверность статистики

Я сразу же услышала вопрос, переданный по громкоговорителю:

— Есть ли врач на борту?

О черт.

— Я могу помочь! — вызвался кто-то.

— Пойдем, — сказал Мэттью, подталкивая меня вперед.

Я стряхнула с себя наваждение и, шагнув в сторону лестницы, закричала:

— Я врач!

— Холли — доктор, пропустите ее, — потребовала Алисия, когда мы с Мэттью подошли к толпе пассажиров, окруживших упавшую леди, которая теперь лежала под лестницей. — Здесь доктор, дайте пройти!

Затем, понимая, что иначе мы не пробьемся, Алисия закричала, словно грабитель, угрожающий охране банка:

— А ну отвалите, черт бы вас побрал!

Удивительно: море голосов затихло и все отвалили.

— Мадам? — Я опустилась на колени возле пострадавшей, думая о том, что в первую очередь нужно проверить дыхание и кровообращение. Женщина дышала трудно и прерывисто, вокруг ее головы расползалось пятно крови.

— Это Хелен, — сказал с британским акцентом ее муж, Фарвелл. — Ее зовут Хелен.

Он добавил, что ей семьдесят пять и что, если не считать артрита, она никогда ничем не болела.

— Хелен, вы меня слышите? — спросила я, пытаясь определить, можно ли обеспечить ей доступ воздуха, не касаясь шеи.

— Не трогайте шею! — раздался голос Эда. — Это может парализовать ее!

— Она только что упала с лестницы. Возможно, ее уже парализовало, — ответил Мэттью.

— Она повернула голову, — произнес кто-то, указывая на Хелен. Я подняла глаза и увидела одного из рабочих парома, одетого в зеленую спецовку. — Видите? Она не парализована, — добавил он.

— Вы не доктор, — оборвала его Алисия.

— А то я сам не знаю, — добродушно согласился мужчина.

Хелен застонала, держась за левую сторону груди.

— Кто-нибудь, принесите мою докторскую сумку, — попросила я, оглянувшись на пассажиров и встретившись глазами с Эдом.

— Сейчас, — ответил он.

— Хелен, вы понимаете, где вы? Помните, кто вы такая? — спросила я.

Женщина только стонала, ее ноздри трепетали, а дыхание становилось все более прерывистым.

Мэттью расстегнул на ней блузу и приложил ухо к костлявой груди, словно индеец, пытающийся услышать звуки приближающейся конницы.

— С правой стороны признаки дыхания отсутствуют, — сказал он, начиная простукивать тяжело поднимающуюся и опускающуюся грудь женщины. Ее межреберные и подреберные мышцы не работали, затрудняя дыхание. — Отказ правого легкого и возможность отказа левого, — констатировал Мэттью.

— Пневмоторакс? — спросила я, и он кивнул.

— Мне нужна игла шестнадцатого размера, — сказал Мэттью и, повернувшись, крикнул: — Принесет кто-нибудь наконец докторскую сумку?

— Трахея не повреждена, — продолжила я, — но шейные вены расширены.