В погоне за счастьем

До встречи в Вашингтоне, говнюк, — крикнул он на прощание.

Я смотрела на Эрика широко раскрытыми глазами.

Ты действительнонаписал имена семи гномов? — спросила я.

Они были первыми коммунистами, кто пришел мне на ум. Ну сама посуди: жили они в коммуне, и всё у них было общее, они…

Он сник. И затрясся в беззвучных рыданиях. Я обняла его.

Все хорошо, все хорошо. Ты поступил достойно. Я так горжусь тобой…

Гордишься чем? Тем, что я загубил свою карьеру? Тем, что отныне я безработный? Тем, что я потерял все?

Я вдруг расслышала голос Ронни:

Ты не потерял нас.

Я подняла голову. Ронни стоял в дверях спальни. Эрик бросил взгляд в его сторону.

Что ты здесь делаешь? — тусклым голосом произнес он. — Ты же должен вернуться только в понедельник.

Просто мы с Сарой немножко обеспокоились твоим исчезновением.

Думаю, вам обоим стоило беспокоиться о более важных материях.

Послушайте только этого мистера Ложная Скромность, — сказал Ронни. — И где тебя черти носили с тех пор, как ты сдал семерых гномов?

Да где я только не был! В основном шатался по барам на Бродвее, потом в ночном кинотеатре на 42-й улице. Кстати, посмотрел новый триллер с Робертом Митчэмом: «Женщина его мечты». Говард Хью продюсировал. Ну и Джейн Расселл в главной роли, естественно. Довольно остроумный сценарий. «Я как раз снимал галстук, размышляя, не стоит ли мне повеситься на нем…» Примерно то же самое чувствовал и я.

А теперь в нас говорит мистер Жалость К Себе, — сказал Ронни. — Мог бы потратить монетку на телефонный звонок, сообщить нам, что жив и здоров.

О… это было бы слишком просто. А я не искал легких путей.

Я потрепала его волосы.

Но вы совершили поступок, мистер Смайт, — сказала я. — Правда, Ронни?

Да. — Он подошел к Эрику и взял его за руку. — Ты поступил правильно.

Это достойно тоста, — сказала я, хватаясь за телефонную трубку. — Интересно, рум-сервис доставляет шампанское в такую рань?

Конечно, — сказал Эрик. — И специально для меня закажи еще мышьяковый «прицеп».

Не переживай, Эрик, — успокоила я его. — Ты переживешь это.

Он склонил голову на плечо Ронни.

Не уверен, — удрученно произнес он.

8

История получила продолжение на страницах утренних газет. Как и следовало ожидать, грязь вывалил великий патриот Уолтер Винчелл. Это была заметка всего в пять строчек в его колонке в «Дейли миррор».

Возможно, он и лучший сценарист шоу Марта Маннинга… но у него красное прошлое. И вот теперь Эрик Смайт, отказавшийся сотрудничать с федералами, — никто. Пусть он мастерски сочиняет анекдоты, зато он не умеет петь «Боже, храни Америку». И как понравится то, что Смайт, который никогда не был женат, держит романтического компаньона в своем притоне в Хемпшир-Хаус? Неудивительно, что Эн-би-си указала ему на дверь.

Колонка Винчелла уже к полудню была у всех на устах. Часом позже Эрик позвонил мне домой.

Я все еще пребывала в глубоком шоке от этой убийственной статьи, но не знала, успел ли ее прочесть брат. Разумеется, пока не услышала его голос. Он срывался от волнения.

Ты читала?

Да. И я уверена, ты можешь подать в суд на этого подлеца Винчелла за оскорбление личности.

Мне только что вручили уведомление о выселении.

Что?

Письмо подсунули под дверь. Администрация Хемпшир-Хаус просит освободить квартиру в течение сорока восьми часов.

На каком основании?

Как ты думаешь? На основании пассажа Винчелла о «романтическом компаньоне», которого я держу в своем «притоне».

Но ведь администрация была в курсе, что Ронни живет у тебя.

Конечно. Просто я ничего не говорил, а они ни о чем не спрашивали. Но теперь, когда этот говнюк Винчелл раскрыл им глаза, они вынуждены принять меры… выселить извращенца.

Не называй себя так.

А почему нет? Теперь для всех я — извращенец. В конце концов, он ведь прав в том, что этот Смайт никогда не был женат? Не надо быть Лайонелом Триллингом [55], чтобы уловить скрытый смысл этой фразы.

Позвони Джоэлу Эбертсу — попроси подготовить запрет на выселение, а потом подавай на этих негодяев в суд.

А смысл? Они все равно выиграют, а я еще глубже увязну в долгах.

Я оплачу судебные издержки. И в конце концов, услуги мистера Эбертса не такие уж дорогие…

Но мы говорим о судебной тяжбе длиною в полгода… которую я в любом случае проиграю. Я не собираюсь опустошать твой банковский счет своими проблемами. Тем более что деньги тебе понадобятся. Благодаря мне твои позиции в журнале, вероятно, тоже пошатнутся.

Не говори глупости. Они же не станут приплетать родственников.

Но я ошибалась. Наутро после опубликования пасквиля Винчелла мне позвонила Имоджин Вудс, мой редактор из журнала «Суббота/Воскресенье». Она старалась говорить спокойно и непринужденно, но я почувствовала, что она нервничает. Она предложила встретиться за чашкой кофе. Когда я сказала, что выбилась из графика — еще бы, в такой нервотрепке — и не смогу с ней встретиться раньше следующего понедельника, ее тон изменился.

Боюсь, что дело срочное, — сказала она.

О… — я вдруг разволновалась, — что ж, может, поговорим сейчас?

Нет. Пожалуй, это не телефонный разговор… если ты понимаешь, о чем я.

Я поняла. И теперь была всерьез обеспокоена.

Хорошо. Говори, где и когда мы встретимся.

Она предложила бар отеля «Рузвельт» возле Центрального вокзала через час.

Но у меня сегодня днем крайний срок сдачи рукописи, — сказала я.

Подождет.

Я подъехала к отелю «Рузвельт» в назначенный час, в одиннадцать. Имоджин уже сидела за столиком, перед ней стоял бокал с «Манхэттеном». Она натянуто улыбнулась, увидев меня. Поднялась, поцеловала меня в щеку. Потом предложила мне выпить. Я сказала, что в столь ранний час предпочитаю кофе.

Выпей, дорогая, — сказала она, излучая тревогу.

Ну хорошо, — согласилась я, теперь уже чувствуя, что алкоголь, наверное, не помешает. — Виски с содовой.

Она сделала заказ. Коротко рассказала о том, что вчера вечером была на бродвейской премьере пьесы Гарсона Канина

Винчелл тоже там был, — сказала она, вглядываясь в мое лицо и изучая реакцию.

Я сохраняла невозмутимость.

Я думаю, что он чудовище, — продолжила она.

Я тоже так думаю.

И я просто хотела сказать, что вчера я тебе искренне посочувствовала, когда прочла эту заметку Винчелла.

Спасибо тебе… хотя их мишенью был мой брат.

Послушай, я хочу, чтоб ты знала: лично я полностью на вашей стороне…

У меня в голове настойчиво зазвучал сигнал тревоги.

Приятно слышать, — ответила я, — но, как я уже сказала, сейчас хуже всего приходится Эрику, а не мне.

Сара…

Что-то случилось, Имоджин?

Сегодня рано утром мне позвонил главный. Похоже, вчера вечером состоялось ежемесячное заседание редакционного совета, и одной из тем обсуждения стала шумиха вокруг твоего брата. Давай начистоту: дело даже не в его политических взглядах. Боюсь, их больше огорчили обстоятельства его частной жизни.

Ты верно заметила. Это его частная жизнь. Его прошлые политические взгляды. Но не мои.

Мы знаем, что ты никогда не увлекалась политикой…

Кто это мы?

Его Светлость Ральфа Джей Линклейтера вчера посетил некто по имени Свит из ФБР. Он сказал, что они проводят тщательное расследование политического прошлого твоего брата. Длится оно уже несколько месяцев. Совершенно естественно, что у них возник интерес и к твоей персоне.

Не могу поверить. С чего вдруг им интересоваться мной?

Дело в том, что, как и твой брат, ты персона публичная…

Я пишу очерки о кино, веду легкомысленную колонку, в которой рассуждаю о всяких пустяках…

Сара, прошу тебя… я — всего лишь передаточное звено. — Потом, оглядевшись по сторонам, она подалась вперед и прошептала: — Лично я считаю это расследование полным идиотизмом. И куда более антиамериканским, чем та антиамериканская деятельность, которую они выявляют. Но я невольно вовлечена в это, как и все остальные.