В погоне за счастьем

И что же мне делать? — спросил Эрик.

Друг мой, это решать только тебе. И я даже не попытаюсь влиять на твой выбор. Так или иначе — ты проиграешь. На самом деле вопрос стоит так: что тебе меньше всегохочется потерять?

Эрик заерзал на стуле:

Я просто не могу стучать на людей, которые виноваты лишь в том, что увлеклись тем же бредовым идеализмом, что и я когда-то. Господи, да даже если бы речь шла о Розенбергах, я бы все равно не смог сдать их. Наверное, во мне все-таки недостаточно патриотизма.

Патриотизмом здесь и не пахнет, — сказал Джоэл Эбертс. — Джо Маккарти и этот клоун Никсон, наверное, самые большие патриоты за всю историю человечества. И оба сволочи. Нет, тебе предстоит ответить на вопрос куда более сложный: можешь ли ты погубить себя ради спасения других… даже зная, что в конце концов их все равно достанут? Конечно, мне легко сидеть здесь и рассуждать о том, как бы я мог поступить. Но я не в твоей ситуации. Уверен, что у Гувера и его прихвостней имеется досье и на меня, но им не зацепить меня политикой. По крайней мере, сейчас. Они не могут разрушить мою жизнь. А твою — запросто.

Я видела, как Эрик сцепил руки. И, сам того не замечая, раскачивается взад-вперед на стуле. Взгляд его казался пустым, затравленным. Ему необходимо было поспать — хотя бы пару часов. Мне так хотелось ему помочь. Но я не знала как.

Я могу дать тебе только один совет, — сказал Джоэл Эбертс. — И будь я на твоем месте, сделал бы вот что: уехал из страны.

Эрик задумался.

Но куда мне податься? — спросил он.

На этой планете полно прекрасных мест, на Америке свет клином не сошелся.

Я имею в виду: куда мне ехать, чтобы зарабатывать на жизнь?

Как насчет Лондона? — предложила я. — В Лондоне ведь есть телевидение, верно?

Да… но у них другое чувство юмора. Они же англичане, бы их побрал.

Я уверена, ты найдешь там свою нишу. И если не Лондон, есть еще Париж и Рим…

О да, я — и сочиняю юморески для французов. Какая смелая мысль…

Мне на помощь пришел Джоэл Эбертс:

Твоя сестра права. Талантливый парень, как ты, везде найдет работу. Но сейчас это не главное. Твоя первостепенная задача — вырваться из страны в течение сорока восьми часов.

А федералы не сядут мне на хвост?

Скорее всего, нет. До сих пор практика показывала, что, запугиваниями выгнав человека из страны, они оставляют его в покое… если, конечно, он не надумает вернуться.

Ты хочешь сказать, что я никогда не смогу вернуться в Штаты?

Попомни мое слово: через пару лет вся эта охота на ведьм будет полностью дискредитирована.

Пару лет, — печально произнес Эрик. — Бред какой-то, даже представить не могу, чтобы американец был вынужден бежать в ссылку.

Что я могу сказать? Такие времена.

Эрик потянулся ко мне и взял мою руку. Крепко сжал ее:

Я не хочу уезжать. Мне нравится здесь. Здесь все мне знакомо. И все родное.

Я с трудом сглотнула и сказала:

Другие варианты закончатся катастрофой. А так ты, по крайней мере, сохранишь свою честь.

Молчание. Эрик продолжал беспокойно ерзать на стуле, ему было мучительно трудно принять решение.

Даже если бы я решил уехать, возникает проблема. У меня нет паспорта.

Это как раз не проблема, — успокоил Джоэл Эбертс.

Он подсказал, что надо делать. Я настояла на том, чтобы мы немедленно последовали его совету — поскольку, как предупредил Эбертс, долгих раздумий Эрик себе позволить не мог.

Через сорок восемь часов они ждут от тебя список имен, — сказал Эбертс. — Если ты его не предоставишь, тебе конец. Попадешь под каток. Работы тебя лишат. Вызовут повесткой в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности. И Государственный департамент автоматически заблокирует любой твой запрос на выдачу паспорта до тех пор, пока ты не дашь показания. Так было с Полом Робсоном Не сомневайся, что и с тобой они проделают тоже самое.

Перед нами встала задача выправить Эрику паспорт в течение ближайших суток. Как сказал Эбертс, обычно процедура рассмотрения заявления растягивается на две недели… если только не приобрести горящий тур. Поэтому, покинув офис Эбертса, мы отправились на такси в центр, в отделение турагентства «Томас Кук» на углу Пятой авеню и 43-й улицы. После недолгих поисков агент нашел одно место на теплоходе «Роттердам», отплывающем в голландский порт Хук-Ван-Холланд следующим вечером. Мы купили билет и помчались в паспортный стол на 51-й улице. Клерк изучил билет Эрика в Европу и сказал, что, если мы хотим получить паспорт до пяти вечера завтрашнего дня (всего за два часа до отплытия «Роттердама»), до конца сегодняшнего рабочего дня необходимо принести надлежащие фотографии, копию свидетельства о рождении и ряд нотариальных документов.

Это была та еще гонка — но Эрику удалось собрать все документы к положенному сроку. Клерк заверил, что паспорт будет готов к концу завтрашнего дня, так что у Эрика оставался один час, чтобы через весь город добраться в порт к шести вечера (на корабле он должен был появиться за час до отхода судна). Времени было в обрез, но он надеялся успеть.

Когда мы закончили все дела в паспортном столе, Эрик предложил заехать к нему на квартиру в Хемпшир-Хаус. Там я провела ревизию его огромной гардеробной и помогла отобрать необходимый минимум вещей, которые уместились бы в один большой чемодан. Зачехлив свой «ремингтон», он вдруг опустился в рабочее кресло.

Не заставляй меня садиться на этот корабль, — сказал он. Я пыталась сохранять хладнокровие:

Эрик, у тебя нет выбора.

Я не хочу покидать тебя. Не хочу покидать Ронни. Я должен увидеться с ним сегодня вечером.

Тогда позвони ему. Узнай, не может ли он вернуться пораньше.

Он снова всхлипнул:

Нет. Я не выдержу прощания. Этой сцены в порту. Всего этого душераздирающего действа.

Да, — тихо сказала я. — Этого я тебе не пожелаю.

Я напишу ему письмо, а ты передашь, когда он вернется.

Он поймет. Я уверена, что поймет.

Все это такой абсурд.

Согласна. Абсурд.

Я ведь всего лишь юморист. Какого черта они относятся ко мне, как к Троцкому?

Потому что они негодяи. И потому что им дали карт-бланш вести себя так нагло.

Ведь все шло так хорошо.

Все и будет хорошо.

Мне нравится то, чем я занимаюсь, Эс. Я нашел свое дело. Оно не только приносит мне кучу денег, но и доставляет огромное удовольствие. Мне работается весело и легко. Наверное, так не должно быть. Самое обидное — что приходится все бросить, зная, что впервые в жизни все складывается так, как я хотел. Работа. Деньги. Успех. Ронни…

Он мягко высвободился из моих объятий и подошел к окну. На Манхэттен опустилась ночь. Далеко внизу простирался черный массив Центрального парка, в обрамлении соблазнительного сияния освещенных окон домов вдоль Пятой авеню и Сентрал-Парк-Вест. Что всегда поражало меня в этом пейзаже, так это то, насколько точно он отражал атмосферу надменного равнодушия, присущего этому городу. Он как будто бросал вызов: попробуй покорить меня. Но даже если тебе это удавалось — и ты, как Эрик, мог похвастаться успехом и славой — нельзя было сказать, что ты оставил свой след на этой земле. Столько сил, столько амбиций — но проходит миг триумфа, и ты уже забыт. Потому что на Манхэттене обязательно кто-то дышит тебе в затылок, сражаясь за свой момент славы. Сегодня Эрик был лучшим автором телевизионной комедии. Когда завтра вечером «Роттердам» отдаст швартовы, пройдет слух, что он сбежал за океан, чтобы не выдавать друзей. Кто-то поаплодирует ему, кто-то осудит. Но пройдет неделя, и он останется на задворках памяти своих коллег. Потому что так устроен мир. Его исчезновение будет подобно смерти. Только те, кто любил его, будут скорбеть по его отсутствию. Для всех остальных потрясение от его бегства на какое-то время отвлечет внимание от постоянного прессинга работы. Первые дни люди будут перешептываться, рассуждая о коварной природе успеха, об этических плюсах и минусах выбора, сделанного Эриком. Потом об этом забудут. Потому что начнется новая трудовая неделя, и нужно будет писать сценарии шоу.