Спасительный свет (Темная сторона света) (др. перевод)

– Да.

Он хотел сказать ей, что это не ее дело, но, ради Лейси, сдержался.

– Лейси сказала, что вы сейчас не работаете.

– Я взял отпуск.

Он думал, что возьмет отпуск на несколько недель после смерти Энни. Недели превратились в месяцы, месяцы пролетали с головокружительной быстротой, а у него не было никакого желания возвращаться к работе.

– Понятно, – сказала Джанет Грин, и в голосе ее явственно послышался холодок. – Между прочим, вы знаете, что за последние несколько месяцев Лейси два раза заставали возле школы с сигаретой?

Он хотел возразить, что Лейси не курит, но, очевидно, эта женщина знала его дочь лучше, чем он сам.

– Нет, я не знал об этом, – сказал он. – Спасибо, что сказали.

Он повесил трубку и снова сел за стол, чувствуя себя совершенно опустошенным. Эта усталость была необычна для него. Все знали его как человека энергичного, не способного сидеть без дела более одной-двух минут. А теперь у него не было сил даже помыть кастрюлю после спагетти.

Они ели спагетти несколько раз в неделю. Это было просто. Вскипятить воду, открыть банку с соусом. Время от времени готовили дети, но они были ненамного изобретательнее, чем он сам.

Энни все готовила на скорую руку. Даже хлеб. Две медовые коврижки каждую субботу. Дом заполнялся их запахом. Тогда эта кухня оживала. Энни всегда оставляла что-то для красоты: ряд фруктов на столах вдоль стены, красочные упаковки экзотического чая на подоконниках – она любовалась ими, пока готовила еду.

Обычно Энни приходила домой раньше него и готовила что-нибудь замечательное, и часто – теперь ему казалось, что это происходило через день – он, вернувшись домой, приглашал ее в спальню, она вручала ложку кому-нибудь из детей, которые со стонами смирялись с очередным поздним ужином, а Энни, уже с румянцем на щеках от прилива желания, говорила им:

– Помните, дорогие, поздний ужин – это изысканно.

Так жил раньше этот дом. Энни придавала большое значение свободе и непринужденности.

– Это дом без правил, – говорила она. – Мы должны доверять себе. Наше тело само знает, когда спать, когда есть, когда вставать по утрам… когда заниматься любовью.

Только в последние годы дети начали понимать, что в этом доме множество правил. Просто это были не те правила, по которым жили их друзья, а другие, весьма странные, установленные Энни. Она не признавала часов в доме, хотя Алек постоянно носил часы на руке. Лейси и Клей имели возможность самостоятельно сделать выбор, и оба следовали примеру своей матери до тех пор, пока в прошлом году Клей не начал носить такие же часы, как у Алека. До этого Клей и Лейси часто опаздывали на школьный автобус, или, как это произошло в нескольких весьма необычных ситуациях, приходили слишком рано. У них никогда не было «комендантского часа», что вызывало зависть у их друзей. Даже когда они были маленькими, им разрешалось ложиться спать в любое время. На самом деле, они сами довольно успешно регулировали свой распорядок дня, и, возможно, этому способствовало отсутствие телевизора.

Лейси и Клея никогда не наказывали за их редкие проступки, но постоянно вознаграждали просто за то, что они существуют. Поначалу Энни задавала тон в воспитании детей, и Алек зачастую чувствовал себя зрителем. Однако, он быстро включился в этот процесс, обнаружив, что если относиться к детям с уважением, то они начинают чувствовать ответственность за свои поступки. Лейси и Клей всегда подтверждали правильность их методов.

– Самое главное, чтобы вы были веселы и здоровы, – говорил им Алек, когда они куда-нибудь отправлялись. Он испытывал удовольствие от того, что доверяет им, в то время как родители их друзей унижали своих детей предупреждениями, угрозами и выговорами.

Алеку вдруг пришло в голову заглянуть в комнату Лейси. Он встал из-за стола и пошел наверх. Открыв дверь, он с улыбкой покачал головой. Комната напоминала место катастрофы: постель не убрана, повсюду валяется одежда, корзина с грязным бельем в углу переполнена. На столе куча книг, кассет и тетрадей, стены увешаны плакатами с портретами музыкантов упаднического, нездорового вида. На полке, которая шла вдоль трех стен комнаты на уровне его плеча, сидели старинные куклы Лейси, создавая причудливый контраст с порочными молодыми людьми. Всего было тринадцать кукол, аккуратно расставленных по полкам, которые он сделал пять лет назад. Энни дарила ей куклу на каждый день рождения. И сейчас они смотрели на Алека с безмятежными улыбками, навязчиво демонстрируя свои мелкие зубы.

Она курит, черт побери. Должен ли он поговорить с ней об этом? Что бы сделала Энни на его месте? Скорее всего, она устроила бы открытое обсуждение за обеденным столом без каких-либо обвинений, упований или требований. Алек глубоко вздохнул. Он не был к этому готов.

Трипод, хромая, зашел в комнату и тяжело привалился к ноге Алека. Алек почесал собаку за ухом, и они вместе уставились на ту бедственную картину, которую представляла собой комната Лейси. Энни не была слишком усердной домохозяйкой, но она мастерски умела распихать вещи по шкафам и полкам, поэтому дом всегда выглядел аккуратно. Конечно, комната Лейси никогда не выглядела таким образом, пока Энни была жива. Но Алек едва ли мог ругать свою дочь за этот беспорядок, поскольку то же самое творилось и в остальных комнатах.

Он прислонился к дверному косяку и закрыл глаза, чтобы не видеть укоряющие, удивленные лица кукол.

– Я не могу справиться с этим, Энни, – сказал он и почувствовал, что Трипод поднял к нему морду, уловив отчаяние в голосе хозяина.

В десять двадцать Алек заехал на стоянку у «Си Терн» и поставил машину между «БМВ» Нолы Диллард и старым фургоном Брайена Касса. Он опять опоздал, но на этот раз у него была куча оправданий. Во-первых, звонок от классной руководительницы Лейси, который, если честно признаться, занял не так много времени, но заставил его провести целый час в раздумьях о своей жизни. Затем позвонила Рэнди, умоляя его вернуться на работу. Когда он ушел, она взяла на себя почти всю работу и поначалу отнеслась к его уходу с пониманием. Чрезмерная мягкость – это качество, за которое он всегда критиковал ее. Она позволяла людям использовать себя, и сейчас он делал именно это.

Правда, она начала сопротивляться. Она звонила уже третий раз на этой неделе, но он не собирался сдаваться. Он опять ответил ей, что не готов выйти на работу. Он не был уверен, что вообще когда-нибудь будет готов.

– Вот и он, – сказала Нола Диллард, шагнув ему навстречу, когда он вошел в комнату в дальней части ресторана, где проходило собрание. На ее лице было странное выражение. Она схватила его за руку – воздух между ними заполнился тяжелым цветочным ароматом ее духов – и зашептала ему на ухо:

– У нас проблемы, дорогой.

– Мы думали, ты заблудился, Алек, – Уолтер Лискотт встал и выдвинул для Алека стул во главе стола.

– Извините, я опоздал, – он занял место, предложенное ему Уолтером.

Комитет по спасению маяка собрался за этим столом в полном составе. Еще двое мужчин кроме него и две женщины – все они уже напились кофе и наелись пончиков. Несомненно, они уже привыкли к его опозданиям. Сондра Картер, вторая женщина в комитете и владелица маленького магазинчика в Даке, высказала предположение, что это была его своеобразная дань Энни, которая ни разу в жизни никуда не пришла вовремя. В комнате появилась официантка и налила Алеку чашку кофе.

– Пончики берите сами, доктор О'Нейл, – сказала она.

Алек кивнул и положил свой блокнот на стол. Он посмотрел на Нолу, спрашивая себя, что же она хотела ему сказать.

– О'кей, – сказал он. – Мы собрались здесь сегодня утром, чтобы обсудить, какие у нас есть идеи по поводу сбора денег в наш фонд.

Уолтер пригладил свои редкие седые волосы. Он откашлялся и заговорим низким, густым голосом:

– Мы тут беседовали перед твоим приходом, Алек. Дело в том, что мы не смогли договориться друг с другом кое о чем.

Алек напрягся. – Что ты имеешь в виду, Уолтер? – спросил он. Впредь он должен приходить вовремя. Не стоит провоцировать восстание.