Строптивая женщина

— Это звучит очень… революционно, — отреагировал свекор.

— Она берет пример с эмансипированных женщин. Когда я вижу этих бесполых суфражисток в бесформенных платьях и стоптанных сандалиях, меня тошнит. А что ты будешь делать со всеми своими умными теориями, если у тебя будет двое или трое детей? — язвительно спросил Бернхард.

Марлена ответила в том же язвительном тоне:

— С таким ретроградом, как ты, не заводят ни двоих, ни троих детей.

Его лицо внезапно просветлело, на губах заиграла улыбка. Что случилось? Не сразу до Марлены дошло, что их разговор направил его мужской ум в том направлении, которое пообещало ему решение всех их проблем. О Боже! Она из-за своих переживаний перестала принимать противозачаточные таблетки!

Она решила предоставить Бернхарду небольшую передышку и в качестве, так сказать, примирительного жеста устроилась на кулинарные курсы. Занятия проходили днем, когда Андреа была в саду. Группа состояла из десяти женщин, большей частью очень молоденьких, которые с неожиданным пылом мастерили из теста венки, корзиночки и нечто, напоминающее фигурки птиц и животных. Марлена решила, что будет печь корзиночки — потом их можно будет раздарить на Пасху. Она уже сейчас представляла себе восторженные возгласы матери и чувствовала укоры совести. Она сама себе казалась не женщиной, а замаскированным под женщину существом среднего рода, обводящим всех вокруг пальца.

С женщинами, посещающими курсы, она так и не смогла найти общий язык.

После того как она упомянула о своем желании получить какую-нибудь специальность и работать, на нее смотрели с предубеждением.

— Мы остаемся дома, потому что сами этого хотим, — сказала молоденькая женщина. — Ребенок чувствует себя более уверенным и защищенным, когда мама дома. Если бы женщины так не стремились непременно найти себе работу вне дома, подростковая преступность наверняка бы снизилась.

Марлена попыталась было возразить, но со всех сторон на нее посыпались гневные взгляды и раздались упреки. Даже преподавательница курсов взглянула на нее с укором. Марлена почувствовала себя неуютно и, не дождавшись конца занятий, молча собрала свои вещи, стараясь не обращать внимания на враждебную атмосферу.

Выйдя на улицу, Марлена бросила пакет с корзиночками из теста в мусорный бак и поклялась себе, что больше никогда не придет в эту пекарню. Лучше использует это время на чтение.

Но у них с Бернхардом бывали и хорошие дни — например, когда он покупал билеты в театр, а потом вел ее в какую-нибудь пивную, где народ толпился у стойки, где дым стоял коромыслом, повсюду спорили и громко смеялись. Марлена с Бернхардом устраивались за маленьким столиком в углу, она держала его за руку. Театр, эта богемная атмосфера пивной — все приводило ее в состояние эйфории. Такие вечера казались ей лучиком света в ее тоскливом существовании. В такие моменты она любила мужа и гордилась им.

Он, несомненно, выглядел очень мужественно — широкоплечий, в красивом темном костюме. Разница в возрасте в восемь лет льстила ей; она выглядела молодой интеллигентной женой солидного предпринимателя и стремилась ему понравиться. Марлене хотелось, чтобы он оценил ее усилия и сделал ей комплимент. Она поделилась с мужем сегодняшней дискуссией на кулинарных курсах.

— Значит, ты больше не будешь туда ходить, — угрюмо резюмировал ее рассказ Бернхард.

— Я чувствую себя там такой же одинокой, как и дома.

Бернхард возразил, что, видимо, дело в ней самой. Кроме того, он согласился с мнением домохозяек с курсов. Подростковая преступность и в самом деле результат чрезмерной профессиональной занятости женщин и слишком мягкого воспитания.

— Ребенку требуется твердая рука. Пара оплеух еще никому не повредила.

Бернхард агрессивно усмехнулся:

— Ты только посмотри на нынешнюю молодежь! Это же бандиты! Таких нужно ежедневно пороть и загонять в трудовые лагеря!

Марлена возмутилась. В телесных наказаниях нет никакого смысла, они могут только озлобить ребенка, заставить его ненавидеть родителей.

Марлена почувствовала, как в ней закипает гнев.

— Да, веселенькая нас ожидает жизнь, если ты собираешься воспитывать Андреа в таком духе.

— Это не только мое мнение. Дисциплина и порядок! Именно то, чего нам не хватает. Об этом говорит даже мой отец, чье мнение ты так ценишь.

Марлена ужаснулась. Слова «порядок» и «дисциплина» всегда вызывали у нее холодок в желудке, однако она попыталась извинить Бернхарда. У него сегодня был тяжелый день. Конкуренты перехватили почти подписанный контракт, да к тому же уволился один из бригадиров, очень опытный человек, которому трудно будет найти замену. Он разозлен, задерган, и это вполне можно понять. Поэтому Марлена примирительно произнесла:

— Мы ведь еще так молоды, Бернхард. Разве ты не считаешь, что пора подвергнуть сомнению ту чепуху, которой нам забивали головы наши родители? Жить по-другому? Интересней, полней, насыщенней?

Он накрыл своей ладонью ее руку.

— Ты и со мной можешь вести вполне волнующую и насыщенную жизнь. — Он притянул Марлену к себе, поцеловал в ушко и напомнил шепотом о вчерашней ночи, когда он накинулся на нее так страстно, как никогда раньше.

Это правда! Он и в самом деле был в ударе и даже не сразу захрапел, исполнив супружеский долг. Да, не сразу. Еще успел выкурить сигарету.

Чтобы отвлечь его от сексуальных воспоминаний, она опрометчиво произнесла:

— Я уже подумывала, не вступить ли мне в какую-нибудь партию.

Он чуть не оттолкнул ее:

— Если ты это сделаешь, я тебе такое устрою!

Она была так поражена, что ничего не могла возразить.

— Женщина, вступившая в партию, — больше не женщина. И не жена. Это может быть причиной развода.

Так в первый раз было произнесено слово «развод». Страшное, чудовищное слово. Оно, как ненасытное чудовище, поглощало венчальную фразу «Пока смерть не разлучит вас», разрывало и зачеркивало ее.

— Если я захочу вступить в партию, ты не сможешь помешать мне это сделать.

Бернхард смерил ее взглядом, который перепугал Марлену больше, чем она могла предположить.

— Нечего на меня так смотреть, я не боюсь тебя, — сказала она, хотя колени у нее дрожали.

Он рассчитался и вывел ее из пивной.

— Советую тебе запомнить, что я сказал! — пригрозил он леденяще-спокойным голосом.

Да… Похоже, день оказался не таким счастливым, каким казался поначалу.

Следующие недели она провела в удрученном состоянии, не в силах на что-либо решиться. Часами Марлена валялась на софе в гостиной, задрав ноги и уставившись в окно или на освещенный солнцем ковер. Ее мысли вертелись вокруг одного и того же. И каждый раз это был конечный пункт, до начала в своих раздумьях она так и не добралась.

А конечным пунктом было осознание того, что она больше не любит своего мужа. Но он любит и ее, и Андреа. И Андреа любит отца.

Конечный пункт означал и то, что она готова разрушить свою семью. Но, стоило ей представить отца, который спрашивает, почему она решила развестись с Бернхардом, она слышала свой тихий ответ: «У нас разные взгляды на жизнь» — и хриплый хохот отца. Нервная дрожь пробегала тогда по ее телу, и пот прошибал при мысли о возможном унижении.

Она решила развеяться и буквально заставила себя сходить на вечер в честь окончания курсов английского языка. Марлена стянула старые джинсы, надушилась, накрасилась, надела юбку с национальным узором и белую блузку из хлопка. В ней вдруг проснулся дух противоречия. Она поцеловала Андреа, улыбнулась Бернхарду и вышла из дома, вдохнув полной грудью нежный воздух летнего вечера — как будто сегодня ее ждало нечто необычайное, как будто период спячки и летаргии наконец закончился.

Встреча намечалась в одном небольшом ресторанчике. Молодой человек, сидящий рядом с Марленой, уже привлекал ее внимание во время занятий. Он был высокий и худой, имел привычку поднимать плечи, когда смущался, а его серые глаза постоянно сохраняли меланхоличное выражение. От него пахло мылом и сигаретами.