Невыносимый (ЛП)

— Не смей даже думать о том, чтобы прикоснуться ко мне своими мерзкими руками. Если ты хотя бы попробуешь это сделать, я убью тебя. Ты слышишь?! Я это сделаю!!! — кричит она, пока я снимаю с себя обувь и расстёгиваю ремень.

На моих губах расцветает ехидная улыбка.

— Мерзкими? С твоей стороны очень грубо говорить так. Ты меня даже не знаешь.

— Я знаю то, что ты отмороженный псих. Ты похитил меня, приковав к гребаной кровати. Ты раздел меня догола и бьешь палкой! Это мерзко! — она ставит ударение на последнем слове.

— Это хлыст, — поясняю я, ударяя ее по другой ноге. Из ее рта вырывается шипение, когда я повторяю маневр. А потом еще и еще.

— Прекрати!

Она напрягает прикованные наручниками руки, и пытается перевернуться на бок. Краем глаза я замечаю ее попку, и не могу устоять, чтобы не ударить по ней тоже. Жестко. Глубокий звук, вырывающийся из ее горла, эхом разносится по комнате, и она начинает отчаянно вырываться. Я скрещиваю руки на груди, выжидая, пока она успокоится.

Проходят минуты, прежде чем это происходит. Ее щеки покрыты дорожками от слез, и она тяжело дышит, притягивая к своей груди еще больше моего внимания. Но меня не соблазнить.

— Или отвечай на вопрос, или я продолжу.

— Мне нужно в уборную. Мне можно это сделать, или ты хочешь, чтобы я сходила в туалет прямо на кровать?

— Сделаешь это, и сама же будешь на ней спать.

Она закатывает глаза, и смотрит перед собой.

— Значит, дай мне сделать это самой. Отпусти.

— Сначала ты ответишь на вопрос. Потом я тебя отведу.

Она выдерживает паузу и отвечает после глубокого вдоха.

— Кафе. Мы встретились в кафе. А теперь отпусти меня.

Я ударяю хлыстом по внутренней стороне ее бедра, и этот удар сильнее, чем все предыдушие. Всхлип тут же вырывается из ее груди.

— Подумай лучше!

— А может, ты подумаешь лучше?! — произносит она, глядя сквозь слезы. — Я отвечаю на то, что ты спросил. Избивая меня, ты не делаешь себя каким–то особенным. Ты ни разу не спросил о подробностях нашей первой встречи. Даже то, где именно мы встретились.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Но поскольку ты чертовски упряма, позволь я кое–что уточню. Скажи мне как, когда и где ты встретилась со своим мужем. Что тебя в нем привлекло? Каким он был как личность?

— Я сутками могу об этом говорить. А в уборную мне нужно сейчас.

— Значит, отвечай быстрее.

Она грубо выражается, выпуская воздух из легких, и на лице не остается ни единой эмоции. Злость. Нетерпение. Ни остается ничего.

— Мы встретились в кафе в центре Портленда. Мы сидели за разными столиками спиной друг к другу. Официантка перепутала наши заказы, и когда я подслушала, как он объяснял, что он не заказывал… — она останавливается. — Я не помню, что именно заказывала, но помню, что это точно предназначалось для меня, так что я обернулась объяснить это. Тогда я впервые встретилась с ним лицом к лицу. Время для меня остановилось, а позже я узнала, что и для него тоже. Мне казалось, что мы смотрели друг на друга вечность, прежде чем я смущенно засмеялась, и взяла тарелку, которую он уже держал. Поскольку мы оба были одни, он спросил, не хочу ли я к нему присоединиться. Прошло три часа, а мы все говорили и говорили… Обо всем, о чем только было можно. Я влюбилась в него мгновенно и навсегда. Любовь с первого взгляда, — она потряхивает головой, выбрасывая ненужное воспоминание. — Он был очень веселым и любил приключения. Он только что вернулся с Эвереста, на который совершил восхождение. Чуть не погиб, но гордился тем, что довел путешествие до конца. Бессмысленно, но после этого мы стали неразлучны. Мы поужинали в тот вечер, и делали это каждый Божий день, пока один конченный пьяный придурок не проехал на красный сигнал светофора.

И на ее лице снова появляется злость. Она перекрывает собой даже оцепенение, в котором она находилась, пока рассказывала.

Хорошо.

— Пока хватит мести, — я достаю ключ из кармана и расстёгиваю наручники. На коже остаются следы, в местах, где она их дергала, но открытых ран нет. Я спускаюсь к ее лодыжкам, и слышу стон, когда она приподнимается на кровати. На внутренней стороне ее лодыжки я замечаю татуировку. У меня не было времени рассмотреть ее получше, но сейчас, когда я так близко — это маленький якорь размером с подушечку на моем большом пальце.

— Это… — что–то падает на мое плечо, распространяя обжигающую боль по моему бицепсу. Толстые куски керамики рассыпаются вокруг меня. Не проходит и пары секунд, как во мне вскипает ярость, от которой я застываю на месте, моргая словно идиот.

По руке стекает кровь.

— Ты… — рычу я, замечая, как она тянет на себя наручник на ноге, до которого едва ли может достать. Прежде, чем я что–либо произношу, она откидывается назад, и заряжает ногой мне в голову. Я инстинктивно защищаюсь рукой, а потом бросаюсь на нее, припечатывая ее своим телом к кровати. Рука опускается на горло рабыни в удушающем захвате.

— У тебя огромные проблемы. Ты понятия не имеешь, какого зверя ты только что разбудила.

По ее лицу расползается не только настоящий страх, но и еще что–то. Что–то, что даже я не в состоянии понять.

— Давай! — ее голос звучит хрипло. Он прорывается сквозь мою хватку. Наказывать рабыню болью сейчас — не имеет смысла. Мой разум закипает от злости, и я делаю единственную вещь, которая приходит мне в голову. То, чего я на самом деле хочу.

Я впиваюсь в нее губами, прижимаясь членом к ее голой киске. Она мгновенно замирает в моих руках. Прежде, чем Диана успевает отреагировать, я поворачиваю ее голову большим пальцем, двигаясь губами по нежной шее к уху. Когда языком я достигаю мочки, она издает звук, заставляющий вжать женское тело в матрас еще сильнее.

— Ты этого хотела? — шепчу я, сжимая мочку зубами. — Ты уверенна в этом, рабыня?

— Нет. Прошу.

Я толкаюсь между ее бедер, презирая ткань, которая нас разделяет. Жажда оказаться глубоко в ней, преподать ей жесткий и грубый урок, сжигает меня изнутри.

— Нет, что? Ты скажешь это. Я мог бы встать и отвести тебя в уборную. Но если ты передумала… — я оставляю угрозу незаконченной.

— Я не хочу, чтобы ты меня насиловал.

— Не хочешь, кто? — я скрежещу зубами, вынуждая ее обратиться ко мне так, как положено. Желание услышать "Господин" из ее уст, до боли сжимает мое тело. С другими это было всего лишь важной частью дисциплины. Но с ней, мне нужна маленькая частичка того, почему я так скучаю. По настоящей рабыне. По той, которая знает истинное значение этого слова, и которая ценит свою свободу. Возможно, пока она не осознает, но я смогу ее научить.

Я ослабляю хватку из–за потока мыслей в своей голове. Правда ли я хочу этого? От нее? От женщины, которая только что ранила меня? Кровь, вытекающая из пореза, спускается к пальцам, и каплями падает ей на шею. Но она воин. Это может стать куда лучше, если она позволит мне помочь ей. К тому же, если она останется здесь, мне не придется переживать о том, что желание умереть вернется к ней, как только она покинет это место. В этом доме она всегда будет под защитой.

— Отвечай мне, мать твою! — я поднимаюсь над ней еще выше, спускаясь рукой по ее груди, оставляя кровавый след на коже. Я не могу удержаться, чтобы не размазать красные капли по бледной коже. Контраст цветов и смысл ситуации прост — я никогда раньше не чувствовал такое возбуждение.

Я сижу перед ней, истекая кровью после того, что она натворила. И чувствую, как с каждой секундой все больше теряю свои силы.

Я смотрю, как подрагивают ее губы, и тут же качаю головой.

— Если ты еще раз в меня плюнешь, я перегну тебя через колени, и не оставлю твою задницу в покое, пока на ней не останется живого места. Ты неделю не сможешь на ней сидеть. Не веришь мне, испытай удачу!

— Ты мне не господин!

— Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? Я думаю, дело именно в этом.

Она презрительно прищуривается, и этот взгляд идет в разрез с моими словами. Она хочет, чтобы я оставил ее в покое.