В погоне за счастьем

Я закрыл лицо руками. Мне стало не по себе. Эти ублюдки загнали меня в угол. И упивались этим.

Чья-то рука легла на мое плечо. Я расслышал голос Берта Шмидта: «Хватит, Эрик… пошли, выпьем по чашке кофе».

Он помог мне встать из-за стола. Я был потрясен. Было невыносимо смотреть на лица этих подонков. Но когда мы выходили из комнаты, вслед прозвучал голос агента Свита: «Семьдесят два часа, мистер Смайт. Не дольше. И я искренне надеюсь, что вы поступите правильно».

Мы со Шмидтом спустились на лифте в вестибюль. Он вызвал такси и попросил водителя отвезти нас в закусочную «Карнеги» на углу 56-й улицы и Седьмого авеню.

«Я не так уж голоден, Берт», — сказал я.

«Я просто хочу убраться подальше от этого проклятого здания».

В закусочной мы выбрали дальний столик за перегородкой. Когда официантка принесла нам кофе, Шмидт заговорил тихим заговорщическим голосом.

«Мне очень жаль, — сказал он. — Ты не представляешь, как мне жаль».

«Что ты им рассказал?»

«Меня не допрашивали».

«Не юли. Я даже не сомневаюсь в том, что они задавали тебе вопросы. Я ведь слышал, как ты хвастался своим знакомством с Одетсом и Гарольдом Клерманом, когда служил в Театральной гильдии… настоящем рассаднике политического экстремизма… если такой вообще существовал».

«В отличие от тебя, я не был членом этой чертовой партии…»

«Но все равно ты знал многих ее активистов. И готов спорить, что, когда тебя начали прессовать, наверняка выдал этим говнюкам хотя бы парочку имен, разве не так?»

«У меня и в мыслях не было…»

«Брехня, Берт. На твоей шее две бывшие супруги и трое детей, которые учатся в частной школе. И ты вечно ноешь, что тебе не хватает денег, чтобы оплачивать своих телок из стриптиза…»

«Что ты разорался?..»

«Меня уничтожают, а ты хочешь, чтобы я шептал, черт возьми?»

«Ладно, ладно, — тихо сказал Берт. — Все это ужасно. Дерьмо полное. Тут я с тобой полностью согласен. Но, Эрик, у меня нет никакого влияния на этих идиотов. И ни у кого нет. Они играют по своим правилам…»

« Неконституционным правилам».

«Возможно… но все слишком запуганы, чтобы открыто заявить об этом».

«Берт, ты должен сказать мне честно: тысдал меня?»

«Клянусь жизнью моих детей: нет, это не я».

«Но ты ведь стал сотрудничать с ними, разве нет?»

«Эрик, прошу тебя…»

«Отвечай».

Он зажал глаза ладонями. Когда он убрал руки, я увидел, что его глаза влажные от слез.

«Да, — тихо произнес он. — Я назвал им некоторые имена».

«Некоторые?»

«Два или три… может, четыре. Но, честно тебе скажу, Эрик, имена, которые я назвал… это люди, которых все равно будут допрашивать. Я имею в виду, что я рассказал им то, что они и без меня уже знали».

Он смотрел на меня, умоляя о понимании, о прощении. Я не знал, что ему ответить. От него это не ускользнуло.

«Не мучай меня своим презрительным молчанием, — вдруг разозлился он. — У меня не было выбора. У меня столько ртов, которые нужно кормить, столько обязательств. Если бы я отказался сотрудничать…»

«Я знаю: ты потерял бы все. Теперь те ребята, которых ты сдал, потеряют все, если откажутся сотрудничать. Кажется, это называется, свалить с больной головы на здоровую».

«Что ж, валяй, — прошипел он. — Играй в святошу. Получай „Оскара" за добродетель и благородство».

«Меня все равно уволят — теперь, когда они знают мой маленький грязный секрет».

«Если ты станешь сотрудничать с федералами, компания тебя не уволит».

«Откуда тебе знать?»

«Я знаю. Френкель и Голден заверили меня в том, что, пока ты будешь помогать агенту Свиту, они закроют глаза на… мм… твои личные дела».

«У тебя это заверение есть в письменном виде?»

«Ты в своем уме? Они и не собираются ничего подписывать, ведь у них на руках все карты. Но я точно знаю, что, если ты поможешь им в этой ситуации, они тебя не уволят. Как я уже говорил, никто не хочет терять тебя. Ты слишком ценное приобретение для компании. И что касается меня лично, то я надеюсь, ты по-прежнему будешь-считать меня своим другом».

И вот тогда я встал из-за стола и вышел из закусочной. Во сколько же это было? Да, в пять вечера, вчера. С тех пор я и брожу по городу.

Я потянулась к бутылке «Хайрам Уокер» и плеснула ему в кофе еще немного бурбона.

Ты так и не был дома?

Нет. Просто шатался по округе. Наконец зашел в круглосуточный кинотеатр на 42-й улице. Пытался забыться.

А где Ронни?

Он уехал на пару дней в Атлантик-Сити — с группой, котори аккомпанирует Розмари Клуни. Я собирался позвонить ему в отель. но потом решил, что пока не стоит его расстраивать. Еще будет время. В любом случае мне невыносимо возвращаться домой… зная, что эти чертовы федералы дошли до того, что расспрашивали у горничных про…

Он поднял кофейную чашку и чокнулся с бутылкой.

Неужели я такая важная персона, Эс? Неужели я представляю такую угрозу национальной безопасности, что они были вынуждены выяснять у горничных, кто спит в моей постели?

Я не могу в это поверить.

А придется поверить, Эс. Потому что эти ублюдки настроены очень серьезно. Тут одно из двух: либо ты сотрудничаешь с ними, либо совершаешь профессиональное самоубийство.

Тебе необходим адвокат.

Зачем? Что может сказать какой-то дорогущий адвокат, чего я сам не знаю? В любом случае, даже если он сотворит чудо и избавит меня от федералов, компанию все равно заставят уволить меня за аморалку. И как только дело получит огласку, на моей карьере можно будет поставить жирный крест. Со мной будет покончено.

Ты должен найти того, кто тебя сдал.

И что мне это даст?

Возможно, тебе удастся воздействовать на их совесть, заставить отказаться от показаний…

Совесть. Ты, конечно, умная девушка, Эс… но сейчас ты мне напоминаешь Полианну. В этой игре неттаких понятий, Эс. Каждый сам за себя — это как раз то, на чем играют Джо Маккарти со своими дружками: на страхе каждого взрослого потерять все, что заработано таким трудом. Берт Шмидт прав: когда приходится делать выбор между собственной жизнью и друзьями, скорее всего, ты пожертвуешь друзьями.

Значит, ты собираешься сотрудничать?

Только не смотри на меня так, — вдруг обозлился он.

Никак я на тебя не смотрю, Эрик. Я просто спрашиваю…

Не знаю. У меня в запасе… сколько?… Два с половиной дня на принятие решения. И на банковском счете пусто.

Что значит пусто? Ты же в прошлом году заработал более шестидесяти тысяч…

Да, и столько же потратил.

Как тебе это удалось, черт возьми?

Очень легко. Так легко, что сейчас у меня образовалось нечто под названием «долг».

Долг? И какой же?

Не знаю. Семь… может, восемь тысяч…

О боже…

Вот именно: о боже. Так что сама видишь, в чем моя проблема. Если я откажусь сотрудничать, получу клеймо коммуниста и извращенца, а Эн-би-си перекроет денежный поток. И я со всех сторон банкрот.

Что же ты намерен делать?

Понятия не имею. А что бы ты сделала?

Честно?

Да, честно.

Честно… — задумалась я и ответила: — Не знаю.

7

Следующие два дня были сущим кошмаром. Я настояла на том, чтобы Эрик встретился с адвокатом. Естественно, он обратился к Джоэлу Эбертсу. Дождавшись девяти часов утра, я позвонила в офис Эбертса. Он сам снял трубку и попросил нас немедленно приехать. Закаленный в профсоюзных боях, мистер Эбертс с пониманием и сочувствием отнесся к дилемме Эрика. Но, просмотрев его контракт с Эн-би-си и услышав о том, что ФБР располагает компроматом на Ронни, сказал, что не может предложить ничего, кроме моральной поддержки.

Конечно, мы могли бы оспорить это в суде. Но, как и сказал тебе юрист из Эн-би-си, они вполне могут позволить себе затянуть процесс на годы. А тем временем ты будешь жить с красным клеймом. И хотя лично мне все равно, кто с кем спит, боюсь, они могут впаять тебе еще и обвинение в аморалке. Хуже того, если ты открыто выступишь против них, они непременно сольют информацию какому-нибудь подонку вроде Винчелла. Не успеешь опомниться, как вся грязь выплеснется в его колонке. И тогда тебе не отмыться.