Невинная оговорка (ЛП)

– Как это?

– Я обожаю делать тебя счастливой, ты знаешь, это правда. Но, когда я всё выяснил, я

осознал, что я всегда ставил тебя превыше всего, но от тебя ответной реакции так и не дождался.

Я отверг предложение о повышении по службе, чтобы иметь возможность проводить с тобой

больше времени…

– Нет, – перебила я. – Ты сделал это, чтобы в любую минуту оказаться рядом с больным

отцом.

– Я сделал это для тебя. Ведь это подразумевало большее количество времени,

проведённого в офисе. Но, когда Амелия предложила тебе повышение несколько месяцев спустя, ты приняла его в тот же день. Ты никогда со мной не советуешься.

Я нахмурила брови.

– Ты что, издеваешься? И поэтому ты заставлял меня чувствовать себя изгоем в

собственном доме целых три месяца?

– Все эти факты наслоились друг на друга. Ты даже не знаешь, какую выпечку я люблю.

Жизель должна тебе об этом напоминать. Месяцами я пытался уговорить тебя прийти на мою

игру в боулинг, а потом ты вдруг ни с того ни с сего изъявила желание её посетить, ещё и

обвинила меня в том, что я тебя не приглашаю. Ты слышишь всех кроме меня, когда тебе говорят

о новом баре или ресторане. Я сто раз тебе говорил о Парк–Слоуп, но только лишь, когда Донна

упомянула о нём, у тебя открылись глаза на то, что такое место существует. А потом ты

принимаешь судьбоносные решения без меня. И тут меня осенило, а ты вообще, чёрт возьми,

заметишь или нет, если я исчезну.

У меня отпала челюсть.

– Это так несправедливо,– возразила я. Выпечка? Бруклин? Я не могла поверить, что из–за

этих мелочей между нами образовалась такая пропасть. Может всё, о чём он говорит и правдиво, но у него было предостаточно возможностей всё это мне высказать. Вместо этого он позволил

ситуации усугубиться, а потом и вовсе отгородился от меня. – И из–за этих глупых причин, ты

подвёл наш брак к краю?

Он указал на меня.

– Именно поэтому я не торопился обсуждать это. Ты себе даже не представляешь, каким

бараном я себя чувствовал, когда расстроился из–за грёбаного пончика. Но суть–то лежит намного

193

глубже. Суть в том, что ты даже не паришься узнать и запомнить то, что мне нравится. Вот какие

мысли занимали мою голову.

– Но я столько раз пыталась вызвать тебя на разговор, чтобы всё выяснить. И ты мог бы

рассказать мне о том, что тебя тревожило, но ты предпочёл меня игнорировать. И в этом Натан ты

зашёл слишком далеко. Может я и не была такой внимательной, как ты того хотел, но я такой и

была, когда ты женился на мне. Ты же, напротив, полностью изменился и оставил меня в

неведении и одиночестве.

– Я был обижен, я был в замешательстве.

– Но я не намеренно обидела тебя,– внезапно в моей груди разбушевалась буря эмоций, и

мне стало просто необходимо дистанцироваться от него. Слишком долгое время я была очень

уязвима. Он злоупотребил этим моим положением, больше я ему этого не позволю. – Ты не

любил меня в темноте, когда сумерки сгустились, как обещал.

Его глаза удивлённо расширились, он, несомненно, был ошеломлён тем, что я

процитировала его клятву. Я буду любить тебя как при свете солнца, так и в темноте.

– Любить? Я ни на секунду не переставал любить тебя. Мне было так больно, потому что я

очень тебя люблю.

– Всё должно быть не так, – я схватила вазу с каллами и протянула её ему. – Я купила их

потому что люблю тебя, они твои любимые. Я приготовила тебе рёбрышки барбекю, я нарядилась

в то, что тебе нравится. Я не посторонний человек, я – твоя жена.

Он взял вазу из моих дрожащих рук.

– Они не мои любимые.

– Нет, это не так.

– Каллы – твои любимые цветы, именно по этой причине я их и люблю.

Я нахмурилась от внезапно нахлынувших воспоминаний о том вечере, когда мы впервые

встретились, который мы провели на пляже под сияющими звёздами. Он интересовался, какие

мои любимые цветы, книги, города. Он помнит всё это и по сей день, а вот вспомнить,

спрашивала ли я о его любимых, я не смогла.

– Я этого не знала. Полагаю, это значит, что я люблю тебя не так сильно, как ты меня. Если

тебе не нравится такая жена, как я, тогда уходи.

– Это не то, что…

Я развернулась и направилась в спальню.

– Мы ещё не закончили,– сказал он.

– Я закончила. У меня была тяжёлая ночь, сейчас я хочу побыть одна,– я захлопнула за

собой дверь в спальню, но он открыл её. Я направилась в ванную, он следовал за мной по пятам.

Я обернулась, начав расстёгивать штаны. –Тебе здесь больше не место. Выйди.

– Нет,– ваза всё ещё была у него в руках, он поставил её на раковину. Джинджер металась

меду нами, смотрела то на меня, то на Натана, будто посредник. –Да, я совершил ошибку, но ты

тоже. Я готов закрыть глаза на те решения, которые ты принимала без меня, но не в этот раз.

Теперь я не позволю тебе поступить эгоистично.

– Я не понимаю, что ты от меня хочешь. Между нами всё кончено. Назад пути уже нет,– я

была “загнана в угол”, поэтому забралась в душ в одежде и задёрнула занавеску. Он дёрнул её

обратно.

– Я говорю не об аборте.

Находясь в нерешительности, рукой я опёрлась о плитку. Сперва, я подумала, что

ослышалась. Решение, которое я приняла за нас, но не аборт. Какое тогда? Потом я вспомнила о

нашем уговоре. Мы договорились, что если у кого–то из нас появится соблазн изменить, то мы не

будем этого скрывать друг от друга.

Он всё знает о Финне. Но как он узнал?

Мы с Финном были неосмотрительны. Нью–Йорк не такой уж и огромный, как многие

думают. Нас могли увидеть где угодно: в прачечной, на Таймс–сквер. Вчера он звонил Джил,

может быть она ему что–нибудь сказала.

194

У меня в животе что–то сжалось, но не от того, что он всё знает. А от того, что я не знала, расстроен ли он от того, что я совершила или от того, что нарушила наш договор и ничего ему не

сказала. Наименее болезненная часть моей измены состоит в переплетении и соединении частей

тела. Наибольшие страдания и муки заключены в душе, в причинах, кроющихся внутри. Подпустив

к себе Финна, я не предпочла его Натану, я выбрала себя.

Я посмотрела Натану прямо в глаза, даже после всего этого, его взгляд был открытым.

– Как давно ты об этом знаешь?

– О чём?

– О Финне.

Он склонил голову и свёл брови к переносице.

– О Финне? Нашем соседе?

В ту же секунду, как он выпрямился, я всё поняла. Натан ничего не знал о моей измене. Но

он не глуп и, услышав имя Финна, обо всём догадался. Он отступил от меня на несколько шагов, качая головой из стороны в сторону.

– Нет.

Моё сердце бешено заколотилось, наблюдая, как осознание отразилось на его лице.

– Натан…

Сначала его рот лишь немного приоткрылся, но затем его нижняя челюсть отпала, и он

стрельнул в меня взглядом своих карих глаз.

– Финн? – спросил он так, будто никогда раньше не слышал этого слова.

Впервые в жизни я не могла предугадать его реакцию. Я видела напряжение, пронзившее

его руки, выражение его лица сменялось от замешательства, гнева до отчаяния.

– Ты была…с…как долго это продолжается? – задыхаясь, спросил он. – Стоп. Не говори,–

его взгляд пробежался по комнате, он посмотрел на рулон туалетной бумаги, на корзину для

мусора, на мыло для рук с морским запахом. –Когда он фотографировал тебя.

Я скрестила руки и на вдохе произнесла.

– Да. Мы этого не планировали…

– Когда это было? Всего две недели спустя как он сюда въехал? – ноздри Натана

раздувались, как у огнедышащего дракона. –Думаю, всё могло быть намного хуже. Ты могла

сделать это прямо в день его переезда.

Он молча сверлил меня взглядом, его лицо и шея начали потихоньку краснеть.