Одиночество вдвоем (СИ)

Сжимаю челюсть. Эви сутулится, опуская голову, и стонет от усилившейся боли в животе:

— Поэтому оно болит! Всё время болит! — кричит не на меня. Она выдавливает в пустоту, просто выбрасывая из себя всё это дерьмо.

— Эви, — что? Что я могу сказать сейчас? Что, черт, что, Дилан?! Что ты скажешь, мать твою?! Ничего, ни черта, блять, твою ж…

— Эви, — тру её ладонь, но девушка не реагирует на мой зов.

Боль. Теперь я лучше ощущаю её в груди. По вискам течет пот, сердце скачет, как ненормальное, а ярость внутри мешает собраться с мыслями.

Хочу вновь позвать её, произнести это короткое имя, но девушка внезапно поднимает голову, прекратив рыдать. Смотрит на меня, роняя слезы:

— Ты… Ты можешь… — запинается, явно боясь произнести желанное. Я моргаю, шепча:

— Что?

Девушка глотает комки в горле, дрожащими губами проговаривая:

— Ты можешь обнять меня? — её лицо вновь морщится, а голос становится ещё тише. — Просто, обнять, пожалуйста, просто… — задыхается, давясь и кашляя. Я не мешкаю. Тяну её руку на себя, заставляя девушку сесть ближе, а сам полностью поворачиваюсь к ней, всем телом, чтобы Эви могла сесть ближе, и, черт возьми, неважно. Всё остальное не имеет значения.

Девушка мычит, ладонями упираясь мне в грудь, а сама садится между моих ног, согнув свои в коленях, лбом утыкается в мою шею, рвано дыша. Я обвиваю её спину руками, опустив лицо, касаюсь носом темных волос рядом с ухом, после чего внимательно прислушиваюсь к тихому плачу, что тонет в природной тишине вокруг нас. Чувствую, как ей тяжело прижиматься ко мне. Нет, не физически, морально.

— Тебе трудно? — шепчу, но девушка резко качает головой, отрицая охрипшим голосом, который наверняка умудрилась сорвать:

— Я хочу перебороть себя, — шмыгает носом, глубоко дыша, не шевелится, продолжая пускать пар мне в шею, а я сильнее сжимаю её тело, пытаясь все свои силы потратить не на злость, что вот-вот должна вырваться наружу, а на девушку, которая сейчас нуждается во мне, как никогда.

Я нужен ей.

В данный момент.

Я кому-то необходим.

Гром. Слышу шум ещё не добравшегося до нас дождя, и пытаюсь не давить на Эви, говоря:

— Надо перебраться в трейлер.

Девушка не отвечает, прижимается ко мне мокрой щекой и грудью, приводя дыхание в порядок, и мне не охота шевелиться.

Не огонь костра согревает.

Куда больше теплоты приносит Эви, и оно не греет кожу, а именно проникает внутрь, заставляя что-то внутри меня сломаться. Уже в который раз.

Целую её в лоб, осторожно прижимаю губы, не давлю, чтобы голова девушки не качнулась, в идеале это действие должно остаться незамеченным.

— Ты будешь в порядке, — уверяю.

Эви слабо трясется, слегка поднимая голову, чтобы встретиться с моим взглядом, и я вижу, как сильно она истощена, как глубоко внутри все её раны, которые всё ещё кровоточат, и мне будет нелегко залечить их, но, я ведь могу попытаться?

Пальцами убираю с её мокрого лица локоны волос, серьезно смотрю в глаза девушке, которая дышит через приоткрытый рот. И её взгляд. Он пропитан какой-то надеждой, уверенностью, а так же смятением, и я только начинаю понимать, что пообещал ей. Я поклялся внутри себя, что с ней больше ничего подобного не произойдет, что «она будет в порядке». Я заставил её нуждаться во мне больше, чем раньше, и теперь Эви полностью отдана мне, как бы глупо это не звучало, но всё это написано на её лице.

Этой девушке нужен был шанс.

Ей необходим тот, кто даст ей надежду.

У Эви должен быть свой «Бэтмен».

И я хочу им стать.

***

Богато обставленная кухня не радует его глаз. Множество вкусных блюд на столе не приносят удовольствия. Здесь тепло и светло, но Ника гложет вина. Он сидит за столом, не вслушиваясь в беседу взрослых. Вилкой скребет по дну, уставившись в одну точку. Внутреннее ощущение подсказывает, что что-то идет не так, что его поступки далеко не похвальны. Ему надоело разрываться между тем, кем его хотят видеть родные, и тем, кем он себя считает.

За окном ударила молния, ослепив край глаза парня, который внимательно прислушался к стуку капель по стеклу и сильному ветру, что воет, сочась через распахнутую форточку в гостиной.

Холод.

Внутри.

И наяву.

Он, в конце концов, хочет быть собой.

***

***

От лица Эви.

От такого скачка давления, мне не удалось уснуть, полностью углубившись в сон, поэтому на протяжении всей ночи я сверлила пустым взглядом стену, прислушиваясь к шорохам и дождю, что мешал мне понять, чем занимается Дилан. Он явно так же не мог уснуть, сидел на кресле, слишком часто вздыхая.

Мне не хочется приносить ему неудобства.

Он не должен пострадать из-за меня.

Всю ночь я провела в своих мыслях, но утром те словно ускользнули из головы, оставив лишь пустые дыры, лишив меня каких-либо возможных решений проблем. Меня мучает то, что я вешаю ярлыки. Дилан мне не обязан. У него и без того проблемы, а тут ещё и я. Он не должен. Ничего не должен мне.

Пасмурное утро уже не дарило мне ясности в сознании. Мое состояние было неописуемо, словно меня бросили в океан, и я иду ко дну с камнем, не имея возможности глотнуть воздуха.

Веревка на моей шее.

Единственное, что радует — Дилан всё равно уйдет на тренировку. Кажется, он понимает меня. Знает, что мне нужно побыть одной, чтобы привести себя в порядок, ведь непросто оклематься после того, как практически раскрылся перед другим человеком, заставив его увидеть все твои «шрамы». Хотя, я всё равно больше думаю о том, что ему не стоит пропускать, чем о себе.

Сижу на кровати, наблюдая за тем, как лишенный сил парень собирает вещи в спортивную сумку, готовясь к выходу. Он не проронил ни слова, только показывает движениями: на термос, чтобы я выпила чай, на яблоки, чтобы перекусила и не голодала, на телефон, что лежит на столе, чтобы звонила ему. Ещё вчера я внимательно изучала его номер, который был первый в контактной книжке, кажется, мне удалось его заучить за те минуты, что провела одна, хотя стоило бы выучить ещё номер Дженни, чем займусь сегодня, если не смогу поднять себя с кровати.

Дилан ходит кругами, тянет время ухода, иногда поглядывая на меня, явно желая что-то сказать, но терпит, нервно теребя шнурки от темно-красной кофты, которую надевает на себя, перебрасывая ремень спортивной сумки через плечо. Я прижимаюсь к стене, сижу, согнув ноги в коленях, мой взгляд устремлен куда-то вниз. ОʼБрайен молча подходит к двери, но не открывает её, топчась на пороге. Нервно вдыхает воздух, оборачиваясь, и смотрит в мою сторону, заставляя меня всё же поднять взгляд. Веки слишком опухли, а глаза болят, поэтому часто моргаю, чтобы переломить неприятное ощущение, будто песка засыпали в глазницы. Дилан медленно подходит к кровати, но это не рождает внутри меня беспокойство, наоборот я с особым вниманием смотрю на него, ожидая, что парень что-то скажет, но он просто наклоняется к моему лицу, опираясь руками на матрас, медленно дышит через нос, проглатывая всё то, что хочет сказать вслух. Я поддаюсь вперед, сама не ожидая от себя такой ответной реакции, но уже в следующую секунду сама касаюсь губами его губ, оставляя нечто похожее на поцелуй, который сопровождается тяжелым выдохом парня. ОʼБрайен напрягает челюсть, но ответно целует меня, вынуждая меня прикрыть веки, чтобы полностью утонуть в самой себе.

Дилан отрывается от моих губ, взглянув в глаза с каким-то напряжением, довольно серьезно прося:

— Не выходи, пока не вернусь, — шепчет, зная, что от шума у меня разболится голова.

Осторожно киваю, сжимая губы, и вздыхаю, ещё раз поддавшись вперед. Дилан не отстраняется, принимая мой поцелуй, который оставляю на его сухих искусанных после ночи губах, после чего сам целует меня, но уже в лоб, аккуратно скользнув ладонью по моим волосам, что мне еле удалось почувствовать. Смотрю на парня, который выпрямляется, разворачивается и направляется к двери, чтобы покинуть помещение, в котором я проведу несколько часов одна. И именно мне будет дано время, чтобы прийти в себя, ведь ночи было недостаточно.