Секвойя (СИ)

На самом деле, Райан Батлер был одним из самых добрых людей, кого знал Джастин. В нем не было и тени зависти или злости, он всегда был готов прийти на помощь, даже когда его об этом не просили. Он сторонился публики, и Джастин недоумевал, как ему удается оставаться в тени рядом с таким публичным другом.

Как раз по той причине, что Райан знал Джастина с самого детства, он не мог не замечать изменений, происходящих с ним в последнее время. Он шутливо одергивал его, когда тот начинал задирать нос, и Джастин всегда прислушивался к нему, отчасти потому, что тот никогда не упрекал его всерьез, чего Джастин не терпел. Джастин знал, что Райану не особенно нравится его окружение, но надо было отдать ему должное, он пытался завести с ним откровенный разговор на эту тему только однажды. К тому моменту Биберу уже так надоели эти нравоучения – каждый считал своим долгом рассказать ему, насколько плохи его друзья – что он просто не стал слушать.

Райан часто приезжал на выходные, под предлогом, который он называл «потусоваться». Но Джастин прекрасно знал, что друг просто волнуется за него, и с тех пор, как он пресек единственную попытку поговорить по душам, Райан предпочитал находиться рядом на всякий случай. Молча.

Тусоваться Райан не любил, не умел, и не хотел учиться. Обычно на предложение покурить или выпить, он, улыбаясь, качал головой. Конечно, иногда он соглашался, но только если хотел сам. Он был довольно замкнутым парнем. Единственным из друзей Джастина, с кем Райан быстро нашел общий язык, был Гунзо. С остальными он просто обменивался вежливыми фразами. Они не нравились ему, и Джастин это знал.

Вчера Джастин и Калил были в студии. Джастин в очередной раз понял, что зря потратил время на дорогу, поскольку желания петь у него вовсе не было. Не было его и дома, но он рассчитывал, что правильная студийная атмосфера поможет, однако он ошибся. Он сидел на диване и скучал, наблюдая за кривляющимся Калилом. Тот стоял в наушниках за стеклом и корчил гримасы.

Телефон Джастина завибрировал в кармане. Звонил Рой Картер, его адвокат. Наверное, по делу об избиении того фотографа, который лежал в больнице, прикидываясь калекой. Джастин не удивился, когда чуть ранее Рой уже сказал ему, что на теле пострадавшего вдруг неведомо откуда появились и ссадины, и переломы и все остальное, что он там успел сочинить. Скорее всего, Рой звонил, чтобы сказать, что у них есть два выхода: попытаться доказать, что травмы – это чистой воды фальсификация, и врачи, которые дали это заключение, были подкуплены; или же, если план «А» не удастся, договориться напрямую с фотографом, чтобы тот забрал свой иск. За сумму с несколькими нулями, само собой.

Джастин поднялся, и, махнув Калилу рукой, показал, что поговорит в коридоре.

- Жду тебя там, закругляйся, - беззвучно губами произнес он. – Ребята, пока, - он отсалютовал всем, и вышел, отвечая на звонок.

Это было невысокое офисное здание, и время уже близилось к ночи. Рой не сказал ему ничего нового. Слушание еще не назначили, и он просто звонил, чтобы держать Джастина в курсе дел.

В конце коридора раздалось бряцанье металлических колес. Джастин вдавил свои черные рэй-бэн глубже в переносицу, словно боялся, что кто-то вот-вот ослепит его. Фанаты редко видели его без солнечных очков, даже в помещении. Конечно, это не имело отношения к его стилю, просто он только что выкурил косяк, и теперь даже сосудосуживающие капли для глаз не скрывали их красноту. Он стоял в темном углу, прямо за поворотом, одетый во все черное, неудивительно, что уборщица не заметила его, завернув за угол, и мыльный раствор из ведра, стоящего на тележке, от столкновения выплеснулся прямо на его кеды. Тряпки, лежащие сверху, разлетелись, и беспорядочно попадали на пол.

Джастин был близок к тому, чтобы грязно выругаться, когда вдруг увидел испуганный взгляд девушки. Она была хорошенькой. Слегка полноватой на его взгляд, но вполне милой. Она начала сбивчиво извиняться, перемешивая английские слова с испанскими. Она была так напугана, словно эта работа была ей дороже собственной жизни. Хотя, возможно, так и было.

Девушка извинялась так долго и так искренне, что Джастину даже стало неудобно. Желание быть джентльменом было в нем сильнее злости, и он только улыбнулся, сказав:

– Ничего страшного. Я помогу, – он не без брезгливости поднял с пола упавшие тряпки и бросил обратно на тележку, отряхнув ладони.

Девушка оглядела его с головы до ног и заметно повеселела. Осмотр был странным и совсем не понравился Джастину, которому показалось, что она, сначала приняв его за кого-то важного, осмотрев, решила, что он обычный среднестатистический паренек. Неужели, он плохо выглядел?

– Грасиас, – сказала она, вытирая руки о халат. Потом она сделала то, чего он никак не ожидал. Она протянула ему руку и назвала свое имя, которое он, если честно, даже не попытался запомнить. Кажется, она была Хуанитой. Или Лунитой. Неважно. Он, подумав секунду, протянул руку и назвал свое имя, приподняв одну бровь, и ожидая подвоха. Словно она вот-вот должна была закатить глаза и с улыбкой воскликнуть: «Да, я знаю!». Но она снова улыбнулась, и сказала, что у него красивое имя.

Она явно была старше, хотя и ненамного. Пусть даже она была иностранкой, она не могла не знать, кто такой Джастин Бибер. Ну, не шестьдесят же ей было лет, в конце концов!

Девушка спросила, что он делает здесь, и почему стоит один в темном коридоре. Джастин ответил, что был в студии с другом. Когда она спросила: «Так ты музыкант?», он окончательно убедился, что она понятия не имеет, кто перед ней.

Он не мог поверить, что остался неузнанным, такое случалось очень и очень редко, даже взрослые люди его обычно узнавали. Его это не то чтобы задело, но точно удивило. Он подумал, что его популярность, возможно, не такая всеобъемлющая, как ему казалось. Но его это почему-то вовсе не расстроило. Он так давно был занят всякой ерундой, вместо того, чтобы заниматься тем, что он по-настоящему любит. Единственное, чего он хотел – это петь. А не выпускать всевозможные товары различного назначения под собственным брендом, призванные, по мнению Скутера, укрепить его имя в глазах общественности. Как имя Бибера в глазах общественности могла укрепить девчачья косметика?

Джастин, погруженный в свои размышления, вежливо кивнул, и отошел к двери лифта, решив подождать Калила в холле первого этажа. Но она догнала его, и спросила, не хочет ли он вместе выпить кофе где-нибудь? Он вздохнул, и сказал: «Извини, я не могу». Девушка кивнула, конечно же, подумав, что просто не понравилась ему. Не зная, куда себя деть от смущения, она махнула рукой на прощание, и укатила свою тележку.

- Я придумал, что подарить тебе на Рождество, - вдруг совершенно серьезно сказал Райан.

Джастин стряхнул пепел и повернул голову.

- Футболку с надписью: “С кем попало, не знакомлюсь, я же Джастин Бибер”, - саркастично пояснил тот.

Джастин только ухмыльнулся. Такие подколы от друзей он слышал часто. С той лишь разницей, что Райан делал их беззлобно, тогда как остальные парни, казалось, испытывали некую зависть.

Не мог же он сказать этой Хуаните, что он не из тех людей, которые запросто могут пойти с девушкой в кино, сесть на задний ряд, и целоваться весь сеанс, смутно потом помня даже название фильма. А потом бежать под проливным дождем по ночному городу, провожая ее, и хохотать, пока не начнет сводить челюсть. Вымокнуть до нитки и согласиться на ее скромное предложение зайти к ней на чашечку кофе, и дождаться пока одежда высохнет. И, конечно, остаться до утра, сказав, что он будет спать на диване в гостиной. И ночью почувствовать теплые руки на своей спине. А утром вместе дойти до ближайшего супермаркета, купить что-нибудь на завтрак, и улечься в обнимку перед телевизором. А если ночь пройдет не так замечательно, то просто по-тихому смыться из ее дома рано утром, и не брать трубку еще примерно четыреста лет.