Непутевая

— Конечно. Почему бы и нет?

— Ну-ну, радуйся, пока можешь. — Я недоуменно смотрела на него. — Давай поговорим откровенно. Айра — мой лучший друг, и он уже совершил одну ошибку. Или обходись с ним как следует, или будешь иметь дело со мной. Он уже натерпелся от женщин.

— Почему бы тебе не заняться своими делами? — крикнула я ему вслед.

Подскочил Айра.

— Тебе весело?

— Конечно! Здесь замечательно! — ответила я и улыбнулась.

— Я понимаю, тебе трудно — одной среди чужих…

— Да, но они очень милы, — слишком поспешно заверила я. (Можно ли будет спасти этот брак?)

— Нужно время. Я уверен, они полюбят тебя, когда узнают поближе. Как я. — Он наклонился, чмокнул меня в щеку и отправился искать не представленного мне гостя.

— Какую, вы сказали, церковь вы посещаете? — снова подошел дядя Луи.

— Я не посещаю церкви, — вздохнула я.

— Тогда, — деловито начал он, — смотрите мне прямо в глаза, пусть все думают, что мы просто разговариваем.

— А разве это не так? — изумилась я.

— Милостивый Боже, помоги твоему слуге, заблудившемуся в своей гордыне, обрести истинную церковь. Благослови ее брак с Айрой Блисс и, если будет на то воля Твоя, подари им детей. Образумь ее, Отец, чтобы она стала хорошей христианкой, содержащей дом в мире, чистоте и здоровье. Научи ее уважать общество и любить мужа и детей. Аминь.

— Аминь! — искренне повторила я. Он говорил о том, чего я очень хотела: расположить к себе горожан, завоевать уважение общества, доставлять как можно больше радости Айре, который будет меня содержать. — Но разве все это невозможно без посещения церкви?

— Возможно, — он печально покачал головой. — Но сомнительно. Очень сомнительно.

Но более важной проблемой, чем посещение церкви, оказалось то, что следующие попытки наших сношений были, с точки зрения Айры, неудачны. Мы занимались любовью по вечерам в понедельник, среду и пятницу. Айра вычитал в «Справочнике читателя», что средняя американская пара занимается сексом два раза в неделю. Мы стали заниматься им три раза. Вечерами по вторникам он был занят в своем Добровольном пожарном обществе, где пил пиво и играл до утра в покер. По четвергам мы танцевали в дансинге, по субботам ездили на его снегоходе на бобровый пруд, по воскресеньям он посещал заседания похоронной комиссии. Так что для секса оставались понедельник, среда и пятница. Каждую неделю он обводил эти дни красными кружочками в висящем на кухне календаре, чтобы не забыть. Я хотела упорядочить свою жизнь. Упорядочила.

Каждое утро мы вставали в семь часов. Пока Айра делал свои приседания, отжимания и бег на месте, а потом принимал душ и брился, я готовила ему завтрак: два яйца всмятку, два кусочка ветчины, два ломтика хлеба с маслом, джем, апельсиновый сок и кофе. Он горделиво заметил как-то, что этот завтрак не меняется уже пятнадцать лет. В семь пятьдесят он выходил за дверь, садился в свой красный пожарный автомобиль и ехал на Мейн-стрит. Там, в своем офисе, он продавал «Сноу Кэт» или велосипеды «Хонда» — в зависимости от сезона. Еще изучал страховые претензии и возможность оплаты полисов. Подобно хирургу, владеющему табачной плантацией, Айра сначала продавал клиентам свои снегоходы, а потом страховал их жизнь.

Когда колокол на шпиле общественной церкви пробивал двенадцать раз, он входил в дверь. На обед я готовила рисовый томатный суп, болонскую колбасу, сэндвичи с сыром, хлеб и кофе. В двенадцать пятьдесят он возвращался в свой офис.

У меня были свои дела. Я гладила Айре рубашки: он любил, чтобы впереди были складочки; чистила унитаз; натирала паркет. Дом был большой, неуклюжий, со старомодными каменными колоннами. Его построил далекий предок Папа Блисс, чей портрет висел над камином в гостиной. Фамильное сходство было очевидным: у Папы Блисса были такие же широко поставленные глаза, румяные щеки и высокий лоб, как у Айры. Вот только волосы были другими. У Айры — темные, курчавые, нависающие на лоб.

У Папы Блисса — светлые и прямые, завязанные, как у хиппи, в хвост. Он был шотландским каменщиком, приехавшим в Вермонт после открытия мраморных каменоломен и строившим дома по всему штату, включая тот, в котором жили теперь Айра и я. Еще он вырезал памятники. За домом, на маленьком семейном кладбище, до сих пор стояли ангелы с круглыми лицами и пустыми глазницами, способные напугать любого, вернувшегося с берегов Стикса. В этом доме вырос Айра. Его отец был фермером. Уйдя от дел, они с Айриной матерью продали половину своей земли и купили красивую виллу во Флориде.

Родовое гнездо Айры было так огромно, что домашней работе, казалось, не будет конца. Стоило мне вытереть и отполировать старинную сосновую мебель, как пора было возвращаться и снова полировать ее под пристальным взглядом Папы Блисса. В общем, моим уделом стала однообразная утомительная работа. Но я любила ее. Мне нравилось знать, чем я буду заниматься завтра, послезавтра, через месяц. Нравилось знать, где Айра, с кем, чем занят. Я была сыта свободой. Она убила Эдди и чуть не убила всех нас. Лучше провести жизнь в этой древней каменной клетке.

Колокол пробил пять, и вошел Айра. Ужин я подавала точно в шесть: отбивные или жаркое, картофель, хлеб, пирог и кофе. После ужина Айра доставал из серебряного ящичка на буфете сигару, потом наливал в стакан чуть-чуть бренди; перочинным ножичком тщательно обрезал кончик сигары, вставлял ее другим концом в рот и с наслаждением посасывал. Потом окунал этот конец в бренди, другой вставлял в серебряный мундштук, зажигал, глубоко затягивался и удобно устраивался в большом плетеном кресле.

— Ты счастлива со мной, Джинни? — с беспокойством спрашивал он каждый вечер. — Пожалуйста, скажи, если нет. А то как я узнаю об этом?

— Айра, — отвечала я, — как я могу не быть счастлива? Я люблю нашу жизнь. — И так оно и было.

— И я счастлив, — заверял он. — Я был так одинок! Как хорошо, что ты здесь.

В девятнадцать тридцать Айра уходил на заседание. Я завидовала ему: под некрологом ему подпишутся многие, а под моим — никто. Если этот вечер был обведен кружочком, мы с часик смотрели телевизор, а потом шли наверх и занимались сексом.

— Что я неправильно делаю, Джинни? Поверь, у меня никогда раньше не было с этим проблем. Я уверен, что удовлетворял свою первую жену, несмотря на наш несчастливый брак.

— Дело не в тебе, — успокаивала я, — дело во мне. Я действительно не понимаю, почему должна обязательно испытывать оргазм. По-моему, я вполне счастлива, видя, что хорошо тебе.

Но дело было в том, что я боялась оргазма. С Эдди в таких случаях я теряла всякое представление о времени, переносясь в царство, где существовало только Настоящее. Но с Эдди ушло все таинственное. Теперь мне нравилось знать, сколько сейчас минут и который час. Я не хотела, чтобы время остановилось, земля завращалась быстрей или что-то еще в этом роде. Я хотела полностью управлять своими чувствами.

— Но мне не по себе, что кончаю один я, — жаловался Айра. — Мужчины хотят, чтобы женщины точно так же наслаждались сексом.

— Зачем? Они веками обходились без этого. Неужели кому-то интересно, что чувствует женщина?

Я не знала, как объяснить ему, что я эмоционально опустошена, что от него мне требуется только мир и спокойная жизнь. Конечно, он был современным мужчиной, верящим в равенство мужчин и женщин во всем, даже в сексе. Как убедить его просто пользоваться мной и не мучаться?

Но Айра был безутешен.

— Джинни, я не могу сделать тебя счастливой, — сказал он как-то после ужина, достав сигару и озабоченно посмотрев мне в глаза.

Была первая годовщина нашей свадьбы, среда, и в качестве подарка я решила угодить ему. После восьми минут и двух сотен ударов я заохала, застонала, затряслась и забилась, как Оливия де Хэвиленд в «Унесенных ветром». Вдобавок я страстно прошептала ему на ухо:

— О, Айра, я так счастлива! Спасибо!

Он скатился с меня, сияя от удовольствия, и включил свет. Зачем-то внимательно осмотрел мою грудь и ткнул в нее пальцем.