Непутевая

Джинни нервно огляделась, уверенная, что увидит Бога.

— Эти змеи беспощадны, — продолжал Клем. — Не обманывайте себя, братья и сестры. Они могущественны, но не так, как Господь! Смотрите же на могущество вашего Бога!

Он поднял змей над головой. Джинни стало плохо. Клем сунул всех змей в большой черный ящик и запер его на замок.

— Эти знамения, — подытожил он, — свидетельствуют об истинности веры; моим именем вы изгоняете дьявола. Перед вами — доказательства присутствия Господа. Он исцелит ваши души и ваши тела…

Домой они возвращались молча. Первым не выдержал Клем:

— Ну, что ты об этом думаешь?

— Не знаю… Поразительно! Не знаю, что и думать!

— И не думай! А что ты чувствовала?

— Чувствовала? Я испугалась. Я очень боюсь щитомордников.

— Мы тоже. Верней, раньше боялись. Но, Джинни, неужели ты не почувствовала присутствия Господа, усмирившего змей?

— Не знаю, — тщетно попытавшись вспомнить хоть одно из доказательств Его присутствия, честно призналась Джинни. Конечно, сейчас самое время перейти в другую веру. Она жестоко разочарована в личной жизни: все, кто были ей дороги, или обманули ее, или были обмануты ею. Но если поторопиться, будешь всю жизнь носить на шее вместо бус самого красивого щитомордника.

— Джинни, — горячо сказал Клем. — Десять лет назад я чуть не убил тебя. Я был бы счастлив наставить тебя на путь истинный и научить жить во Христе.

Она отвела взгляд от черных умоляющих глаз.

— Не знаю, Клем.

Ей хотелось остаться одной и разобраться во всем. И прежде всего в том, что Клем служит не Богу, а Смерти. Может, он снова хочет подчинить ее своей воле?

— Подумай. Приходи, когда примешь решение.

Решение? Какое решение? Это выше ее понимания — доказывать существование Бога подобными методами. Конечно, что-то во всем этом есть. Подросшая нога Клема, смирные змеи, пламя, которое не обжигает… Но самой иметь дело со щитомордниками? Это не для нее.

Глава 11

Счастливый брак.

— Я просто смотрел и не верил, что она уходит. Боже милостивый даже не предупредила! Я считал: все отлично. И мысли не допускал, что она несчастлива. — Айра нахмурился и глубоко затянулся сигарой. Он рассказывал о том, как распался его брак с женщиной из Нью-Джерси: они познакомились, когда он учился на последнем курсе университета в Монтпильере.

— Но почему она была несчастна? — Я сочувственно смотрела в обиженное, загоревшее под зимним солнцем лицо.

— Я спросил об этом. Она возмутилась, потому что мне и в голову не приходит, что она может быть несчастна! Я, оказывается, эгоист, и ее от меня тошнит! Я до сих пор не понимаю, в чем дело. По-моему, мы были счастливы.

— А потом?

— Она ушла.

— И ты не окликнул? Не вернул ее? Не ударил?

— Я?

— Конечно ты. Скорей всего, она именно этого и хотела.

— Хотела?! — в замешательстве повторил он. — Но я не такой, Джинни. Мне просто нужна спокойная, ласковая женщина, встречающая меня после трудного дня. Я очень одинок в этом пустом огромном доме.

После суеты переполненного флигеля ничто не могло быть для меня притягательней, чем пустой огромный дом. Я нежно улыбнулась Айре.

Через месяц после моего появления в его доме мы поженились. Церемония состоялась на бобровом пруду. Он надел свой лучший черный костюм, а я, решив, что белое будет слишком торжественным, купила темно-лиловый. Священник облачился в темно-синий костюм, как и лучший друг Айры Рони Ламорекс. Сестра Айры Анжела, одетая во все бледнозеленое, пела песню из «Доктора Живаго».

Айра хотел надеть мне обручальное кольцо, но я схватила его и опустила в карман, вспомнив искалеченный палец майора. Айра страдальчески скривился, губы дрогнули, но тактичный священник спас положение, дав мужу знак поцеловать жену.

На опушке леса стояли на лыжах Этель и Мона. Я пригласила их, и только из сострадания к заблудшей сестре они согласились прийти. Я хотела, чтобы церемония положила начало примирению горожан и «соевых баб». Решила, так сказать, принести себя в жертву.

Но Мона и Этель считали мой поступок предательством памяти Эдди. И все же, когда мы с Айрой сели в его «Сноу Кэт» и отправились домой, они бросили вслед горсти коричневого риса. Я была тронута. Они давали мне понять, что хотят, чтобы брак был плодовит.

В брачную ночь в мотеле мы впервые занимались любовью. Айра разделся, и я вздрогнула: его красивый загар заканчивался на шее. Тело было отвратительно белым. Он оказался добросовестным любовником и трахал меня с завидной энергией, будто боялся опоздать на отходящий поезд. Но обо мне этого сказать было нельзя. После долгих минут яростной деятельности Айра задержал дыхание и сказал:

— Извини, дорогая, я не могу больше ждать. Я не знал, что женщина может не кончить после почти четырехсот ударов.

Я охотно с ним согласилась, и он с новой энергией вонзился в меня.

— Я что-то неправильно делаю?

— Ничего. Ты — замечательный любовник. В первый раз всегда трудно. — Разве я могла объяснить ему, что никогда не занималась любовью с мужчиной без страха? Страха, что нас обнаружат. А теперь наступила расплата: я оказалась неспособной ему отвечать.

Прием по случаю нашего бракосочетания проходил в огромном зале общественной церкви с сосновыми панелями и полом, застеленным линолеумом. Обставленный складными стульями и столами, он ничем не отличался от залов провинциальных церквей.

Горожане толпились на другом конце зала — подальше от меня. Ко мне подошел только священник — низенький толстенький человечек с редкими волосами и пенсне с толстыми стеклами.

— Называйте меня дядей Луи, — сказал он, оттянув белый воротничок и почесав натертую шею. — Вы извините, но весь город жужжит о том, что невеста Айры предпочла бы католическую церковь.

Я промолчала.

— Какую церковь, вы сказали, посещаете?

— Я не хожу в церковь.

Его кругленькое личико покраснело, и мне стало так стыдно, что я готова была признаться, что я — из баптистов, методистов, немецких реформаторов — всех, кто ему понравится.

— Но воспитывали меня в духе епископальной церкви.

— О, это отличная вера.

— Да.

— Иногда подобные браки между людьми разной веры бывают очень удачными. Очень.

Айра подводил ко мне друзей и знакомых. Ему очень хотелось, чтобы они понравились мне, а я — им. Он представлял нас друг другу и бежал искать новую жертву, оставив меня с новым знакомым молча глазеть друг на друга.

— Как поживаете? — спросила я приветливую на вид женщину с копной пышных каштановых волос — Айрину школьную учительницу.

— Хорошо.

— Приятный вечер сегодня.

— Да, неплохой.

— Мне определенно нравится Старкс-Бог.

— Надеюсь, вы не похожи на ту… покойницу?

Подскочил Айра со своей тетушкой — полной пожилой дамой в кружевном костюме.

— Это — Джинни, тетя Беренис. Она жила на бывшей ферме Стоквелла, — объяснил он и умчался.

— Значит, вот вы какая! — сказала она.

— Здравствуйте. По-моему, мы уже встречались.

— Неужели?

— Я, кажется, видела вас в каком-то магазине.

— Может быть. Может быть. — Она смерила меня ледяным взглядом.

— По-моему, — с отчаянием предложила я, — пора попробовать этот свадебный пирог.

Я проделывала этот трюк уже четыре раза, и уже слышать не могла о свадебном пироге. Я жевала его в полном одиночестве. Не то чтобы общественная церковь была настроена против меня, просто самым общительным в зале был Айра. В отличие от южан, которые могли часами непринужденно болтать с совершенно чужими людьми, вермонтцы были воспитаны иначе. Не подводи ко мне Айра одного гостя за другим, я за весь вечер ни с кем не обменялась бы ни словом. «Лучше думать об этой черте их характера снисходительно, — решила я, — а то еще испорчу себе настроение».

— Ну что, миссис Блисс, торжествуешь? — дьявольски улыбаясь, спросил меня Рони. В костюме и галстуке он выглядел почти прилично.