Настоящий (ЛП)

− Ты поешь не к черту, детка, − бормочет он.

Мы перестаем смеяться, когда он входит в меня. Я задыхаюсь. Он стонет.

Его рот обрушивается на мой, а наша жажда неутолимая. Он сильно качает своими бедрами, его мышцы сжимаются, его бедра подо мной, его пресс напротив моего, его бицепсы вокруг меня. Я люблю чувствовать его силу, когда он занимается со мной любовью, в его раскачивании, в его руках, в его мощной эрекции. Я люблю…

Я снова здесь.

Я люблю все в нем.

− Брук Дюма, − бормочет он, облизывая мое ухо, его глаза сверкают. − Я Ремингтон.

Я смеюсь, потом стону и растворяюсь в нем.

Серьезно, он так чертовски сексуален, я не могу этого вынести.

Эпилог

РЕМИНГТОН

Мне до сих пор иногда не верится, что Брук любит меня.

Я схожу с ума, когда она разговаривает с Питом и Райли, и иногда я не могу спать из-за страха, проснуться и не обнаружить ее рядом. Я начинаю ревновать к самому себе, и боюсь, что потеряю это, но, когда она касается меня, я нахожу покой.

Я дерусь для нее сегодня, и хочу, чтобы она смотрела только на меня. Я хочу чувствовать ее руки на мне после. И то, как она говорит, что любит меня. Она также показывает это, но мне никогда в жизни не говорили этого прежде. Она включает мне песни о любви, а я цепляюсь за слова, как будто это она их написала для меня. Иногда мне трудно выразить словами, что я чувствую. Иногда я чувствую тысячу вещей сразу и не могу подобрать одного слова, чтобы сказать ей то, что хочу сказать. Вот почему я ищу песни, и как только она попадает в мой аккорд, я не могу дождаться, чтобы она ее услышала. Я включал ей «Iris» потому, что хотел, чтобы она знала, что я наделаю кучу всякого дерьма просто для того, чтобы быть с ней, и я хотел, чтобы она еще больше меня знала.

И она знает.

Она может знать такие мои стороны, которых даже я не знаю.

Каждый раз, когда я просыпаюсь, я проверяю ее.

− Я сделал тебе больно? — спрашиваю

Иногда я помню, когда я темный, но в других случаях нет. Вся моя жизнь рушится, когда я темный.

Я боюсь причинить ей боль.

Я боюсь, что она снова уйдет.

Но тогда она говорит мне, что обещает дать мне знать о дерьме, что я сделал или сказал, и это успокаивает меня. Честно говоря, я не думаю, что во мне есть что-то, что может сделать ей больно. В основе меня — защищать ее даже от самого себя. Думаю, даже темный Ремингтон скорее убьет себя, чем обидит ее.

Но мне все еще снится, что я просыпаюсь, мне говорят, что я сделал какую-то глупость, и она ушла.

Она говорит мне каждую ночь, что я ее настоящий.

Она моя настоящая. Она только моя.

Но я хочу подтверждения этого на бумаге.

Я хочу победить в этом году, и когда я это сделаю, я собираюсь предложить ей это.

Потому что она моя.

Сегодня, я слышу толпу, когда забираюсь на ринг, и втягиваю это в себя, позволяя этому наполнить меня, но я уже поворачиваюсь, чтобы остановится на точке, где сидит она. В моей голове каждая деталь того, в чем она одета сегодня. Я вижу лицо с такими золотыми глазами, что чувствую себя богаче страны. Ее щеки румяные. Ее улыбка широкая.

И ее вид поражает меня, как адреналин.

Выброс допамина [7].

Тестостерона.

Эндорфинов.

Я переполнен этим. Она увеличивает это во мне, и я улыбаюсь, указывая на нее. Так я планирую делать отныне, чтобы она знала.

− Это для тебя.

Это все.

Для тебя.

Брук Дюма.

Она посылает мне поцелуй, и я ловлю его своей ладонью.

Толпа любит это, как я люблю ее.

Затем я подношу ладонь ко рту, и они орут.

И я обращаюсь к ней, смеясь, видя свет в ее глазах, и я не могу дождаться, чтобы быть внутри нее, слышать, как она вздыхает со мной, кончает со мной.

И я уже на высоте. Всплеск адреналина проходит сквозь меня. Я собираюсь избить что угодно, что станет на моем пути к победе. Чтобы показать этой женщине, что я, Ремингтон-Охрененный-Тэйт, мужчина, которого она хочет.

− Единственный и неповторимый, Ремингтон Разрывной Тэйт!

Я слышу свое имя еще раз, и я без ума от толпы, без ума от ее улыбки.

Я без ума от нее.