Трудное время (ЛП)

— Мило. Быть выпускником Казинса — в этом есть свои преимущества. — Я сняла перчатки и подставила ладони к вентиляторам. — О да, вот это роскошь.

— Еще бы.

— Ну. Как работа?

— Изнурительно, — сказал он, довольно бодрым голосом. Ночью был сильный снегопад, поэтому у него определенно было много работы. Сейчас было ветрено, не опасно, но видимость была не особо хорошей.

— Сегодня все парни были взвинчены, — рассказала я ему. — Весь двор замело снегом. Территория стихийного бедствия.

— Не скучаю по этим временам. — Он направился в сторону шоссе.

— Не сомневаюсь. — Странно, даже отсутствие перспективы увидеться с Эриком, пятницы были моими любимыми днями рабочей недели, возможно, уступая только четвергам в библиотеке на колесах с Карен. Я так привыкла к инструктажам безопасности в Казинсе, что вспышки агрессии пугали меня гораздо меньше, чем взбешенная собака за забором на цепи. И теперь, когда я стала любимым посетителем многих заключенных, и многие из них стали моими любимчиками — и почти ручными питомцами — я с нетерпением ждала своих смен. И уж точно мне никогда не было скучно в Казинсе. И мне никогда не приходилось самой разнимать потасовки, как случалось в библиотеке.

— Как долго ехать? — спросила я.

— При такой погоде, больше часа. Чуть дольше, чем мы добирались до того озера.

— Как все отреагировали на мой приезд?

— Трудно сказать. Я просто сообщил маме, «Я приеду с девушкой». На тот случай, чтобы она успела навести особый порядок в доме или что-то в этом роде. Она просто сказала: «Ладно, она прихотлива в еде?» Я ответил: «Нет». На что она сказала: «Ладно, давай, увидимся».

— А Кристина?

Он пожал плечами.

— Ей я тоже сказал. Она сказала что-то вроде, «Она, что еще с тобой?» И все.

— Ого. Радушно.

— Мои мама и сестра, не сильны в теплых приемах гостей.

— Я так и поняла.

Он улыбнулся мне.

— Но ты понравишься моей маме. Она решит, что ты совсем не похожа на меня, и, что ты, возможно, спасешь меня от меня же самого и все такое. Она большой поклонник всей этой дребедени о великой любви хорошей девушки и кантри музыки. Одному богу только известно почему, отца она так и не смогла изменить.

Что подумает обо мне его семья, задумалась я. Без сомнений я буду белой вороной среди них. Поездка домой в Чарльстон после столь долгого прибывания в Даррене, показала, насколько обширная пропасть лежит между людьми среднего класса и бедными. У меня есть высшее образование. У меня совсем не мичиганский акцент, и, по крайней мере, около полусотни людей, которые встречались мне по работе с момента моего переезда, отмечали, насколько я подозрительно вежлива. Во время этой встречи я буду выделяться, и с этим ничего не поделаешь. Я решила сделать все возможно, чтобы не выделяться хотя бы в одежде. Сегодня я одела джинсы, клетчатую фланелевую рубашку и кроссовки. Не стала укладывать волосы. Я подготовилась, чтобы сойти за свою, и не привлекать внимания.

— Где мы будем спать? — спросила я.

— На диване моей мамы. Он раскладывается. — Словно мне нужны были дополнительные напоминания, что эта поездка не будет романтическими каникулами. — Она переделала мою старую комнату для гостей, но, кажется, мой отец слишком часто пользовался этой привилегией, появляясь в городе. Поэтому она выкинула кровать и превратила комнату в свою мастерскую или что-то в этом роде.

— А.

Он многозначительно посмотрел на меня.

— Что?

— Не знаю, что ты ожидаешь от моего родового гнезда, — сказал он. — Но снизь все свои ожидания наполовину.

— Я знаю, что это не гламурное место.

— Я вырос в трейлерном парке… я это раньше, не совсем понимал. Едва ли кто-то называл это место так. Он находится у пруда и все называли его Лейксайд. Поместье Лейксайд, гласит табличка на въезде. Где-то в четырнадцать лет до меня дошло, черт, да я же трейлерный нищеброд, ведь так?

— Должно быть, ты был горько разочарован.

Он кивнул.

— Наверное. С тех пор я ставил под сомнение все, что считал нормальным. Сравнивал место, где я жил с дерьмом, которое показывали по телевизору, в сериалах и так далее. Например, то, что почти у каждого кого я знал, имелись судимость и куча оружия, и, что они пили в разгар самого дня, не так как люди по телевизору. Как на каком-то телевизионном шоу показывали забеременевшую девушку подростка, и все были просто обескураженны этим, когда в моей среде обитание это была практически стандартная ситуация.

— Но не в твоей семье.

Он помолчал долгое мгновение.

— Моя мама родила нас в очень молодом возрасте. В девятнадцать мою сестру. В двадцать четыре меня. А Кристина родила ребенка в выпускном классе.

Я моргнула, глядя на дорогу.

— У тебя есть племянница или племянник?

— Был. Племянник. Он умер, когда был еще очень маленьким. В возрасте трех лет.

— Боже. Ты никогда не рассказывал мне.

— И мне бы не хотелось, чтобы ты говорила об этом сестре. Не при первой встрече. Это вовсе не секрет, просто… болезненная тема.

— Как он…

Эрик резко выдохнул.

— Он утонул. Никто не виноват в этом. Отвернись на тридцать секунду, чтобы перевернуть бургеры, и его уже нет. Просто трагедия. — Его голос был грустным, но ровным, словно он освещал чужую потерю из новостей. Словно не позволял себе переживать из-за этого, или давным-давно сжег все эмоции по этому поводу. Или, возможно, он просто не хотел мне рассказывать об этом так же, как о подробностях насилия над Кристиной, скрывая горе других людей. — Это могло произойти с каждым. Конечно, моя сестра считает по-другому, как и любая мать.

— Какой ужас. — Не удивительно, что она такая вспыльчивая. Это изменило все мое представление о женщине, которая набросилась на меня по телефону. Заставило меня подумать, что, возможно, я смогу понять ее проблемы с самоконтролем, из-за которых переживал ее младший брат.

И тут в мою голову пришла другая мысль.

— Это же не произошло на том озере — на твоем озере?

— Нет, на другом. Все равно. Хватит об этом, — сказал он, и выключил звук радио. Данный разговор сделал его отдаленным, поэтому я не стала давить на него.

— Так, где ты жил, когда был в Кернсвилле? Прежде чем… ты знаешь.

— Я съехал от мамы, когда мне было семнадцать. Снимал жилье. Последняя квартира, в которой я жил располагалась над автосервисом. — Он улыбнулся в мерцании приборной панели, Эрик которого я потеряла за последние минуты, возвращался ко мне. — Смрад стоял ужасный, и постоянный шум, но зато она была до безобразия дешевой.

— У тебя остались там друзья?

Он пожал плечами, улыбка исчезла.

— Никого особенного. Уж точно никого, кто бы потрудился навестить меня в Казинсе.

Редкая обида в его голосе говорила о многом.

— Похоже, что был кто-то от кого ты ожидал немного большего.

— Да, возможно. Не знаю, что заставляло меня рассчитывать на преданность этих ребят. Особенно после того, в каких условиях мы все выросли. — И тут я подумала, что это побочный эффект его происхождения, некое задиристое племенное мышление.

— Не все такие преданные как ты, — сказала я ему. — На самом деле, такие люди едва ли встречаются.

Казалось, что ему было немного неудобно. Словно ему совершенно не нравилась эта черта его характера. Будто он уже не раз обжигался из-за нее. Или, возможно, все это смятение между нами заставило его пересмотреть свои взгляды. Усомнится в инстинктах, из-за которых он лишился свободы, и которые чуть не стали причиной нашего разрыва на прошлой неделе.

Какое-то время мы ехали в тишине, и возможно, минут через сорок Эрик нарушил ее, сказав:

— Следующий съезд наш, дальше начнутся поля.

Он оказался прав. Проселочная дорога, по которой мы добирались до его дома, была бесконечной, ухабистый асфальт покрытый коркой льда протяжностью в десять миль на старой колымаге Эрика казался в пять раз длинней.

— Тебе придется приобрести новый грузовик, — сказала я, подпрыгивая из стороны в сторону.