Строптивая женщина

Тилли встала и достала из шкафа завернутый в бумагу пакет.

— Он сказал, чтобы я передала это тебе, когда он умрет.

— Мне?

Тилли кивнула.

Марлена осторожно развернула бумагу и уставилась на забавную рожицу, нарисованную на пергаментной бумаге. Что-то замкнулось у нее в голове, и она снова увидела себя ребенком, спрятавшимся за деревом, почувствовала сильный порыв ветра, увидела братьев, бегущих вдоль реки…

Змей. Бумажный змей. Она онемела.

— Он сам еще успел смастерить его. Сказал, ты знаешь, почему.

Марлена закрыла лицо руками и зарыдала.

Она все-таки дозвонилась до Давида, но тот сказал, что сейчас нельзя говорить с Георгом, он совершенно замкнулся в себе. Ни разу не захотел увидеть Каролу. И Марлена провела вечер после похорон отца с Иоганной, измученная, разбитая, опустошенная. Хотя Иоганна и утешала ее, но все же сказала:

— Игра, которую ты затеяла с Георгом, просто отвратительна.

— Но я хотела еще в Берлине все объяснить ему.

— И почему же не сделала этого?

Марлена молча вертела на пальце перстень.

— Потому что наша маленькая Марлена желала получить все?

— Я просто не могла ему об этом сказать. Боялась. Да, действительно карьерные соображения тоже имели место. Но моей главной заботой был Георг. Только когда я уже позже как следует продумала все это, то поняла, что моя забота вызвана скорее любовью.

— А что же тогда с Давидом?

— Ах, Иоганна! Он замечательный. Настолько замечательный, что ему и в голову не могло прийти, что я способна предать его из расчета. Он такой… порядочный. Рядом с ним я чувствую себя грязной.

— Ну да! Тем не менее он лег с тобой в постель!

— Но он хотел сразу же поставить все точки над «и». Это я удержала его.

— Почему?

— Я хотела сказать все Георгу сама. Видишь ли… Рядом с Давидом все время чувствуешь себя обязанной уберечь его от всего дурного на свете.

Иоганна вздохнула:

— Это как раз типично. Мужчины такого рода постоянно ищут сильных женщин. И сами страдают от этого.

— Из-за меня он не страдал, — обиженно сказала Марлена.

Иоганна высоко подняла брови.

Марлена спросила:

— И что же мне теперь делать?

— Увольняйся.

— Нет! — сразу ответила Марлена.

— Будешь ждать, пока тебя вышвырнут?

Она закрыла глаза. Лента времени, как кинофильм, прокручивалась в ее мозгу.

— Я не буду сама увольняться.

— У тебя что, совсем нет гордости?

При чем здесь гордость? Она только знает, что бегство не поможет. Тогда уж лучше пройти сквозь огонь и сгореть. Но, если повезет, можно и перебежать на другую сторону. «Ура, мы еще живы!» Кроме того, какое вообще отношение имеют ее любовные связи к работе? Да-да, их уже потому нельзя разделить, что оба ее мужчины — из одной и той же фирмы и даже из одной и той же семьи.

Марлена позвонила Морицу и поинтересовалась обстановкой в издательстве. Он рассказал, что Давид уже неделю отсутствует на работе: официально считается, что он в командировке. Однако одна секретарша видела его в отеле «Амбассадор», похоже, он живет сейчас там. А Георг с самого утра сидит в офисе за своим столом и очень старается произвести впечатление активного и невозмутимого руководителя. Но все же нельзя не заметить удручающего впечатления, которое произвело на него все случившееся. Он посерел и постарел на годы за эти несколько дней. Карола же, как всегда, равнодушна и холодна, как собачий нос.

Ну, если Карола холодна, как собачий нос, Марлене сам Бог велел быть такой же.

Когда на следующее утро Марлена возвратилась в свой кабинет, к ней неожиданно зашел Бехштайн и выразил соболезнование в связи со смертью отца. Они немного поговорили на нейтральные темы, а потом Бехштайн сказал:

— Мне очень жаль, фрау Шуберт. Если бы я мог предвидеть, какие последствия могут иметь мои слова, никогда бы не вмешивался.

— Что вы имеете в виду?

— Я видел вас однажды с господином Эриксоном. В ресторане на Тегернзее. В весьма недвусмысленной ситуации. А поскольку в фирме все поговаривали о вашей связи с господином Винтерборном, я как-то прихвастнул, что знаю о вас гораздо больше.

— И кому же вы прихвастнули?

— Доктору Бенде.

А тот, естественно, с огромным удовольствием пересказал эту историю Кароле. Да, теперь все ясно. Карола была связана с детективным агентством, наверное, у нее даже были фотографии Марлены и Георга. А тут — сообщение Бенды, который уже давно дожидался возможности насолить Марлене. И как же он это проделал, чтобы не предстать интриганом, интересно? По-отечески посочувствовал Кароле, как добрый друг?

Марлена внимательно посмотрела на Бехштайна. Почему, как назло, именно он? И почему он вдруг решил перед ней исповедаться? Неужели ее звезда так стремительно закатывается?

Герд Бехштайн словно прочел ее мысли:

— Господин Винтерборн потребовал, чтобы я рассказал вам об этом.

— Господин… Винтерборн?

Марлена все еще не могла отвести взгляда от двери, хотя Бехштайн уже давно ушел.

Как-то, когда они сидели в маленьком кафе в Копенике, Марлена сказала Георгу:

— Бехштайн воспользуется любым средством, чтобы уничтожить меня. Возможно, придет время, когда такой случай ему представится. У каждого человека есть слабости, в том числе и у меня.

А Георг ответил:

— У тебя нет. Я не знаю другого человека, у которого в профессиональном плане было бы так же мало слабостей, как у тебя.

Да. Но если она была такой дурой, что смешала личную жизнь с карьерой, что же удивляться победе Бехштайна?

В этот же день она говорила с фрау Ротхалер. Та попросила в отделе кадров перевести ее в другой отдел. Официальной причиной она назвала тот факт, что не могла совмещать семейную жизнь с постоянными переработками, с которыми была связана работа в приемной Марлены. На самом деле секретарша Марлены, прослывшая поборницей нравственности, не хотела больше работать с женщиной, снедаемой честолюбием и не брезгующей любыми средствами, чтобы его удовлетворить.

Марлену это оставило равнодушной. У нее были другие заботы. Она дала задание доктору Бенде подыскать себе другую секретаршу, не упомянув в телефонном разговоре ни словом о том, что узнала от Бехштайна. Доктор Бенда, казалось, был изумлен тем фактом, что она еще работает в фирме, и Марлена в конце разговора не смогла удержаться от сарказма:

— Мне в детстве рассказывали, что сплетни — прерогатива женщин. Я рада, что вы опровергаете это несправедливое утверждение. — И продолжила: — А что же вы предпримете, если ваша информация окажется ложной?

Потом с сильно бьющимся сердцем она набрала телефон фрау Шмалайзен и попросила приема у господина Винтерборна.

Голос фрау Шмалайзен не мог бы быть более ледяным.

— Мне очень жаль, Марлена. Он сейчас очень занят.

— Тогда передайте ему, пожалуйста, что я звонила.

Она положила трубку. Что ж, хорошо. После обеда должен состояться маленький прием в честь открытия детского сада. Там ему придется поговорить с ней, хочет он того или нет. Марлена набросала приветственную речь, выучила ее наизусть и тщательно подготовилась к выступлению. Во время обеденного перерыва она сходила к парикмахеру. Внезапно Марлена вновь почувствовала, как силы возвращаются к ней. Она не сдастся без борьбы и не позволит победить себя.

Возвращаясь на работу, она увидела у дверей фирмы машину «скорой помощи». Мужчину на носилках. Санитаров. Врача. Машина поспешно отъехала. Сирены завыли.

Георг. Ему стало плохо в собственном кабинете.

«Инфаркт», — сказал чей-то голос. «Нет, удар», — уточнил другой.

Всю следующую неделю Марлена пыталась побольше разузнать о его состоянии. Она слышала, что он лежит в большой клинике, поехала к нему, но ее не пропустили. «Господин Винтерборн, — сказали ей, — лежит в отделении интенсивной терапии, и к нему пускают только близких, по специальному разрешению». Она пошла к Кароле и попросила разрешения повидать его, хотя бы на несколько минут. Карола отрицательно покачала головой. Это не имеет смысла, тут даже говорить не о чем.