Легкий флирт с тяжкими последствиями

Незадолго до нашего отъезда Эдди Баум спросил меня, что я намерена сделать с пакетом, который оставила мне Мэй-Анна, и я ответила ему, что, прежде чем принять решение, я должна переговорить с Бастером. Эдди сказал, что ничего не знал о том, что Мэй-Анна сама застрелила Джона Риди, пока она лично в этом не призналась, и все-таки выразил надежду, что мы не будем слишком поливать грязью ее легендарный образ. Я сказала Виппи Берд, что он просто влюблен в Мэй-Анну, и она ответила, что это неудивительно.

Преподобный отец Стеннер Свиное Рыло собирался отслужить по Мэй-Анне поминальную службу примерно через час после нашего с Виппи Берд приезда в Бьютт, о чем нам сообщил Бастер, который один встречал нас на вокзале, потому что Тони был занят в кафе. Бастер, конечно, не хотел туда идти, потому что до сих пор чувствовал неприязнь к Стеннеру, но мы с Виппи Берд решили, что нам следует пойти, ведь у Мэй-Анны в Бьютте, кроме нас, почти не было друзей, но оказалось, что на эту службу пришло столько ее поклонников и поклонниц, что в ЦСП яблоку негде было упасть.

После соответствующих молитв отец Свиное Рыло сказал небольшую, но прочувствованную речь о том, как много радости принесла всем людям почившая, и что они с ней с детства были добрыми друзьями, и тут он малость приврал, но Виппи Берд заметила, что это ничего, потому что попы на короткой ноге с господом богом, и что, может быть, самой Мэй-Анне будет от этого какая-то польза. Было похоже, что его скорбь искренна, и Виппи Берд сказала, что причина этого очевидна, ведь больше никто не пришлет ему денег на свечи. Церковь вся была в свечах, что свидетельствовало о добросовестном отношении Стеннера к своему ремеслу, но Виппи Берд заметила, что почему бы и нет, раз он все равно получил их даром.

Служба кончилась, и народ стал расходиться. Верный Бастер дожидался нас с Виппи Берд на ступенях, не заходя внутрь. Они со Стеннером кивнули друг другу, но руки не подали, и мне показалось, что Свиное Рыло до сих пор его боится.

– Я не стал брать нашу машину, – сказал Бастер. – Мне кажется, ты обязательно захочешь пройтись пешком.

Дело было зимой, но солнце ярко сияло, и снег сверкал так, что глазам становилось больно. Мы распрощались с Виппи Берд, раскланялись с Нелл Нолан и отправились пешком вниз по кварталу Норт-Мэн. Впервые со времени нашего возвращения в Бьютт мы остались с Бастером одни.

– Почему Стеннера прозвали Свиным Рылом? – спросила я.

– Ты разве никогда его не видела? – спросил Бастер, и мы засмеялись.

«Как мне легко и хорошо рядом с ним!» – подумала я, и мы невольно пошли в ногу.

– Она была в сознании, когда мы приехали, – сказала я.

Бастер кивнул.

– И мы успели в последний раз поговорить.

– Это хорошо, – ответил он.

– И она успела сказать мне одну вещь, – сказала я, остановившись на булыжной мостовой Вулмен-стрит, в том месте, где каменная стена подпирает холм. – Перед смертью она призналась, что сама застрелила Джона Риди, не ты.

Бастер вздохнул и молча потер ладонью лоб. Его взгляд блуждал где-то по кромке Холмов, где медленно поворачивающиеся краны и неторопливые колеса шахтных копров кружились в своем вечном движении. Я заметила, что глаза у него покраснели, и отвернулась.

– Она подробно написала все, как было, – сказала я. – И ее письмо сейчас у меня в сумке. Она просила передать его в газеты.

Он по-прежнему молчал, потом взял меня под руку, и мы снова пошли.

– Она сказала, что пришло время сказать людям правду. Она так хотела, – сказала я.

Я так никогда и не узнала, что он подумал при этих словах, ведь он ничего мне не сказал, только обнял так сильно, что чуть не сломал меня пополам. Близился вечер, стало холодать, и мы прибавили шагу. Когда мы пришли домой, Бастер разжег огонь в камине и сел в кресло, а я примостилась на маленькой табуреточке у его ног, впервые со времени моего приезда в Бьютт почувствовав, как мне тепло, и не только из-за огня.

Я вынула пакет из сумки и показала ему – пакет был адресован мне.

– Мы с Виппи Берд перечитали это не меньше тысячи раз, – сказала я, передавая ему пакет. – Нотариус прошил страницы и скрепил их своей печатью, удостоверяя, что она написала это собственноручно и в его присутствии.

Бастер сидел, глядя на огонь, и держал пакет в руке, словно не интересуясь его содержимым.

– Выпьешь что-нибудь? – спросила я, но он покачал головой. – Мэй-Анна была хорошим человеком и любила тебя, и это письмо тому подтверждение, – сказала я.

Кто-то может подумать, что я ревновала его к Мэй-Анне, но никакой ревности не было и в помине – Мэй-Анны уже не было, и я делила Бастера только с памятью о ней.

Так мы просидели долго, может быть, целый час. Пламя стало затухать, и я немного пошевелила дрова кочергой и подбросила в камин несколько комков газетной бумаги. За окном стемнело и пошел густой снег, и я подошла к окну посмотреть, как с Холмов спускаются блуждающие огоньки шахтерских ламп, а потом вернулась к Бастеру и включила свет.

– Прочитай же, Бастер, – сказала я, взяв пакет из его руки и протягивая ему.

Он вытащил письмо из конверта и, нахмурившись, начал читать первую страницу, перевернул ее, потом перечитал снова. Пламя в камине занялось ярче, и красные отсветы заиграли на его лице. Даже в своем солидном возрасте он был самым красивым мужчиной, которого я знала. Потом он сложил бумагу вдвое и засунул обратно в конверт.

– Дитя мое, – сказал он вдруг, – в этом письме все неправда.

Он разорвал пакет пополам и бросил обе половинки в огонь.

17

Когда я заканчивала эту книгу, Виппи Берд уже больше не вдохновляла меня. Она отошла в лучший мир весной, когда вокруг дома на Западном Бродвее, который я купила на часть полученных в наследство от Мэй-Анны денег, зацветали кусты белых роз. В день совершения этой покупки я сказала Виппи Берд, что хотела бы, чтобы Мэй-Анна знала, как я благодарна ей за этот дом в прежде недоступном для нас квартале.

– Не сомневайся, она об этом знает, – сказала Виппи Берд.

Это было тридцать пять лет тому назад.

– У тебя сейчас особая миссия, Эффа Коммандер, – сказала мне Виппи Берд незадолго до кончины. – Она заключается в том, чтобы начистить до первозданного блеска ту голливудскую легенду, которую осквернил и замарал Хантер Харпер, даже если мой дух к тому времени покинет это тело и я больше не смогу тебя подталкивать. Помни, ты отвечаешь за то, чтобы эта книга была закончена.

И в этом она была еще раз права.

После того, как моя книга вышла в свет, у меня осталось в жизни только одно желание – взять в руки кусок обогащенной руды и вышибить мозги Хантеру Харперу за то, что он написал про Мэй-Анну. Что она-де, согласно добытым им абсолютно надежным сведениям, действительно собственноручно убила Риди, а Бастер, который был-де в этом деле ее сообщником, попытался выгородить ее, взяв всю вину на себя. Какое открытие, скажите на милость – «узнал из абсолютно надежных источников»! Да эту сплетню долгие годы муссировал весь Голливуд, и пошла она, скорее всего, от тех людей, которые присутствовали при предсмертном разговоре Мэй-Анны с нами – врача, сиделки или адвоката. В общем, Хантер Харпер, как всегда, грубо исказил факты. Но когда его писанина вышла в свет, журналы «Пипл» и «Парад» перепечатали эту историю, и она пошла гулять по белу свету, и вот почему мы с Виппи Берд решили, что просто необходимо представить факты в их истинном виде, и поэтому я уже одна, без помощи моей обожаемой подруги Виппи Берд-О'Рейли-Макнайт, нашла в себе силы закончить эту книгу, которую вы, дорогой читатель, держите сейчас в руках.

– Просто она была очень хорошим человеком, поэтому и рассказала нам, что это она убила Риди, – сказала Виппи Берд.

– И Бастер тоже был очень хорошим человеком и поэтому не захотел, чтобы мы в это поверили, – сказала я.

– Она все-таки решилась пожертвовать своей славой ради нашей дружбы и ради любви к Бастеру, – сказала Виппи Берд.