Мамы-мафия: противоположности разъезжаются (ЛП)

Воодушевлённые приветы от

Мамы Эллен

P.S. Если это удастся, мне не понадобится твоя русская уборщица, Соня.

29 сентября

Была четыре дня на фармацевтическом конгрессе на Женевском озере и ужасно устала. Но очень приятно вернуться домой, когда муж и дети тебя так горячо ждут. Вибеке написала мне такое милое письмо, ни одной ошибки, и при этом ребёнок только шесть недель ходит в школу. На следующей неделе она записана на тест, чтобы её высокую одарённость наконец-то оценили и стали развивать. В детском саду я с такими намерениями постоянно натыкалась на ограниченность фрау Зибек. «Намного меньше высокоодарённых детей, чем болезненно честолюбивых матерей» – это высказывание до сих пор звучит в моих ушах. По счастью, Карсту я записала в детский сад Монтессори в проезде Журчалок, где есть заинтересованные педагоги.

Идею Фрауке об опекаемых девочках из обделённых семей я считаю очень хорошей. Я готова принять под свою опеку твою Марию-Антуанетту, Гитти. Мы охотно будем принимать её по воскресеньям в наши семейные занятия и познакомим её с обезжиренной пищей.

Кстати, я рада, что вы отклонили эту маму драчунов, даже если она задёшево покупает шмотки Тофф-Тог. Мне всё равно больше нравятся вещи для детей от Версаче.

Кстати, о Версаче, мне надо сейчас отдать в чистку мои брючные костюмы, на следующей неделе у меня опять конгресс, на сей раз в Мюнхене.

Сабина

29 сентября

Я сильно предполагаю, что ты опять позволила себе привычно пошутить, мама Сабина. Потому что никому не придёт в голову рассматривать меня и мою Марию-Антуанетту как обделённую семью! Только потому, что я мать-одиночка, не влажу в размер 42 и как человек свободной профессии не так шикарно зарабатываю, я не являюсь асоциальной, не так ли? Или тебе понравится, если обделённой семьёй назвать вас, только потому, что ты оставляешь своих детей на целую неделю на попечение мужа и няни? Мужа, который ещё недавно изменял тебе с другой женщиной, если я правильно помню. Не говоря уже об обезжиренной жрачке из микроволновки, которой вы ежедневно питаетесь. Или то, что ты ничего не мастеришь со своими детьми! Мы все знаем, что школьная сумка с русалкой, которую носит твоя Вибеке, на самом деле сделана няней. Но хорошо, когда у человека есть юмор. Ха-ха-ха!

Мама Гитти

2

Когда я проснулась, Антон лежал рядом со мной, тёплый и голый. Он дышал глубоко и равномерно, и я подвинулась поближе к нему. Лоренц, мой бывший муж, источал по утрам лёгкий кисловатый запах, как у компостной кучи, не такой уж и ужасный, но и не такой приятный, чтобы хотелось уютно прижаться к нему. Антон же пах очень вкусно, немного похоже на свежевыпеченный хлеб. У меня действительно возникло желание его укусить. Вместо этого я на цыпочках прокралась в ванную и почистила зубы, прежде чем снова прижаться к Антону. Пускай думает, что у меня мятно-свежее дыхание, даже по утрам.

На улице лил дождь, вода текла по окнам, барабанила по крыше и струилась по водосточным трубам.

Я подумала, а не разбудить ли мне Антона покусы… э-э-э… поцелуем. Через два часа нам надо отправляться за детьми. Было бы глупо тратить время на сон.

– Так дальше не пойдёт, – сказал Антон. Ой, он уже не спит.

– Что ты имеешь ввиду?

Антон сел в постели и посмотрел на меня. Я всегда удивлялась, как хорошо он выглядит после сна: никаких следов опухших век или взлохмаченных волос. У меня же по утрам на щеке были складка, которая проходила только через час. Я повернулась к Антону непомятой стороной своего лица.

– Мне не нравится, что я могу ночевать у тебя только тогда, когда Эмили у моей мамы, а твои дети у Вишневски, – сказал он. Вишневски – это фамилия Лоренца. Она когда-то была и моей фамилией, но сейчас я снова звалась Бауэр, как мои родители.

– Но если бы дети были не у Виш… у Лоренца, то Юлиус уже бы два часа как проснулся и хотел бы поиграть в зайчиков и оленей, – ответила я.

– Я кажусь себе таким болваном, когда мы по вечерам вместе ужинаем, а потом я с Эмили еду домой, – продолжал Антон. – Или наоборот. Как будто мы играем в семью.

– Детям надо сначала ко всему этому привыкнуть. – Я спросила себя, почему у меня такое неприятное чувство в животе. Кроме того, Антон однозначно пах зубной пастой. Неужели он встал раньше меня и прокрался в ванную??? – Скажи честно, ты уже почистил зубы?

– Это туда-сюда мне не нравится, – сказал Антон, очевидно не готовый говорить о загадке своего свежего дыхания. – И для детей это тоже нелегко.

– Антон, мы… дети… – Я откашлялась. Для детей, разумеется, было бы нелегко, если бы они увидели утром Антона голым в моей постели. Во всяком случае, в данный момент. – Постепенно мы к этому привыкнем.

– Пока мы ведём два хозяйства, мы к этому не привыкнем, – сказал Антон. – Как дети к этому привыкнут, если всё останется по-старому?

Ну, как я. Очень медленно. Когда я привыкну к Антону и он ко мне, со всеми моими причудами, которых он ещё не знает, тогда можно будет, наверное, подумать о следующем шаге. Как, например, не прокрадываться тайно в ванную, а честно и открыто чистить зубы. Или представить Антона моим родителям, рискуя познакомить его с неприятнейшими эпизодами моего детства. С фотографиями моей конфирмации. Или с замечаниями типа «С Констанцей мы потеряли всякую надежду. Разведённая мать-одиночка без работы – мы действительно не думали, что она найдёт себе ещё одного дурака». Но к этому надо подступаться осторожно, шажок за шажком.

Но Антон, видимо, делал намного более крупные шаги, чем я. Похоже, в этом отношении он носил своего рода семимильные сапоги.

– Нам не отвертеться от совместного ведения хозяйства, – сказал он.

Я не знала, что ответить. Поэтому я попыталась пошутить.

– Я тоже тебя люблю.

Антон усмехнулся, но не дал сбить себя с толку.

– Я серьёзно. Нам надо съехаться. Как можно скорее.

Что он имел ввиду? Как это будет? Его дом – это коробка из-под обуви, а мой – ненамного больше. Прежде всего недостаточно комнат. Вряд ли Эмили захочет делить комнату с Юлиусом. И Юлиус тоже не захочет. При одной мысли о том, что его придётся оставлять без присмотра в одной комнате с Эмили, мне стало не по себе. Не так давно она начинила шоколадные конфеты майонезом, зная, что после майонеза Юлиуса тошнит…

При этом воспоминании я сглотнула.

Если мы съедемся, то это значит, что во время работы Антона Эмили будет сидеть с нами. Наверное, Антон не понимает, что при одной мысли об этом меня начинает трясти.

В настоящее время за его дочерью после школы присматривали поочерёдно мать Антона Полли и няня, и я знала, что эта система приносит Антону сложности. Но в школе у Эмили не было продлёнки. Когда няня, студентка, вдруг отказывалась посидеть с ребёнком, а у матери Антона были другие планы, тогда Антону не оставалось ничего другого, как бросить всё в своей канцелярии и ехать домой смотреть за Эмили. В свою очередь, его партнёр по работе не очень приветствовал такие вещи, и клиентам это тоже не нравилось.

Эта проблема решилась бы легко, если бы мы съехались.

Я представила себе Эмили за моим кухонным столом, делающую домашние задания и зорко смотрящую на меня. «Если ты не знаешь, сколько будет 34 разделить на три, то я от тебя отделаюсь!».

– Здесь слишком мало места для нас всех, – с трудом выдавила я из себя.

Антон кивнул.

– И у тебя тоже, – добавила я.

– Именно, – сказал Антон. – Если мы хотим поставить наши отношения на прочную основу, нам нужен новый дом. Дом, в котором будет место для всех – для нас, детей и кошек.

Кошки – их было две – как раз показались в двери и, громко мяукая, потребовали завтрак. Поскольку Бергер, кот, имел склонность кусаться за ноги, если не выполнялись его требования, я встала и натянула халат. Зента и Бергер, мурлыча, начали тереться о мои ноги, в то время как я пыталась осмыслить слова Антона.