Брачный сезон, или Эксперименты с женой

На меня уставилось несколько десятков дебиловатых глаз. Что ж, начнем. Я открыл рот и приготовился поведать о карьере Чехова. Почему "карьере", а не, скажем, творческом пути или просто жизни? Да потому, что иначе этим деткам ничего не вдолбишь. Телевизор-то они смотрят гораздо чаще, чем заглядывают в того же Антона Палыча.

Но тут в класс ворвалась Сонечка и без стеснения объявила с порога:

- Арсений Кириллыч, вас к телефону! По-моему, женщина...

Ну что тут скажешь? Скорее всего, Катька не дождалась, пока я позвоню ее хваленой подруге, которая жаждет выйти за меня замуж, и передала инициативу ей. Но что означают слова Сонечки "По-моему, женщина"? Неужели пол телефонного собеседника не поддается определению?

Я оглянулся на класс. Эти сволочи явно обрадовались. Думают, урок отменяется. Ну что ж, и отменяется. Их бесполезно учить!

- Урока не будет! - зло сказал я. - К сожалению, у меня неотложные дела.

- А как вы собираетесь мотивировать отмену перед завучем? - ехидно поинтересовалась биологичка, семеня за мной по навощенному коридору.

- Это я предоставляю вам, Софья Петровна, - доверительно пробормотал я. - Если хотите, можете провести дополнительный урок биологии. Вы ведь все время жалуетесь, что вам не хватает времени для изложения постулатов Вернадского...

К моему удивлению, Сонечка оживилась. Ее глаза засветились, как небо на экране телевизора. Вот это фанатизм! Впрочем, за дополнительные часы нам приплачивают. Да, наверное, я не учитель...

- Спасибо, Арсений Кириллыч, - проворковала поклонница Вернадского. Но не забудьте, сегодня вечером у вас родительское собрание...

Вот напасть! Про это идиотское собрание я начисто забыл.

Тем временем мы приблизились к учительской. Там, разумеется, было пусто. Сонечка отконвоировала меня к красной телефонной трубке, лежащей у нее на столе. От его полированной поверхности отражались короткие гудки.

На всякий случай я поднес трубку к уху. Все подтвердилось: на том конце провода никого не было.

- Как же это понимать, Софья Петровна? - с деланной строгостью спросил я.

- А так, Арсений Кириллович, что это выглядит аморально, - неожиданно взвилась Софья Петровна. И этот человек всего минуту назад искренне благодарил меня. Наверное, Сонечка давно мечтала пройтись по моему морально-нравственному облику. - Что подумают дети?

- Что же они могут подумать?

- А то, что вам на работу, да еще с утра, звонит женщина! - Небесные глаза учительницы биологии подернулись тучами.

- Что ж, очень справедливо они подумают. И главное - точно. К тому же вы сами и сообщили им этот примечательный факт.

Видимо, в этом заспиртованном существе внезапно пробудилась ревность. Может, оно давно и тайно влюблено в меня? Я с интересом посмотрел на Сонечку. Надо бы перевести разговор на что-нибудь более дружелюбное.

- Это, скорее всего, был деловой звонок, Софья Петровна, - проронил я миролюбиво. - Вы хоть телефон-то догадались записать?

- Вот что, Васильев, - перешла она на официальный тон, - запомните на будущее: я не намерена выступать в качестве вашего личного секретаря. Даже если бы вышла за вас замуж, - неожиданно добавила она и (что совсем уж неожиданно) протянула мне какую-то бумажку.

На ней значился тот же номер, что и на клочке, который я получил вчера от Катьки. Хорошенькое дельце!

Я невозмутимо принялся накручивать телефонный диск. Софья Петровна таращилась на меня, как новорожденный на акушера. Наконец в трубке раздался вполне женский голос:

- Але?

- Здравствуйте, - вежливо сказал я. - Это вы мне только что звонили?

- Я... Но там оказались вовсе не вы... А с кем я разговариваю?

- Меня зовут Арсений.

Вот теперь действительно интересно. Таким вкрадчивым голосом, как у меня, деловые переговоры не ведут. Впрочем, наплевать.

- Очень приятно. А меня Марина.

Раздался дробный перестук каблуков. Затем со звоном захлопнулась дверь. Знакомства, пусть и "делового", Сонечка выдержать не смогла. Хотя выдерживала она многое.

Как-то раз биологичку заперли в классе собственные ученики. Ключи, кстати, были предусмотрительно спущены в унитаз. Сонечка провела целую ночь в обществе своих заспиртованных друзей и пластмассовых расчлененных трупов. Наутро она как ни в чем не бывало разглагольствовала о жизнедеятельности человеческого организма. Я бы такого испытания наверняка не выдержал. Мне с лихвой хватило бы ночи, проведенной в обществе портретов вполне интеллигентного Чехова и графа Толстого. А тут пластмассовые трупы и заспиртованные зародыши! Брр!

- Понимаете, Арсений, от меня только что ушел муж, - продолжала щебетать Марина. - Вот я и решила вам позвонить... Это ничего?

- Ничего, ничего, - ответил я, подумав про себя: "Интересно, какой по счету этот муж при такой-то первозданной дурости жены?"

- Катя сказала, что вы готовы со мной сходить в театр, - наивно заявила моя собеседница. - А то билеты пропадают...

- Да-да, - пришлось сделать вид, что я в курсе Катькиных происков.

- Ну тогда я вас жду через полчаса. На "Театральной".

Так, спектакль к тому же еще и утренний. С одной стороны - слава богу, ведь вечером у меня это чертово родительское собрание. Но с другой - вдруг у этой наивной особы пропадают билеты на "Приключения Буратино"? А я с детства не люблю утренники. Особенно новогодние елки. Это, наверное, подсознание.

Как-то раз мои родители достали билет на елку в Кремль. Они уверяли, что все советские дети мечтают побывать на кремлевской елке. Правда, я с этим утверждением охотно бы поспорил.

Вялое кремлевское действо было полностью омрачено последующим получасовым вышагиванием по кругу за железной загородкой в обществе таких же несчастных созданий. По другую сторону загородки толпились родители, выхватывая своих чад из общей кучи. Но меня почему-то никто не замечал. Я даже начал тяготиться богатым кремлевским подарком, который оттягивал мою посиневшую кисть. Конфеты "Мишка косолапый" и он же "на севере" не радовали мое детское сердце. "Неужели я останусь здесь навсегда?" - меланхолично думал я, глотая слезы.

Наконец меня подвели к какой-то тетке в зеленой мохеровой шапке. Она даже отдаленно не напоминала никого из моих родственников. Зато я, видимо, был чрезвычайно похож на ее отпрыска. За исключением одной детали.