Чуть не треснуло очко!

– Один не пойду. Только с бабой.

– Не пори ерунду, – разозлился Антон, – Где ты сейчас её найдёшь?

– Не найду?! – всё ещё сомневался Вадим.

– Нет, – подтвердил Антон.

– Ну и хрен с ней. Да?

– Да, – Антон обрадовался покладистости Вадима.

– Но мне жмакаться охота, – не унимался Вадим.

– Вадим, давай утром это обсудим.

– А я хочу прямо сейчас!

– Ну и хоти на здоровье, – Антон психанул. – И вообще, ты идти куда–то собирался. В таком виде как раз до первого мента и дойдёшь. Особенно, если так в трусах и попрёшься. Я тебя сто лет не видел, а тебе бабу надо, тьфу! Хоть бы о матери спросил бы.

Антон развернулся и вошёл в другую комнату, хлопнув дверью. Но едва он дошёл до кровати, дверь опять открылась, и за ним следом вошёл Вадим.

Антон вопросительно уставился на него:

– Ну, чего ещё?

Вадим, вместо ответа, молча, стянул с себя трусы и Антон с изумлением увидел стоящий колом инструмент Вадима. Пока Антон пытался понять, что происходит, Вадим приблизился к нему вплотную. Антон от неожиданности сел на постель и ему прямо в губы упёрся инструмент Вадима.

– Соси, – просто сказал Вадим.

Антон отстранился.

– Вадик, ты чего, совсем съехал?

Вместо ответа Антон получил сильнейший удар в лицо.

– Заткнись, тварь, я всё равно тебя жмакну. Бабы нет, тогда ты будешь вместо неё. Мне твоя мать по телефону рассказывала, как тебя гондурасили кавказцы, как тебя там долбили в колечко и в рот кавказские конфеты пососать давали. Я всё про тебя знаю, малолетняя шлюха!

И Вадим снова решительно попытался засунуть свою конфету в рот Антону, но тот старательно увёртывался.

– Ладно, – сдавленно произнёс Вадим. – Не хочешь в рот, засуну в духовку. Мне-то, по хрен в какую дырку слить.

Он наклонился к Антону и с силой рванул с него плавки, так, что те мигом треснули по всем швам. Вадим отшвырнул их в сторону, перевернул сопротивляющегося Антона на живот, навалился на него своим телом и разом вогнал свой инструмент в духовку Антона. Антону показалось, что его духовочка разрывается надвое и вот–вот треснет, настолько острой была боль. Антон заорал, но мгновенно оказался прижатым лицом к подушке. Он задыхался не столько от нехватки воздуха, сколько от боли, от обиды, от ужаса, что всё это проделывает с ним Вадим, инструмент которого сильными толчками двигался в Антоновой духовке. Вадим зарычал, и Антон почувствовал, как обожгло чем-то горячим его зад, точнее, внутри его, и, вскоре, обмягший инструмент Вадима вывалился наружу, после чего Вадим рухнул рядом с Антоном.

– Пойдёт! – произнёс он, – Ну, чего хнычешь? В рот хочешь? Так это я мигом.

– Теперь я понимаю, почему от тебя мама ушла, кобель старый.

– Твоя мать тоже шлюхой была хоть куда, разные мы с ней просто.

Он взял Антона за волосы и ткнул лицом в свой мягкий, мокрый предмет.

– Соси. А то мой инструмент застоялся совсем, вон не успел сунуть, а уже закончил. Давай, работай ртом. Какой ты у меня красивый стал, Антошка! Я тебя ещё хотел в Нахачкале жмакнуть, но ты был тогда ещё маленьким.

Но Антон вновь торопливо отвернулся, едва лишь почувствовав прикосновение к своим губам инструмента Вадима.

– Ах, так, – рявкнул Вадим, – тогда буду опять долбить твою духовку, пока она не треснет.

Антон прижался к стенке, с ужасом наблюдая, как агрегат Вадима стал увеличиваться, и вот, здоровенная дубина уже приближается к его духовке.

– Чего жмёшься, всё равно мой инструмент уже там побывал, так что, раздвигай ноги и не выёживайся.

Антон попытался вскочить, но был свален новым ударом. Не успел он опомниться, как вновь оказался на животе и ощутил в своей духовке вздыбленный инструмент Вадима. На этот раз толчки продолжались дольше, и прежде, чем в Антона облило молоко Вадима, он даже почти перестал ощущать боль. Потом Вадим ещё дважды отшлифовал Антона. Антон больше не сопротивлялся, поскольку это было бесполезно, Вадим был гораздо сильнее его. Когда Вадим закончил последний раз, он отвалился от булок Антона, рухнул на кровать и захрапел, Антон осторожно поднялся с постели и направился в ванную; духовка у него пылала таким огнём, будто ему туда засунули горящую свечку. Он залез под тёплый душ, с наслаждением вымыл тело, тщательно отдраил духовку, вымывая из неё остатки молока, и вдруг с ужасом обнаружил, что от достаточно глубокого проникновения пальцами в свою духовку его инструмент неожиданно поднялся и пребывал в состоянии полной боевой готовности. Антон тупо уставился на своё торчащее хозяйство, потом осторожно взялся рукой за инструмент и, потеребив его, очень быстро закончил. Ему и раньше приходилось помогать себе самому руками, но так быстро он не заканчивал никогда. Антон ещё раз ополоснул свой поникший инструмент, обтёрся полотенцем и направился в комнату - ему необходимо было взять чистые трусы, но спать в одной комнате с Вадимом он не собирался. Антон открыл дверь в свою комнату и сразу увидел Вадима. Тот лежал на его постели, на спине, без лишней одежды, каким Антон оставил его, трусы Вадима валялись рядом на полу. Антон машинально поднял их и положил на стул рядом с кроватью. Он непроизвольно скользнул взглядом по бренному телу Вадима и, неожиданно для себя, ощутил, как тёплая волна ударила в голову, в висках сильно застучало, часто забилось сердце. Антону вдруг страстно захотелось коснуться рукой за инструмент Вадима, тот спокойно лежал на животе, слегка отклонившись на бок, на газончике около инструмента Вадима кое-где ещё виднелись остатки молока.

Собственный инструмент у Антона вновь стрелой взметнулся вверх, почти вплотную прижавшись к животу, и Антон быстро схватился за него. Он теребил страстно, не отрывая взгляда от инструмента Вадима, и пришёл в себя, лишь ощутив бурное наслаждение и выплеснув на пол из своего шланга мощную струю молока. Испугавшись, что Вадим сейчас проснётся и застукает его за этим занятием, Антон быстро схватил валявшиеся рядом остатки своих порванных плавок, стёр с пола молоко, не глядя, рванул из шкафа первые, попавшиеся под руку трусы, и вылетел из комнаты. Он лёг на диван и вскоре стал засыпать, но стоило только закрыть глаза, как перед ним предстала картина: он лежит на кровати, широко расставив ноги, а Вадим вставляет свой колом стоящий предмет между его раздвинутых булок. И от этого видения Антону почему–то не было противно, а напротив, он ощущал прилив тепла по всему телу. С этим ощущением он и уснул.

На следующий день Антон проснулся поздно, в распахнутое окно ярко били лучи солнца. Он со страхом глянул на часы, они показывали половину одиннадцатого утра, и рывком вскочил с постели. И только тогда до него дошло, что сегодня воскресенье, никуда он не опоздал и, никаких дел у него сегодня нет. Он облегчённо вздохнул, но тут же, горький ком подкатил к горлу, всплыли воспоминания о прошлой ночи. Антон прислушался, в квартире было тихо. «Меня же вчера отшлифовал Вадим, бывший любовник моей матери, он же мне был как отец», – тоскливо подумал Антон, но это не вызвало в нём той волны ужаса, что ощутил он, увидев вчера Вадима без лишней одежды. Антон натянул брюки, накинул рубашку и заглянул в спальню: Вадима там не было, не оказалось его и в другой комнате, кровать была аккуратно заправлена, и ни что больше не напоминало о прошедшей ночи. Антон спокойно умылся, позавтракал и стал размышлять, как жить дальше. Он не знал как вести себя с Вадимом, даже думал уйти и больше не возвращаться. Так прошло пару часов. Антон смотрел телевизор, когда хлопнула входная дверь, и на пороге возник Вадим. Антон, молча, взглянул на него и отвёл глаза.

– Ты давно встал? – не глядя на Антона, спросил Вадим.

Антон с радостью отметил, что тот абсолютно трезв и начисто выбрит, но Вадиму не ответил. Тот немного помялся и спросил вновь:

– Ты как, Антон?

– А ты как думаешь? – напряжённо ответил Антон.

– Антон, – после паузы начал Вадим, – нам надо поговорить.

– А что говорить, ты уже всё сказал вчера. Я тварь, сученок, кто угодно. Ты хоть помнишь, что сделал вчера со мной? Ты же меня жмакнул, как последнюю шалаву! Ты! Меня!