Портреты

– Он пошел наверх к Гастону, – объяснила я, улыбаясь, – думаю, он задержался здесь только чтобы выпить коньяку.

– Инспектор сказал, что какие-то подробности вы хотели сообщить нам сами, – сказал Льюис.

– Да, это правда, а кроме того, есть еще много такого, о чем не знает и никогда не узнает инспектор. Но начать стоит с весьма впечатляющей детали. Наш маленький французский друг – Гастон Клабортин, оказался англичанином. Он – Дэниел Лейтон, сын Макса, который считался утонувшим шесть лет назад.

Последовала долгая пауза, – потрясенные Льюис и Пег даже не сразу начали задавать вопросы, но потом они заговорили, перебивая друг друга, и я рассказала им всю эту совершенно невероятную историю.

Макс вскоре вернулся, мы перешли в гостиную, еще немного выпили и поговорили, а затем Пег и Льюис ушли, пожелав нам спокойной ночи. Несмотря на усталость, я была слишком возбуждена, чтобы заснуть.

Я прилегла на плечо Макса.

– Наверное, все теперь будет совсем по-другому.

– Я тоже так думаю, дорогая. Но сегодняшний день еще не закончился, и я пока не хочу ничего менять.

– Макс, нам надо еще кое о чем поговорить.

– Да, – согласился он. – Вот о чем – в следующий раз, если ты во мне усомнишься, спрашивай сперва обо всем меня, договорились? Я боюсь состариться раньше времени, бегая за тобой сразу по двум континентам.

– Ты все еще сердишься?

– Честно говоря, у меня нет сил. Слишком много мы сегодня пережили. И кроме того, ты так замечательно вела себя с Софией и Робертом! Кстати, а почему ты мне не сказала, что он так ужасно поступил с тобой в Холкрофте?

– А зачем? Ты бы рассердился и расстроился, а Роберт был бы доволен. Он все и затеял, чтобы еще раз тебя разозлить.

– Да, это верно. Кажется, ты сумела дать ему отпор?

– Еще как. Только меня огорчает, что твой брат поцеловал меня первым.

– А я зато поцелую последним, – и он подтвердил свои слова действием.

– О, – вздохнула я. – Ты знаешь, ты ведь ни разу не целовал меня с той минуты, как увидел портрет Жозефины.

– Неужели? Это ужасное упущение, но ты должна понять, почему я немного отвлекся. – Он снова поцеловал меня и заставил подняться.

– Пойдем, Клэр, я хочу рассказать тебе на ночь сказку, ты такой прежде наверняка не слышала, это будет подходящим завершением дня.

Мы разделись и скользнули под прохладные простыни. Лежа на боку, я ясно различала лицо Макса в лунном свете. Я не знала, что мне предстоит услышать, но чувствовала, что что-то важное.

– Это история о человеке, полюбившем очень красивую женщину, – начал Макс. Он никогда еще не любил по-настоящему и не был уверен, что сумеет полюбить. Сердце его стремилось к ней, как и его тело, но она была недосягаема. И вот он издали смотрел на нее, думая о том, как ему хочется дотрагиваться до ее волос, целовать ее губы, которые так часто смеялись и произносили то, что его трогало. Он представлял себе, что бы почувствовал, если бы она обвила его своими руками и прижала к себе. И чем больше он думал, тем больнее ему становилось. Никогда в жизни ему еще ничего не хотелось так сильно.

Макс вздохнул, повернулся на спину и стал смотреть в потолок. Я решила, что он выбрал такой способ рассказать мне о своих отношениях с Софией, и, глядя на него, ожидала, что будет дальше.

– И вот, в один прекрасный день, случилось чудо. Она улыбнулась ему таинственной женской улыбкой, которая говорила о том, что она благоволит ему. Он собрал все свое мужество и повел ее в спальню. Теперь-то ты можешь понять этого несчастного, который несколько месяцев был в ужасном состоянии, но боялся напугать ее, действуя поспешно. Она стояла посреди комнаты и ждала. Естественно, он боялся обидеть ее или испугать, но он и не желал упустить своего шанса. И вот он осторожно обнял ее, поцеловал прохладные губы, и они немного приоткрылись в ответ. Он так часто мечтал о том, как будет ее целовать, и вот их губы встретились, а ее руки сомкнулись у него за спиной. Он стал немного смелее. Он уложил ее на кровать, целовал в шею, и рука его коснулась ее груди. Она прошептала его имя, и он понял, что она довольна, и сердце его забилось еще сильнее.

Макс снова лег на бок и всмотрелся в меня. Я покраснела и разволновалась. Это не был рассказ о Софии. Макс вспоминал о том, как мы с ним впервые за нимались любовью, и это возбуждало меня сильнее его прикосновений.

– О, Макс, – прошептала я, чувствуя, что внутри у меня начинает бушевать пламя.

Теперь его руки обвились вокруг меня, он прижал меня к себе очень крепко, а я целовала его снова и снова.

– Разве ты не говорила, что плохо разбираешься в подобных вещах? – пробормотал он, чуть покусывая мои губы.

– Я толковая ученица, – выдохнула я, чувствуя, как его рука ласкает меня.

– Очень толковая, – подтвердил он, целуя мою шею и прикрытые веки, – а почему ты плачешь?

– Сама не знаю. Макс, я еще никогда не чувствовала себя так, как сейчас.

– Я тоже. Наверное, это еще из-за того, что мы сегодня пережили.

– Да, но ты напрасно скромничаешь. Ты очень хороший рассказчик.

Он рассмеялся и взглянул на меня.

– Правда? Тебе понравилось? Я старался. – Я видела. И ты бесстыдник. Я первый раз слышала такое.

– Но я же говорил только правду. Конечно, я сомневаюсь, что у Найджела так же развито воображение...

– Макс, я не позволю тебе до конца наших дней поминать Найджела каждый раз, когда тебе захочется похвастаться своими физическими достоинствами.

Он рассмеялся.

– Не позволишь? Жаль. Я бы хотел когда-нибудь взглянуть на беднягу Найджела. Я очень хорошо его себе представляю.

– Боюсь, ты будешь разочарован. Он красив и хорошо сложен.

– Да, но зато только я знаю, что ты можешь вздыхать с удовлетворением. Послушай, дорогая, мы, по-моему, не только открыли бутылку шампанского, но и выплеснули все ее содержимое. Я должен написать моему приятелю, ему будет очень интересно.

– Ты ужасный нахал, Макс Лейтон, сказала я, смеясь.

– Я знаю, – он снова привлек меня к себе и обнял, – давай немного поспим.

Мы поздно проснулись на следующее утро, и, открыв глаза, я увидела, что солнце уже высоко в небе. В доме было очень тихо. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, но потом я все вспомнила. Макс лежал рядом со мной, и Дэниел сегодня вновь обретет отца.

Макс вздохнул.

– Господи, который час?

– Одиннадцатый, – ответила я, зевая и глядя на часы.

Макс мигом вскочил на ноги.

– Хватит валяться, женщина. У нас уйма дел!

Заметив у него в глазах волнение, я сказала:

– Дай только проснуться, ладно?

– Прости, дорогая. Наверное, я немного беспокоюсь.

– Что вполне объяснимо, учитывая сложившиеся обстоятельства.

Я заставила себя встать и натянуть платье.

Умывшись, мы спустились вниз.

– Мадемуазель! – Дэниел летел ко мне со скоростью пули, – мадемуазель, я ждал и ждал, а потом заснул, хотя и поклялся себе вас дождаться... Здравствуйте, месье, – смущенно произнес он, когда Макс вошел за мной на кухню.

– 3дравствуй, Гастон, – ответил он. Дэниел снова обратился ко мне:

– Я ужасно волновался, что вы не вернетесь, – и дальше он разразился целым потоком французских слов, из которых можно было понять, что его заставили пойти спать против его воли, но что он понял, что Макс совсем не опасный человек, и что я вернусь домой целая и невредимая, хотя он, конечно, считает, что я должна была его разбудить, поскольку его это все тоже касается.

– Милый, как выяснилось, именно тебя-то все и касается больше, чем других, – поглядывая на Макса, ответила я по-английски, – но, видишь ли, тебе должен все рассказать Макс, потому что его это касается не меньше.

Гастон взглянул на Макса из-под длинных ресниц:

– Правда, месье?

– Гастон, – очень отчетливо произнес Макс, называя его последний раз этим именем, – как ты посмотришь на то, чтобы прогуляться, пока Клэр завтракает? Мне бы хотелось поговорить с тобой наедине.