В погоне за счастьем

Но вместо того, чтобы ехать к дому, я проследовала в конец главной улицы — минуя местную среднюю школу, больницу, несколько солидных особняков, — потом свернула налево и проехала еще еще чуть больше мили, пока не уперлась в ворота, на которых висела табличка, возвещающая, что я прибыла к Тоддз-Пойнт-Бич: «Только для местных жителей».

Поскольку был конец апреля, охраны на воротах не было, я проехала прямо в ворота, мимо парковки, и свернула влево. И сразу резко затормозила. Впервые за последние дни на моих губах заиграла улыбка. Потому что там, прямо передо мной, тянулась длинная полоса белого песка, которую омывали глубокие голубые воды пролива Лонг-Айленд.

Я оставила велосипед у деревянного забора, сняла туфли и ощутила нежное прикосновение песка. Был теплый день, солнце стояло в зените, на небе ни облачка. Я глубоко вдохнула морской воздух и побрела по берегу. Пляж тянулся на целую милю. Я шагала медленно, ни о чем не думая, наслаждаясь покоем, который я ощутила впервые с того самого дня, как узнала о своей беременности. Дойдя до конца пляжа, я села на песок и просидела с полчаса, лениво наблюдая за приливом. Ритмичное накатывание волн навеяло моей душе полную безмятежность. И я подумала:

«Этот берег будет моей отдушиной, моей спасительной гаванью. Он поможет мне пережить Джорджа, его семью, Старый Гринвич, мясной пирог…»

Я вернулась домой и принялась за мясной пирог, ни на йоту не отступая от рецепта Беа: взять два фунта мясного фарша, смешать вручную с одной нарезанной луковицей, солью, перцем, мелко измельченными кукурузными хлопьями (да, кукурузными хлопьями), одной третью банки консервированного томатного супа «Кемпбелл». Вымесить в форме батона. Выложить на противень. Оставшиеся две трети супа вылить на батон, чтобы он полностью покрылся. Затем выпекать в духовке тридцать пять минут.

Зная, что Джордж вернется домой поездом на 6:12, я отправила пирог в духовку ровно в 6:05… чтобы выдержать требование мужа «ужинать до семи». Он зашел в дверь в 6:20. С букетом цветов. Чмокнул меня в щеку

Чем-то вкусно пахнет, — сказал он. — Должно быть, звонила Беа?

Звонила, — сказала я, вручая ему бокал с мартини.

Ты купила оливки! — воскликнул он с таким восхищением, будто я совершила нечто из ряда вон выходящее — ну, вроде расщепления атома.

Твое желание для меня закон, — беспечно произнесла я.

Он внимательно посмотрел на меня:

Это ведь шутка?

Да, Джордж, это шутка.

Просто хотел убедиться. А то от тебя всяких сюрпризов можно ожидать.

О… в самом деле? — изумилась я. — И каких же сюрпризов?

Он отхлебнул мартини и сказал:

Ну вроде нового велосипеда, что стоит у входа.

Он не новый, Джордж. Он подержанный.

Он новый для меня, потому что я его раньше не видел.

Он улыбнулся. Настала моя очередь сделать долгий глоток мартини.

Я купила его только сегодня.

Очевидно. Дорогой?

Двадцать долларов.

Не дешевый.

Но это хороший велосипед. Ты ведь хочешь, чтобы я каталась в безопасности, не правда ли?

Вопрос не в этом.

Тогда в чем?

В том, что ты купила его, не посоветовавшись со мной.

Я была потрясена.

Ты шутишь? — только и смогла я вымолвить.

Улыбка как будто приклеилась к его лицу.

Я всего лишь хочу сказать, что, если ты собираешься сделать какую-то крупную покупку, вроде велосипеда, я бы хотел, чтобы ты ставила меня в известность…

Я это внезапно решила. Увидела велосипед в гараже Фланнери. Цена была подходящей, и я его купила. В конце концов, мне нужен велосипед, чтобы ездить по городу…

Я не спорю.

Тогда в чем дело?

Двадцать долларов из семейного бюджета были потрачены тобой без…

Я прервала его:

Ты сам-то слышишь, что говоришь?

Не надо разговаривать со мной в таком тоне, Сара.

Нет, надо. Потому что ты ведешь себя нелепо. Только послушай себя. На словах ты такой великодушный, такой щедрый, такой любящий муж…

У него вытянулось лицо.

Я и не знал, что в тебе столько жестокости, — сказал он.

Жестокости? Все, что я делаю, — это отвечаю на идиотские обвинения в том, что, оказывается, нужно получить твое письменное одобрение, прежде чем разорять семейный бюджет бешеными тратами в размере двадцати долларов на покупку велосипеда…

Молчание. Наконец он произнес:

Я не просил тебя получать письменного одобрения.

Вот тогда я залпом допила свой мартини и бросилась в спальню, хлопнула за собой дверью и рухнула на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Минуту спустя раздался осторожный стук в дверь.

Ты ведь не плачешь, нет? — спросил он с тревогой в голосе.

Конечно, не плачу. Я слишком зла, чтобы плакать.

Могу я войти?

Входи, это и твоя комната.

Дверь открылась. Он робко приблизился к кровати. В правой руке он держал мой бокал с мартини, уже снова наполненный.

В знак примирения, — сказал он, протягивая мне бокал. Я села и взяла из его рук бокал. Он опустился рядом со мной на корточки, чокнулся со мной. — Говорят, первые десять лет брака самые трудные.

Я попыталась улыбнуться.

Я просто пошутил, — сказал он.

Я знаю.

У нас какое-то не слишком радостное начало, да?

Да, действительно.

Что я должен сделать?

Для начала перестать относиться ко мне как к домработнице. Да, я сижу дома, и это означает, что я занимаюсь покупками и веду хозяйство. Но то, что я финансово зависима от тебя, не накладывает на меня обязанность прислуживать тебе.

Я никогда не относился к тебе как к служанке.

Поверь мне, это было. И я хочу покончить с этим раз и навсегда.

Хорошо, — сказал он и отвернулся, словно ребенок, которого только что отругали.

И что касается денег… ты очень скоро поймешь, что в вопросах трат я остаюсь верна своим новоанглийским корням. Меня не интересуют меха, бриллианты, круизы на «Куин Мэри», и я никогда не стремилась «равняться на Джонсов» [33]. Не думаю, что велосипед можно приравнять к предметам роскоши, тем более что я купила его для поездок за продуктами.

Он взял меня за руку:

Ты права. Я не прав. Прости меня.

Ты это искренне говоришь?

Конечно. Просто я еще не привык жить с женой.

Я не жена. Я — Сара Смайт. Есть разница. Помни об этом.

Конечно, конечно, — сказал он.

Мы оба отхлебнули мартини.

Я хочу, чтобы у нас все получилось, Сара.

Я приложила руку к животу:

Должно получиться. В силу объективных причин.

Мы сделаем так, что все получится. Обещаю.

Он поцеловал меня в губы, нежно коснулся моих волос.

Хорошо, — сказала я и погладила его по щеке.

Я рад, что мы поговорили об этом.

Я тоже.

Он притянул меня к себе и крепко обнял. Потом сказал:

Ну что там мясной пирог, готов?

Пирог был готов. Мы спустились на кухню и поужинали. Он похвалил мою стряпню. Одобрил и торт из семи коржей и долго смеялся, когда я рассказала ему, что Беа назвала его сладкоежкой. Мы пошли в постель. Занялись любовью. На этот раз ему удалось продержаться почти две минуты. Казалось, он был искренне рад этому. Потом он страстно поцеловал меня в губы, поднялся с постели и ударился об тумбочку, которая по-прежнему разделяла наши кровати. Забираясь под одеяло, он сказал: — Надо как-нибудь передвинуть эту чертову тумбу.

В ту ночь я спала хорошо. Но рано утром меня растормошил Джордж. Даже заспанная, я сумела заметить, что он чем-то сильно расстроен.

Что случилось, дорогой? — спросила я.

Мои костюмы…

Что?

Мои костюмы. Куда ты повесила мои костюмы?

Я отнесла их в химчистку.

Что?

Я окончательно проснулась:

Ты просил меня отгладить их, я и отнесла в химчистку…

Я просил, чтобы ты сама это сделала.

Я не умею гладить костюмы.

Не умеешь? В самом деле?

Извини, в Брин-Море нас не обучали таким фундаментальным наукам.