В погоне за счастьем

Начала возвращаться ясность мысли. И я вдруг испугалась.

Со мной все в порядке? — тихо спросила я.

Он внимательно посмотрел на меня:

Я же сказал, у вас лишь поверхностные ушибы. И вы потеряли много крови…

Теперь мне стало по-настоящему страшно. И сознание окончательно прояснилось.

Доктор, я в порядке?

Айзенберг выдержал мой пристальный взгляд:

Вы потеряли ребенка.

Я закрыла глаза. У меня было такое чувство, будто я снова лечу в пропасть.

Мне очень жаль, — сказал он.

Я зажала рот рукой. До боли прикусила костяшки пальцев. Мне не хотелось плакать перед этим человеком.

Я вернусь позже, — сказал он и направился к двери.

Неожиданно для себя я спросила:

Кто это был — мальчик или девочка? Он обернулся:

Плод еще не сформировался.

Ответьте мне: это был мальчик или девочка?

Мальчик.

Я сморгнула слезы. И снова впилась зубами в костяшки пальцев.

Это еще не все, — сказал он. — Поскольку плод был сформирован лишь частично, нам пришлось извлекать его хирургическим путем. В ходе операции мы обнаружили, что часть стенки матки серьезно повреждена вследствие аномальной беременности. Повреждена настолько, что, скорее всего, вам больше не удастся забеременеть, не говоря уже о том, чтобы выносить еще один плод. Поймите: это не окончательный диагноз. Но по своему опыту могу сказать, что ваши шансы стать матерью, боюсь, ничтожны.

Последовала долгая пауза. Он уставился на носки своих ботинок.

У вас есть какие-нибудь вопросы? — наконец спросил он.

Я закрыла глаза рукой, словно в попытке отгородиться от мира В следующее мгновение Айзенберг произнес:

Думаю, вам сейчас хочется побыть одной.

Хлопнула дверь. Я лежала, не в силах открыть глаза, мне не хотелось никого видеть. Я была совершенно растеряна.

Дверь снова открылась. Я услышала голос Джорджа, тихо окликнувший меня. Я открыла глаза. Взгляд сфокусировался на его лице, Он был очень бледен и выглядел так, будто не спал несколько дней подряд. Рядом с ним стояла его мать. Я вдруг расслышала собственный голос:

Я не хочу, чтобы она была здесь.

Миссис Грей побелела.

Что ты сказала? — спросила она.

Мама… — Джордж положил руку ей на плечо, но она тут же отмахнулась.

Убирайтесь к черту, сейчас же, — закричала я.

Она спокойно подошла к кровати:

Я прощаю тебе эту реплику, учитывая твою тяжелую травму.

Мне не нужно ваше прощение. Просто уйдите.

На ее губах заиграла ненавистная мне улыбка. Она наклонилась ко мне:

Позволь задать тебе вопрос, Сара. Самолично спровоцировав эту трагедию, ты теперь своим хамством пытаешься спрятать тот факт, что стала гнилым товаром?

И вот тогда я ударила ее. Свободной рукой я влепила ей крепкую пощечину. Она не устояла на ногах и оказалась на полу. Раздался крик. Джордж бросился к ней, завопив что-то нечленораздельное Он помог матери подняться, зашептал ей на ухо: «Извини, извини…» Она обернулась ко мне, растерянная, сбитая с толку, потусневшая без привычной злобной маски. Джордж обнял ее за плечи и вывел за дверь. Через несколько минут он вернулся, побитый и взъерошенный.

За ней присмотрит медсестра, — сказал он. — Я объяснил, что она неловко повернулась и упала.

Я отвернулась от него.

Мне так жаль, — сказал он, приближаясь ко мне. — Я даже не могу выразить словами, как мне жаль…

Я прервала его:

Нам больше нечего сказать друг другу.

Он попытался взять меня за руку. Я жестом остановила его.

Дорогая… — начал он.

Пожалуйста, уйди, Джордж.

Ты правильно сделала, что ударила ее. Она заслужила…

Джордж, я не хочу сейчас говорить.

Хорошо, хорошо. Я приду позже. Но, дорогая, я хочу, чтобы ты знала: у нас все будет хорошо. Мне плевать, что говорит доктор Айзенберг. Это всего лишь его мнение. На худой конец, мы всегда можем усыновить ребенка. Но, право…

Джордж, дверь вон там. Пожалуйста, воспользуйся ею.

Он глубоко вздохнул. Выглядел он взволнованным. И испуганным.

Хорошо, я приду завтра утром.

Нет, Джордж. Я не хочу видеть тебя завтра.

Ну хорошо, я могу прийти послезавтра…

Я больше не хочу тебя видеть.

Не говори так.

Я говорю это.

Я сделаю все, что ты только пожелаешь…

Все?

Да, дорогая. Все.

Тогда я попрошу тебя сделать две вещи. Первое: позвонить моему брату. Рассказать ему о том, что случилось. Рассказать все, без утайки.

Конечно, конечно. Я позвоню ему сразу, как только вернусь домой. А вторая просьба?

Больше не показывайся мне на глаза.

До него дошло не сразу.

Ты это не всерьез? — спросил он.

Я говорю это серьезно.

Молчание. Я наконец взглянула на него. Он плакал.

Извини, — сказала я. Он вытер слезы руками.

Я сделаю то, о чем ты просишь, — сказал он.

Спасибо.

Он словно оцепенел, прирос к полу.

Прощай, Джордж, — прошептала я и отвернулась.

После того как он ушел, вошла медсестра с маленьким керамическим лотком, в котором лежали шприц и ампула. Она поставила лоток на тумбочку, проткнула иглой резиновую пробку ампулы и наполнила шприц вязкой жидкостью.

Что это? — спросила я.

Это поможет вам заснуть.

Я не хочу спать.

Приказ врача.

Прежде чем я успела сказать что-то еще, игла впилась мне в руку. В следующее мгновение я отключилась. Когда я снова очнулась, было утро. Эрик сидел на краю моей постели. Он грустно улыбнулся мне.

Привет, — сказал он.

Я потянулась к его руке. Он придвинулся ближе, и наши пальцы сплелись.

Тебе позвонил Джордж? — спросила я.

Да.

И он сказал тебе…?

Да. Он все рассказал.

Я вдруг разрыдалась. Эрик обнял меня. Я уткнулась ему в плеча Мои рыдания все больше походили на истерику. Он крепче прижимал меня к себе. Я была безутешна. Никогда еще я не знала такого горя и отчаяния. И остановить поток слез было невозможно. Не знаю, как долго это продолжалось. Эрик молчал. Никаких слов утешения или соболезнования. Потому что слова ничего не значили. Мне не суждено было иметь детей. И это был ужасный я трагический факт, который, кто бы что ни сказал, уже невозможно было исправить. Трагедия делает все слова пустыми.

В конце концов я успокоилась. Я отпустила Эрика и снова откинулась на подушки. Эрик погладил меня по лицу. Мы долго молчали. Я все еще была в шоке. Он заговорил первым.

Что ж… — сказал он.

Что ж… — сказала я.

Мой диван — не самое удобное спальное место, но…

Он мне прекрасно подойдет.

Значит, решено. Пока ты спала, я поговорил с одной из медсестер. Они полагают, что тебя выпишут дня через три. Поэтому — если ты не возражаешь — я позвоню Джорджу и договорюсь с ним, когда можно будет подъехать к вам домой и собрать твои вещи.

Этот дом никогда не был моим.

Джордж по телефону казался очень взволнованным. Он умолял меня поговорить с тобой, чтобы ты изменила свое решение.

Об этом не может быть и речи.

Я так ему и сказал.

Ему нужно жениться на своей матери и закрыть этот вопрос.

Почему мне не пришло в голову сказать ему об этом?

Мне удалось слегка улыбнуться.

Здорово, что ты вернешься, Эс. Я скучал по тебе.

Я сама все изгадила, Эрик. Сама.

Не думай об этом, — сказал он. — Потому что это не так. Но продолжай выражаться в том же духе. Это немножко подправит зой рафинированный образ. Я одобряю.

Я сама устроила себе эту катастрофу.

Ну, это всего лишь интерпретация, которая гарантированно принесет тебе немало бесполезной печали.

Я этого заслуживаю.

Прекрати! Ты ничего подобного не заслуживаешь. Но все уже произошло. И со временем ты найдешь способ примириться с этим.

Я никогда не смирюсь.

Придется. У тебя нет выбора.

Почему? Я могу выпрыгнуть из окна.

Но только подумай, сколько дрянных фильмов ты тогда пропустишь.

На этот раз мне удалось рассмеяться.

Я тоже по тебе скучала, Эрик. Так скучала, что не выразить словами.