По поводу прошлой ночи (ЛП)

— Конечно. Все это делают.

Она невесело засмеялась.

— Не я. — Она промокнула глаза. — Возможно, старая я, но не эта я.

Я сделала шаг навстречу к ней, мягко проговорив:

— Прошу прощения, Эддисон, но вы и она — один человек.

Ее лицо исказилось. Я беспомощно смотрела, как две большие слезинки скатились по ее щекам.

— Я уже больше не знаю, кто я. Мне не нравится человек, которым я стала. — Ее дыхание дрогнуло. — Я не эта... эта... эта сука.

Ладненько, а вот это уже становилось интересным. Я уже не чувствовала будто мне нужно было приглашение. Села напротив нее, передав ей коробку с салфетками.

Она продолжила, и я ей позволила, потому что всем нужно было хоть когда-нибудь излить свою душу.

— Я отправила единственного мужчину, которого когда-либо любила, в руки другой женщины, будучи таким человеком. — Она скривилась. — Я ненавижу эту женщину.

Мой ответ был на удивление простым.

— Тогда прекратите подкармливать ее. — Я попробовала пошутить, чтобы посмотреть, как она отреагирует. Пожала плечами и широко открыла глаза. — Вы не единственная, кто ненавидит ее, знаете ли.

Она удивила меня тем, что рассмеялась сквозь слезы.

— Ох, я знаю. — Но она быстро пришла в себя. — Я не знаю, как перестать быть ею. Я была ею так долго, что не могу вспомнить, какой была до нее.

Я встала и нежно проговорила.

— Николас влюбился в эту женщину. Она где-то там. — Я ободряюще улыбнулась. — Вы ее найдете.

Когда я выходила за дверь, она тихо сказала.

— Спасибо, Миа.

Я покинула офис, говоря достаточно громко для того, чтобы услышала только я:

— Не за что, Эддисон.

32 глава

Куинн

Я проделал хорошую работу, так я думал. Дотерпел почти до семи вечера, не позвонив ей.

Теперь, когда я знал ее, казалось, мои дни проходили медленнее, а мое тело, которое теперь знало ощущение ее тела напротив моего, жаждало ее, как никого другого. Я скучал по звуку ее голоса. Скучал по ее смеху. Черт, я просто скучал по ней, когда ее не было рядом.

Моя мать не была хорошей женщиной, но если и был один совет, который она мне дала, и который застрял в моей голове, так это: «Однажды ты встретишь кого-то, кто пленит твою душу. Когда ты встретишь этого человека, ты поймешь. И если этот человек когда-либо попытается тебя оставить, борись за него, потому что когда он уйдет, жизнь станет пресной».

Это заставило меня подумать о том, что, возможно, она уже потеряла такого человека. Возможно, этим человеком был мой отец. Возможно, она именно из-за этого ко мне так относилась. Она всегда говорила, что я выгляжу в точности как он. Я много лет не разговаривал со своей матерью. Не имел даже понятия о том, где она находилась, с кем она была, или даже, была ли она жива. Иногда я скучал по ней. А иногда я был рад, что мы больше не общаемся.

Каждый раз, когда ел французские тосты, я вспоминал ее. У нас никогда не было много денег, а мама работала в закусочной официанткой. Она знала, что я любил французские тосты и в дни, когда работала допоздна, пока я был дома с телевизором в качестве няни, она могла разбудить меня посреди ночи просто для того, чтобы увидеть улыбку, которая появлялась от моего удивления тому, что она мне принесла.

Ее желудок бурчал, в то время как она наблюдала за тем, как я ем, но неважно, сколько бы раз я ни говорил ей поесть со мной, она не брала ни кусочка. Она говорила мне, что не в ее правилах делить еду.

Что-то произошло, когда мне исполнилось четырнадцать. Черты моего лица начали становиться более зрелыми. Лицо стало резким и потеряло свою невинность, и потом в одно мгновение я вытянулся на фут, став выше и крепче.

Любовь матери ко мне ослабла. Она начала смотреть на меня по-другому. Ее объятия стали реже, а потом и вовсе исчезли, оставив меня жаждущим ласки и пытающимся получить ее, где только мог. А именно в объятиях женщин, старше меня, которые использовали меня, как и я их.

Любовь, которая была у меня к матери, переросла в ненависть. Как она посмела относиться к своему сыну так? Она была слабым подобием женщины, которая сильно пила, поднимая руку на единственного человека, который любил ее больше всего на свете.

Я предупреждал ее. Как только она протрезвела, я сказал ей, что если она меня еще раз ударит, я ударю ее в ответ. Мое предупреждение прошло мимо ушей.

На следующую ночь мама напилась. Она была ужасно пьяна, подпитываемая горечью и ненавистью. Я направился, чтобы отобрать у нее бутылку. Ее рука со всей силы опустилась на мою щеку. Моя злость вышла из-под контроля. Я схватил ее за запястье и толкнул так сильно, насколько мог. В неверии, я ошеломленно наблюдал за тем, как моя мать отшатнулась назад, с глухим стуком упав на пол. Тяжело дыша через нос, я занес руку назад и бросил бутылку ликера в стену рядом с собой. Стекло разбилось вдребезги, а я игнорировал острую боль в своей руке, с костяшек моих пальцев сочилась кровь.

Той ночью я ушел. Я ушел и больше никогда не возвращался. Мне было пятнадцать лет. Лишь с рюкзаком, полным одежды, я скитался по улицам. Я был никому не нужным, озлобленным подростком, боролся за свою жизнь до шестнадцатого дня рождения. Я провел много ночей на скамейках в парке, питаясь из мусорных баков и воруя одежду с задних дворов людей.

И одной роковой ночью, после уличной драки, меня арестовали. Кто бы мог подумать, что это могла обернуться чем-то хорошим?

Офицер, который меня арестовал, потратил часы, пытаясь вытащить из меня хоть что-то — мое имя, сколько мне было лет, откуда я был родом. Я ничего ему не сказал, не сразу, но затем он рассказал мне о себе, о своих сыновьях, о своей работе, о том, как он был приемным отцом для одного молодого парня. А после этого он накормил меня.

На тот момент я был почти готов стать домашним животным этого человека, если бы он попросил меня об этом. Но он этого не сделал. Вместо этого он помог мне найти место в доме для молодых парней, таких же, как и я. Они называли его Остров Беглецов. Им руководила женщина за тридцать по имени Карла. Она мне понравилась с первой нашей встречи. Ее глаза улыбались, даже когда она сама этого не делала.

Карла направила меня заниматься с репетитором, а к тому времени, когда мне исполнилось уже восемнадцать, я получил работу в местном магазине стройматериалов и закончил свое обучение, и в результате получил аттестат об окончании старшей школы. Однажды ночью я задерживался с работы и вернулся в Остров Беглецов только после девяти вечера. Когда зашел внутрь, я остановился на кухне, прежде чем пойти спать из-за того, что работал и в обеденный перерыв. Я был голоден.

Один из парней, Джек, которому было семнадцать, прижал Карлу к холодильнику. Ее глаза были широко распахнутыми от отчаяния, я в шоке наблюдал за тем, как он держал нож у ее горла, в то время как лапал ее тело в тех местах, которых Джеку вообще не следовало касаться.

Очевидно беспокоясь о моей безопасности, Карла произнесла одними губами:

— Уходи. — Слезы покатились по ее щекам.

Да ну нахер. Эта женщина дала мне билет в жизнь. Я не собирался отказываться от нее. Я тихо снял с крючка, висящую на нем сковородку, и подкрался ближе. Когда я был на расстоянии вытянутой руки, занес сковороду и опустил ее на голову Джека... сильно.

Джек издал удушливый звук, а затем упал на пол, его член торчал из ширинки джинсов. Карла захныкала и оттолкнулась от стены. Я поймал ее прежде, чем она упала, и повел в гостиную, чтобы усадить на диван. Я позвонил в полицию, и они прибыли в течение нескольких минут.

Скорая забрала Джека и его отвезли в больницу в сопровождении полиции. Карла объяснила полиции, как Джек припер ее к стене, и что он рассказал ей, как месяцами ждал возможности оказаться с ней наедине. Он планировал изнасиловать ее. Больной ублюдок.

Полиция похвалила меня за мои действия, а Карла сжимала мою руку в знак благодарности. Я просто был рад тому, что это закончилось прежде, чем Карла серьезно пострадала.