Такая разная Блу (ЛП)

— Так почему ты ничего мне не сказала?

— Хм-м? — Я продолжала работать.

— Ты сказала, что не уезжала, никого не предупредив. Просто не сказала об этом мне. Почему?

— Ты избегал меня все это время, Уилсон, так что я решила, что мое отсутствие не особенно тебя опечалит, — прямо сказала я, вперившись в него дерзким взглядом.

Уилсон кивнул, закусив нижнюю губу и проглатывая мое обвинение. Однако он не стал отрицать, что хотел держаться подальше.

— Я подумал, что нам с тобой нужна некоторая дистанция. С рождения Мелоди прошло всего два месяца. В наших… отношениях… было слишком много сильных переживаний, — Уилсон подбирал слова осторожно, делая паузы между мыслями. Мне не нравилось, что он был таким осмотрительным. Это было похоже на покровительство. Но он продолжал тем же тоном, также тактично и медленно.

— Я подумал, что тебе, возможно, нужно время и… пространство. Без драм, без… меня… и кого бы то ни было. Просто пространство. — Уилсон сосредоточено посмотрел на меня, взгляд серых глаз был твердым и уравновешенным.

Я отложила инструменты и образовала между нами пространство — вещь, в которой, по мнению Уилсона, я так нуждалась. Я дрожала, замерзая от того, что сбавила темп. Холод, исходящий от бетонного пола, просачивался через подошвы ботинок, а порванных джинс и тонкого топа вдруг оказалось недостаточно, чтобы его отразить. Я повернулась к Уилсону спиной и протянула руки к обогревателю, стараясь согреть одеревеневшие пальцы и руки.

— Ты помнишь историю, которую мне рассказал Джимми? О мудром волке Табуте и его брате Шинангву — койоте? — бросила через плечо я.

— Ту, в которой говорится о людях, вырезанных из палок? Ту, о несправедливом социально-экономическом устройстве мира, которую ты рассказала мне в школе? — криво усмехнулся Уилсон, подойдя ко мне и подняв с пола мою фланелевую рубашку. Он накинул ее мне на плечи, а затем обнял меня, устроив подбородок на моей макушке. Исходящее от него тепло было таким родным, таким правильным, что я закрыла на это глаза, а также на него и ту легкость, с которой он обнимал меня, словно я была его сестрой или любимой кузиной. Но я не испытывала к Уилсону сестринских чувств. И в том, как его руки обнимали меня, скользило болезненное удовольствие.

— Когда я была маленькой, эта история никогда не вызывала во эмоционального отклика. Почему люди хотят быть одинокими? — В моем голосе прозвучала задумчивость, и Уилсон крепче прижал меня к себе.

Я все еще стояла, закрыв глаза, вместе с теплом мышцы и конечности окутала неожиданная усталость.

— Я думаю, Шинангву был умнее брата. Он знал, что люди хотят быть связаны. Я постоянно приставала к Джимми с расспросами о его матери, о сестрах или о друзьях. Мудрый волк должен был знать, что люди предпочтут быть вместе.

Не разрывая объятий, Уилсон развернул меня к себе, легко скользнув по моей щеке завитками своих волос. Я не хотела открывать глаза, боясь, что если открою их, то увижу, как близко мы стоим друг к другу, и отстранюсь. Но из-за близости складывалось впечатление, будто я держу глаза закрытыми, чтобы он мог поцеловать меня, поэтому я открыла их и подняла на него усталый взгляд.

— Иногда мне кажется, что я одна из тех, кто остался в мешке, пока других выбрасывали из него по группам, — прошептала я.

Глаза Уилсона были такими серыми в тусклом свете, исходящем из угла, и походили на сланец, намоченный ливнем. Его лицо излучало внимание и сочувствие, словно каждое сказанное мной слово было исключительно важным. Это было то самое выражение, сила которого покоряла и располагала меня к себе от урока к уроку, изо дня в день, а он даже не догадывался, что я принадлежала ему.

— Полагаю, это вполне понятная реакция для человека, который вынашивал ребенка девять месяцев… и был связан с ним. — Голос Уилсона был мягок, и он запечатлел на моем лбу целомудренный и оскорбительный поцелуй. Но я не нуждалась в его сочувствии. И мне абсолютно точно не требовалось пространство. Я хотела его. И не хотела, чтобы он целовал меня в лоб. Я хотела поцеловать его в губы. Я хотела целовать его, сжав в руках пряди его волос, я хотела обвить руками его тело. Я хотела признаться в своих чувствах и показать свою преданность. И если я не отстранюсь от него прямо сейчас, то сделаю нечто, что оттолкнет его от меня навсегда. Я почти в бешенстве отшатнулась от него, боясь себя и боясь за себя. Уилсон тут же отпустил меня.

— Некоторым людям суждено быть одинокими. Похоже, Джимми был одним из них. И я, возможно, тоже, вне зависимости от того, нравится мне это или нет.

Уилсон ничего не ответил, я отвернулась и вернулась обратно к верстаку. Подхватив ключи, я стала подниматься вверх по лестнице, ведущей в мою квартирку. Никто из нас не сказал на прощание ни слова, дистанция между нами была восстановлена так, словно я никогда не была в его объятиях.

Глава 23

Элис

Я отказалась от Дня благодарения, Рождества и прочих атрибутов, присущих праздникам, однако, когда позвонила Тиффа и стала умолять меня прийти на ее новогоднюю вечеринку, упомянув, что ее мать присмотрит за сыновьями Элис и Мелоди где-то в другом месте, я уступила. Я сказала себе, что это не имеет ничего общего с тем фактом, что она пригласила меня специально для Уилсона, так как Памела праздновала Новый год в Англии.

Я представляла себе классическую вечеринку с живым оркестром, коктейльными платьями и каблуками. Но Тиффа удивила меня, сказав: «Надень что-нибудь удобное! И цветное! Мы соревнуемся в том, кто оденется ярче всех, и у нас, Уилсонов, есть своя новогодняя шумиха. Не надевай одежды, из-под которой будут видны твои трусики, когда ты будешь наклоняться. Это на случай, если мы закончим вечер игрой в коричневые пакеты. Элис жалуется на нее каждый год, но без нее Новый год — не Новый год!».

Я подумала, что буду достаточно яркой в пестрых розовых джинсах в облипку и усыпанном голубыми блестками топе. В уши я вдела фиолетовые сережки из перьев и прикрепила парочку к волосам, на глаза нанесла блестящие тени, на губы — красную помаду, однако Тиффа легко победила меня своими легинсами с закрученным радужным узором, ослепительной рубашкой в неоновую полоску, туфлями на высокой оранжевой платформе и радужным клоунским париком. Даже Уилсон проникся духом праздника, надев рубашку, которая не была ни голубой, ни серой, ни черной. Это была рубашка нежно-зеленого цвета с длинным рукавом и v-образным вырезом. Не кричаще яркая, но он, во всяком случае, попытался. К ней он надел черные джинсы и черные ботинки. Выглядел Уилсон очень не по-профессорски.

Это была масштабная вечеринка — человек, должно быть, в тридцать, — но все, похоже, знали друг друга очень хорошо. Помимо Тиффы с Джеком, Элис с Питером и нас с Уилсоном было еще десять или двенадцать парочек. Остальные в основном являлись коллегами Тиффы по Шеффилду. Я ожидала, что все они будут пить шампанское, оттопырив мизинец, учитывая, как красиво они изъяснялись во время разговора. Но все они оказались довольно шумными и легкими на подъем, особенно после нескольких напитков.

Вечер начался с игры под названием «Ха-ха-ха», так назвала ее Тиффа. Каждый участник вечеринки получал браслет, сделанный из разноцветных лент с наклейками. Цель состояла в том, чтобы рассмешить людей с помощью гипертрофированного «Ха-ха-ха». Если тебе удастся кого-то рассмешить, этот человек должен вознаградить тебя поцелуем и наклейкой. Если девушка рассмешит другую девушку, та может подарить ей легкий поцелуй или выбрать молодого человека, которого та должна будет поцеловать, и наоборот. Победитель определялся в конце вечера по количеству наклеек или по тому, сколько их осталось на браслете. Я с облегчением обнаружила, что все поцелуи представляли собой дружеский «клевок» в губы или в щеку с множественными пожеланиями «Счастливого Нового года!» Никто, казалось, не воспользовался ситуацией и не «засосал» невольного получателя. Многие были сосредоточены на сборе наклеек. Игра продолжалась всю ночь, даже во время других игр, и я стала своего рода мишенью. Так как направленные на меня «Ха-ха-ха» не были до жути смешными, я еще не отдала ни одной наклейки и… никого не поцеловала. Тиффа и Уилсон продолжали свои набеги друг на друга, стараясь расколоть один другого. Иногда их старания вызывали гогот, тогда они получали награду в виде поцелуя и наклейки. Кожа Тиффы быстро стала похожа на кожу, пораженную высыпаниями, все ее лицо было усеяно наклейками. «Ха-ха-ха» Элис было таким скрипучим, что, смеясь, люди поеживались, что принесло и ей несколько поцелуев и наклеек.