Такая разная любовь

— Как у адвоката у тебя нет личной жизни. Но зато есть известные обязанности. И мы очень надеемся, что ты будешь помнить о них не только в зале суда, но и за его дверями.

Этого удара Мэг не ожидала. Она всегда считала, что для верного успеха достаточно только много работать. Сейчас Эйвери дал понять, что путь к успеху не столь прям. От осознания этого Мэг стало не по себе. Ее твердая решимость дала трещину.

— Завтра я проведу пресс-конференцию. Мне известно, что газетчикам не терпится получить комментарии.

— Мэг, — неумолимо проговорил он, — не надо перескакивать на другую тему. Если ты поедешь на воды, то можешь считать, что тем самым сделала одолжение лично мне.

И тут ей все стало ясно.

— Это ты все придумал с поездкой!

Он надел пальто и подтянул узел шелкового галстука.

— Холли спросила, чем ей лучше всего отблагодарить тебя. Мы поговорили.

— Минеральный источник — это была твоя идея.

— Ей очень хотелось сделать для тебя что-нибудь приятное, Мэг. Девочка была совершенно искренна в своей признательности.

— И вдобавок фирма заработала на этой девочке не одну тысячу долларов.

Он кивнул:

— И даже не две, Мэг.

Ей снова вспомнился Данни. «Ты защищаешь всякого, кто готов заплатить твоей фирме дикие денежки». Мэг поежилась. Эйвери тем временем уже вышел в прихожую.

— Я подумаю, — холодно проговорила Мэг.

— Только не очень долго. Мне кажется, что весна — самая золотая пора в Беркширсе.

Мэг просидела в кабинете больше часа, пытаясь ответить себе на несколько вопросов, которые, в сущности, касались одной и той же проблемы. Почему Эйвери так настаивает на поездке? Почему он не может принять ее такой, какая она есть? Разве ему недостаточно того, что она, хоть и является младшим компаньоном, неплохо справляется со своей работой? Впрочем, все ясно. Эйвери всегда думает о фирме. Интересы фирмы для него превыше всего. Имидж фирмы в обществе. Эйвери сказал, что она обладает независимым мнением. Возможно, он прав. Но Мэг не могла понять, каким образом это может помешать ее карьере…

Данни как-то заметил, что Эйвери стал тем, кем он стал, благодаря искусству подхалимажа. Мэг поверила ему, хоть и не призналась в этом. Можно назвать человека подхалимом, но можно также сказать, что он просто блюдет интересы фирмы, предан ей. Теперь пришла пора пройти проверку Мэг. Проверку на преданность.

Она вынула брошюру с розовой запиской из корзины для мусора.

«Друзьям моей матери здесь очень нравится».

Интересно, какая у Холли была мать? Знала ли она о том, что муж пристает к дочери? Если, конечно, он вообще хоть раз приставал к ней на самом деле… А если знала, неужели смотрела сквозь пальцы?..

Мэг вновь стала пролистывать фотографии, которыми пестрела брошюра.

Какой бы ни была миссис Дэвидсон в жизни, одно было несомненно: она совершенно не походила на мать Мэг — Глэдис Купер. И если уж на то пошло, покойный отец Холли абсолютно не походил на отца Мэг.

Она положила брошюру перед собой на стол и закрыла глаза. Перед ее мысленным взором возник образ Глэдис Купер: запачканный домашний халат, волосы, накрученные на розовые бигуди… Мать и дочь были настолько разные, что только имея богатое воображение, можно было представить их вместе. Мэг — тихая и чуткая, а Глэдис — шумная, грубая.

— Ты совсем такая же, как твой чертов папашка, — ворчала, бывало, Глэдис, наливая себе вторую чашку кофе и закуривая новую сигарету.

Эта фраза ни о чем не говорила Мэг, так как она ни разу в жизни не видела своего отца. Знала только, что тот был шофером-«дальнобойщиком» и частым посетителем забегаловки в Бриджпорте, штат Коннектикут, где Глэдис кормила его яичницей с ветчиной. Там же он, очевидно, пользовался и другими ее услугами. По ночам с четверга на пятницу, когда останавливался проездом в городе. Мэг даже не знала, как его звали. Глэдис вспоминала о нем только как о «твоем чертовом папашке».

— Твой чертов папашка был женат, — рассказала ей Глэдис как-то вечером, когда Мэг наконец осмелилась спросить. Ей было тогда лет семь-восемь. — Со временем он бросил бы свою бабу и женился на мне, но тут я как раз подзалетела с тобой, и он унесся от меня, словно испуганный кролик. — Глэдис, прищурившись, посмотрела на дочь и добавила: — Если бы не ты, я могла бы быть счастлива.

Той же ночью Мэг была разбужена какими-то скорбными приглушенными звуками, проникавшими через тонкую стенку ее спальни. Раньше она не слышала ничего подобного, но через минуту ей все стало ясно: за стеной тихо рыдала мать. Мэг вся сжалась, натянула одеяло на голову и поклялась себе, что больше никогда не станет расспрашивать о своем «чертовом папашке».

…Мэг вновь размяла шею, пытаясь изгнать из сознания нахлынувшие воспоминания. Детство ее прошло под знаком безотцовщины. Это был своего рода несмываемый ярлык. Неполные семьи в те времена были редкостью даже для Бриджпорта. Мэг росла очень робкой и по этой причине так и не обзавелась друзьями. Она боялась, что знакомый мальчик или девочка раскроет ее тайну, что вина за то, что мама не вышла замуж и не узнала счастья в жизни, лежит на ней, на Мэг, и только на ней. Отвлечься от этого девочка могла только наедине с книгами. Каждый вечер она закрывалась в своей маленькой грязной комнатушке и читала до тех пор, пока не умолкал телевизор — мать по вечерам смотрела веселые телешоу: через тонкую стенку до Мэг доносились звон колокольчиков, свист, аплодисменты, радостные крики, — пока не появлялась твердая уверенность в том, что мама заснула и что сегодня уже не будет разговоров о «твоем чертовом папашке». И вообще никаких не будет разговоров: некоторые темы Мэг переносила даже хуже, чем тему отца.

Старшеклассницей Мэг пошла работать в библиотеку. Там с выцветших обложек журнала «Лайф» ей открылся совершенно новый мир. Именно в библиотеке Мэг, собственно, впервые узнала о том, что Бриджпорт, штат Коннектикут, — это еще не вся жизнь. Маленькая и грязная комнатушка, дом с застоявшимся затхлым воздухом, в котором постоянно что-то требовало ремонта, — еще не весь мир.

С помощью одного государственного чиновника, который отнесся к ней с сочувствием, Мэг подала документы в колледж. На выпускном вечере в школе она выступала с прощальной речью, а летом была зачислена на первый курс в Уэллсли на полную стипендию. Четыре года учебы в колледже, очередная прощальная речь… И вот Мэг Купер, вернувшись домой в Бриджпорт, уже готовится ехать в Гарвард, куда ее приняли на юридический факультет. Однажды, когда она стирала в прачечной самообслуживания вещи, которые собиралась взять с собой в дорогу, на улице зазвучали сирены и пронеслась колонна больших машин. Мэг почти не обратила на это внимания. Сушилка наконец перестала шуметь, Мэг неторопливо сложила белье в деревянную корзину на колесиках и отправилась пешком домой за пять кварталов. К тому моменту как она пришла туда, маленький дощатый домик уже успел превратиться в груду дымящихся головешек. Глэдис Купер так и не суждено было узнать, что всему виной явился непогашенный окурок сигареты, который завалился между подушками дивана.

…Мать Мэг и мать Холли Дэвидсон связывало лишь то, что обе были мертвы.

Она снова взяла в руки брошюру. «ЗОЛОТОЙ МИНЕРАЛЬНЫЙ ИСТОЧНИК. ОАЗИС РОСКОШИ В БЕРКШИРСЕ. ДЛЯ ЖЕНЩИНЫ С РАЗВИТЫМ ВКУСОМ». Значит, она стала как раз такой женщиной? Мэг обвела взглядом свой кабинет: богатая обстановка, кожаные корешки фолиантов, шелковые камчатные портьеры. В чем была ее ошибка? В том, что она уверовала: деньги избавят от душевной муки.

Мэг все еще сидела за столом, когда в четверть двенадцатого зазвонил телефон. Она бросила взгляд на автоответчик и не стала снимать трубку. Сейчас ей ни с кем не хотелось говорить.

— Мэг? Это Роджер. — Услышав его голос, Мэг закрыла лицо руками. — Поздравляю тебя с сегодняшним решением суда.

Мэг протянула руку к магнитофону и выключила звук. Когда сообщение закончилось, она перемотала пленку на начало, не прослушивая.