Падре (ЛП)

Я наклонился ближе. – Сделал что?

– Он делал… неуместные вещи.

– Например, что? – спросил я, подняв голову, потому что я не могу догадаться, что

она сейчас скажет.

– Когда он принимает душ или сидит на своей кровати, я слышала, как он издаёт

звуки, – она с отвращением отводит взгляд, это явно отчаяние.

Честно говоря, я не знаю, что ей сказать.

– Такие грязные звуки. Он же ещё мальчишка. Он не должен заниматься этим.

Я фыркнул, пытаясь сдержать смех, но это выше моих сил.

– Вы… вы смеётесь? – спросила она, услышав мои всхлипы.

– Вы раскаиваетесь в том, что не наказали мальчишку достаточно строго за то, что

он дрочил?

Её глаза расширились, а лицо напряглось. – Извините?

– Из–за этого вы пришли сюда? – спросил я, поднимая на неё свои брови. – Вы же

понимаете, что дрочить в его возрасте – это вполне нормально?

Её челюсть отвисает, но она молчит, за что я ей благодарен.

– Мэм, вам не нужна исповедь, это банально.

– Банально? Банально? – она повторяет это, как будто она не услышала, что я

сказал. Либо она совсем потеряла рассудок. На самом деле она кажется сумасшедшей.

– Это отвратительно, – прошипела она. – Я не могу поверить, что слышу это от вас,

Отец.

– Ну, это вы пришли ко мне, а не наоборот.

– Ох, – она издаёт этот мерзкий звук, который заставляет меня зайти в её комнатку

и выбить из неё всё дерьмо, только за то, что пришла сюда из–за этой нелепой хуйни.

Тратит попросту моё время.

– Вы серьёзно? – пробормотала она.

– Посерьёзнее вас буду, – съязвил я.

Она скривила гримасу. – Вы должны делать свою работу.

– Я должен слушать настоящие исповеди. Те, что имеют смысл.

– Вы говорите, что мерзкие вещи, которые делает мой мальчик – не имеют

значения? Я что, должна просто его оставить?

– Да, это именно то, что я сказал.

Она громко вздохнула. – Но вы же проповедник, вы должны исполнять Божью

волю.

– И? – я пожал плечами, стараясь не позволить ей достать меня, хотя у меня есть

хуёвый комментарий насчёт «Божьей воли». Ёбаный ад. – Если вы хотите знать, я тоже

послал войска сегодня утром.

– Войска? – она окончательно запуталась.

– Да, ну знаете. Отшлёпать обезьяну, связать пони, подоить быка.

Она смотрит на меня так, будто на лице у меня арахисовое масло.

– Подоил.

– Вы имеете ввиду…

Я опустил голову. – Моему члену было хорошо сегодня утром.

Она издала небольшой визг.

– Не беспокойтесь, не сейчас, – я закатил глаза. – Не всё потеряно. Хотя утром у

меня был длинный выстрел, – усмехнулся я.

– Я не могу в это поверить, – она недоверчиво качает головой. – Вы же

проповедник. Вам должно быть стыдно за себя.

– Стыдно? Отнюдь нет. У каждого есть потребности, – ответил я. – Но могу

посоветовать: если вы хотите перестать чувствовать себя виноватой, то перестаньте

считать это грехом.

– Библия говорит, что вы не можете…

– Ещё библия говорит, что мы не можем делать отметки на своём теле. – Я

закатываю рукава и показываю свои татуировки. – Видите это? Думаете, Бог ненавидит

меня теперь?

– О Боже, – она хватается за грудь. – Зачем я вообще пришла в эту церковь? –

бормочет она. – Мне следовало остаться в моей обычной церкви.

– Они устали от вашего нытья, не так ли? Вот почему вы ушли.

– Что? – на её лице появляется хмурый взгляд. – Как вы смеете? Я ухожу, – она

встала с места, придерживая своё платье, как будто боится, что я что–то увижу. Как будто

кто–то захочет увидеть её вагину.

– Хорошо и перестаньте жаловаться. А там, возможно, ваш сын перестанет

дрочить.

– Это всё из–за таких людей, как вы, которые портят его разум и заставляют его

грешить, – кричит она, хотя занавеска уже открыта. Теперь все её слышат.

– Он никогда не перестанет быть «задницей», пока живёт с вами, и это самый

худший ад, который может быть. Но знаете, что? Я прощу вас, потому что я хороший

человек. А хорошие люди делают это дерьмо для других людей, понимаете? – я встаю с

места и машу ей на прощанье. – Просто идите… и поблагодарите Господа за его милость,

ведь я знаю, что больше вы её нигде не получите.

А её самодовольная, презираемая задница удаляется, я смотрю на людей, которые

смотрят на меня и кричу. – Следующий!

Затем я возвращаюсь в исповедальню и закрываю маленькую дверь.

Глава 3

После того, как я выслушал исповеди всех, я вернулся в свою комнату и схватил

одну из самых больших бутылок, которую прятал в книжном шкафу, и сделал большой

глоток. Как ни странно, это всегда помогало от головной боли.

Внезапно дверь распахнулась, и Мама ввалилась в комнату.

– Фрэнк! – рявкнула она.

– О боже… – пробормотал я, поставив бутылку на небольшой кухонный шкаф. – Не

сейчас, прошу.

Она подошла ко мне и схватила бутылку. – Ты снова пил.

– Да неужели, – пожал я плечами, – Ты бы тоже запила, если бы слушала

всёэтодерьмо.

– Слушать признания людей – это не дерьмо, Фрэнк, – она хватает меня за руку. – Я

не понимаю. Что с тобой?

– Что со мной не так? – с издёвкой спросил я. – Ничего. Абсолютно ничего.

– Ты никогда так себя не вёл, – говорит Мама.

– Да, ну… люди меняются,– я прочистил горло и сел на кровать.

– Ты должен перестать столько пить, – она показывает на бутылку, как будто я не

знаю, что чертовски пьян.

– Ты знаешь, почему я это делаю, – ответил я.

– Это не означает, что всёнормально. Тебе не кажется, что пора остановиться?

– Неа, – откинувшись назад, я вздохнул.

– Фрэнк… – она снова вздохнула так, как вздыхает тогда, когда разочаровывается

во мне. – Хватит. Ты достаточно настрадался.

– Нет, – рычу я. – Не начинай.

Она ударяет бутылкой по моей тумбочке. – Ты знаешь также, как и я, что

растрачиваешьвпустую свой потенциал.

– Неужели не видно, что мне плевать?

– Фрэнк! – она выглядит достаточно злобно. – Неужели эта церковь для тебя ничего

не значит?

– Конечно же, значит.

– Тогда, как ты можешь к этому так относиться? Твои проповеди превратились в

предсказания конца света. Твоё присутствие вынуждает людей отворачиваться от веры.

Ты разрушаешь их дни, не давая им надлежащего совета после исповеди. – Она скрестила

руки. – Ты прогоняешь людей.

Я отвернулся к стене, чтобы не смотреть в её глаза. Это унизительно.

– Посмотри, что ты делаешь. Посмотри, что ты делаешь с собой. С нами. С

церковью. Позорище.

Я принимаю её психологическое избиение, потому что должен. Потому что я знаю,

что облажался и, что оказываю всем плохую услугу. Я чувствую себя виноватым… но в то

же время, я знаю, что не могу ничего поделать. Я застрял в своих собственных муках.

Единственное моё утешение в последнее время– это алкоголь.

И та девушка, которую я видел.

– Подумай о своих грехах. Мы поговорим позже. – Мама обернулась и ушла, звук

закрывающейся двери напомнил мне о себе, когда я закрыл своё сердце.

ͽͼ۩ͽͼ۩ͽͼ

Я прогуливаюсь по тропинке, прижимая свою выпивку к груди.Солнце светит ярко, но не согревает холод в моей душе. Рассматривая все эти надгробные плиты, я ощущаю

тяжесть в своём теле, и мысли в голове утомляют меня, но я всё ещё продолжаю идти. Я

не останавливаюсь, пока, наконец, не вижу маленького каменного ангела, сидящего на

камне. Каждый шаг, который делаю, становится всё тяжелее, прежде чем я, наконец,

останавливаюсь перед могилой.

– Кейтлин… – моё дыхание поверхностное и неровное. Просто шепчу её имя, а

слёзы наворачиваются на глазах.

Я быстро делаю большой глоток из бутылки.Жжение в моём горле делает боль ещё