Инстинкт охотника

— Нет. Я просто…

— Тогда ничего не поделаешь.

— Слушаюсь, сэр. Но если мы когда-то были коллегами, то вы должны называть меня Конни. Это сокращенное от Констанции, — сказала она.

— А вы меня — Гилбертом, — несколько неохотно отозвался он.

Конни искоса посмотрела на него.

— Сокращенно — Берт или Гил?

— Это только для очень, очень близких друзей, — резко ответил он.

— Ко мне это не относится?

— Не вполне, — подтвердил Гилберт, явно думая о другом.

— Вы ведь не верите, что мистер Мадригал может помешать вам? — спросила Конни, когда они проезжали по Бруклинскому мосту.

— Конечно, не верю. Пусть даже они конкуренты «Престижа», но я имею какое-то отношение к Мадригалу и…

Барбер замолчал и посмотрел на девушку, как будто раздумывая, продолжать ли дальше. Но потом небрежным жестом отбросил волосы со лба, явно решив на этом остановиться. Конни не стала дожимать собеседника, а сделала вид, что не заметила его колебаний.

— Вы работали на «Мадригал»?

— Нет, но когда Чарли узнал, что я занимаюсь сетью магазинов «Престиж», то он тут же попытался предложить мне тройную плату, — признался Барбер, — потом — даже еще больше. Я отказался. Раз я начал работу, было бы неэтично бросить ее.

— Мистер Мадригал рассердился?

— Просто взбесился. Выяснилось, что он сам собирался открывать магазины в Калифорнии. Он заявил, что Филдстоун пронюхал об этом и обошел его. Но Чарли — не такой человек, чтобы мстить. Кроме того, он любит Эрика. Но об этом позже.

Голубая жилка снова забилась на виске Гилберта. Конни заметила, как побелели костяшки его пальцев, крепко сжавших руль.

— А бывали у вас какие-то случаи, когда бы вы сорвались и были потом недовольны своим поведением? — неожиданно для себя спросила она.

— Да, бывали. В лифте я действительно вышел из себя. Просто, когда сегодня утром Боб позвонил и сказал, что я поеду в Калифорнию не один, у него был такой серьезный и непререкаемый тон, что я разозлился, — признался он. — Я вел себя чуть менее сдержанно, чем следовало. Извините меня.

— Пасть ниц не собираетесь? — язвительно осведомилась Конни, так как ей пришлось вытягивать из него извинение.

— Это не в моих привычках. Однако я признаю, что проявил меньше терпения, чем следовало. Итак?

Конни заставила его подождать.

— Я принимаю ваше извинение, Гилберт.

— Благодарю вас.

— А теперь вы можете посмотреть на случившееся с юмором?

— Не надо на меня давить, Конни, — сказал он.

— А зачем Филдстоуну-мдадшему все это? — спросила она. — Мне часто приходится выслушивать признания от самых разных людей, так что мне можно доверять. Я не стану болтать.

Берт оценивающе посмотрел на девушку, затем кивнул, словно согласившись с вышесказанным.

— Он хотел бы избавиться от моего присутствия, так как недоволен моей дружбой с его отцом. И поставить все под свой контроль. Предполагается, что западными филиалами будет управлять он.

— Что он окончил? — с интересом спросила Конни.

— Он когда-то начинал в Принстоне, но его вышвырнули оттуда из-за пьянок. Правда, теперь он заявляет, что позже экстерном сдал выпускные экзамены с отличием. Трудно сказать, так это или нет.

— Вы думаете — нет?

— Я думаю, что у этого парня не получится даже у кого-нибудь списать без ошибок, — язвительно ответил Берт. — Тем не менее Боб уверен, что все в Калифорнии у нас идет не так, как нужно. Мне стало это совершенно ясно во время его последнего визита туда примерно месяц назад.

— Но во время нашей встречи Рональд Филдстоун предоставил ему право вести весь разговор, — заметила Конни.

— Это потому, что Роберт — поздний и единственный ребенок Филдстоуна, его радость. И он, как и я, растит сына один. Жена Рональда сбежала с каким-то богатым банкиром, когда сыну было всего несколько месяцев. В те годы Рон был гол как сокол, только еще пытался раскручивать бизнес. Начинал он с писчей бумаги и карандашей. А сейчас у него все, вплоть до самого сложного оборудования. Он первый в Штатах занялся вычислительной техникой и хорошо на этом заработал. Но это сейчас. А тогда они остались вдвоем. Насколько я понимаю, в детстве Боб получал все, что ни захочет, и к тому времени, когда старик понял, что воспитал чудовище, было уже поздно что-либо исправить. Он засунул его в престижный университет, но свинья везде грязи найдет.

— Роберт по-прежнему пьет?

Берт покачал головой.

— Бросил, так как отец наполовину сократил сумму, которую выдавал ему на расходы. Зато теперь ходят слухи, что он по-крупному играет на скачках и проводит время в какой-то сомнительной компании юных красоток. Но Филдстоун-старший старается вовлечь его в бизнес в надежде, что сын войдет во вкус. Западная сеть магазинов делается специально для него.

— Роберт еще молод, и если попадет в хорошие женские руки, то, мне кажется, все наладится, — проговорила Конни.

— Да, возможно. У каждого в жизни бывают тяжелые периоды, — заметил Гилберт, бросив на Констанцию беглый взгляд. — Как у вас, например, сегодня.

— Сегодня не такой уж плохой день, — возразила она. — Конечно, когда мороженое потекло по вашему пиджаку…

— Вы вели себя как ребенок.

— Ну, может быть, но…

— Никаких «но». Вы устроили форменное безобразие.

— Я растерялась, потому что задумалась, обиженно ответила Конни. — Вернее, задумалась, поэтому и растерялась… Совсем с вами запуталась! Тьфу!

— У вас что, тяжелые дни перед месячными? — подсказал Берт, видя, что она не может найти подходящего оправдания. — Но сейчас в аптеках, мне кажется, нетрудно подыскать какое-нибудь средство…

— Ничего подобного! А ваши слова — проявление мужского свинства и женоненавистничества! Впрочем, возможно, вы так разволновались тогда в лифте из-за того, что теряете мужскую силу? — язвительно спросила она, отвечая ударом на удар.

— А теперь кто из нас и чего ненавистник? Кроме того, мне всего тридцать пять.

— Не за горами сорок и все отсюда вытекающее, — парировала Конни с победным видом. — И я была не на службе.

— А когда вы на работе, вы мыслите трезво и всегда держите ситуацию под контролем?

Конни вздернула подбородок.

— Да. Именно так. Хотя вы об этом теперь не узнаете.

— Какая жалость, — протянул Берт и съехал с шоссе на тихую аллею. — Да, теперь я все-таки решил: поскольку все посторонние должны думать, что мы знаем друг друга давно, то пора перейти к более фамильярному обращению. Можешь называть меня «Берт». Это мое домашнее имя, — пояснил Барбер.

— О'кей, — улыбнулась Конни. — Будь уверен, моя фамильярность не вызовет ревности ни родителей, ни сына.

Аллея закончилась открытыми воротами, и машина очутилась в большом, вымощенном булыжником дворе, окруженном десятком аккуратных коттеджей с цветущими клумбами. Гилберт припарковал машину у одного из них.

— Папа! — послышался детский голосок, и Конни увидела малыша с длинными темными локонами, который выбежал им навстречу.

У мальчика были большие синие глаза, пухлые щечки. Он казался точной копией отца, только меньше и в более нежном исполнении. В белой рубашечке, вельветовом комбинезончике, такой же кепочке и ковбойских сапогах, он походил на маленького киногероя.

Конни вышла из машины с противоположной стороны, и когда она наконец приблизилась, мальчик разом перестал скакать и, стоя на одной ноге, начал рассматривать незнакомку. Взгляд ребенка стал жестким и подозрительным. Еще одна семейная черта, мрачно подумала Констанция.

— А вы кто? — требовательно спросил мальчуган.

— Это мисс Буш, — ответил за нее отец.

— Конни, — поправила она. — А ты, наверное, Эрик.

— Угу, — кивнув, подтвердил малыш.

Гилберт наклонился и подхватил сына на руки.

— Ты поцелуешь папу?

Настороженность исчезла с лица ребенка.

— Поцелую! Поцелую! — объявил он и начал энергично чмокать отца в щеки.

Глядя на эту сцену, Конни почувствовала, что у нее слегка сжалось сердце. Есть что-то внушающее жалость в мужчине, который в одиночку воспитывает ребенка, и, хотя Барбер был последним из ее знакомых, кого бы ей хотелось пожалеть, все же ей стало грустно.