Три Шарлотты

– Вероятно, поджидаете письмецо от мисс Лотти?

– Да. Разве оно…

– Нет, миссис Пейсон, в утренней почте его не видать. Может, будет в послеобеденной. С начала войны все опаздывает.

Они не сомневались, что Лотти приедет в декабре. В декабре она написала, что будет в январе. На письме был парижский штемпель. В январе она окончательно назначила свой приезд на февраль, и в этом же письме Лотти извещала о том, что привезет француженку-сиротку.

Обе старухи большими глазами уставились друг на друга, раскрыв рты от изумления. Миссис Пейсон в гостиной читала письмо вслух тете Шарлотте.

– «Ребенок, француженка-сиротка…»

Дойдя до этого места, миссис Пейсон подняла глаза. Лицо ее в этот момент было столь же лишено всякого выражения, как физиономия мертвой рыбы. Затем она снова стала всматриваться в письмо, держа его подальше от глаз, словно расстояние может изменить смысл слов, четко написанных на листочке тонкой белой бумаги.

– Ну что же, – сказала тетя Шарлотта, первой пришедшая в себя, – теперь, когда Жаннета уехала, это будет даже приятно. В доме опять появится что-то молодое. Девочка-француженка, гм? Вот будет странно. Я немножко знала французский, когда была маленькой и ходила в школу мисс Рапп. Помнишь, ее школа была на том берегу реки?

– Шарлотта Трифт, ты с ума сошла! И Лотти тоже сумасшедшая! Сиротка! – Она еще раз бросила взгляд на письмо. – Оказывается, эта малютка – французское дитя войны, одна из этих военных сироток… Где Белла? Я должна поговорить с Беллой. Я ей позвоню! – Дальнейший разговор происходил по телефону: – Да, да, я передаю тебе то, что она пишет. Француженка-сиротка, и она везет ее к нам… Ну тогда приходи сюда и прочти собственными глазами. Кажется, я читать умею. Слышишь, сейчас же позвони Генри! Скажи ему, чтобы он послал ей телеграмму, чтобы она не смела привозить сюда никаких французских младенцев. Что за идея! Ну и девушки пошли нынче! Взять, например, Чарли… Взволнованна? Не вздумай говорить мне, Белла, что я не должна волноваться! Ты, думаю, тоже волновалась бы!..

Генри послал телеграмму. Он согласился с миссис Пейсон, что это немножко чересчур. Французы, в конце концов, могут сами позаботиться о своих сиротах. Америка готова давать и дает им деньги, но не кормилиц.

Винни Степлер возвратилась из Франции в декабре. Миссис Пейсон обратилась к ней за разъяснениями.

– Вы что-нибудь знаете об этой сумасшедшей выдумке Лотти? Говорила она вам что-нибудь подобное, когда вы виделись там с ней?

– Да, конечно. Я ее видела.

– Кого видели?

– Малютку, сиротку. Прелестная крошка! Прехорошенькая… Нет, что вы, они, знаете, не все смуглые… Ну нет, миссис Пейсон, я бы этого не сказала. По-моему, это очень доброе дело. Подумайте, сколько там несчастных детишек. Ваши возражения не дадут никакого результата. Она, кажется, решила твердо… Может быть, когда вы увидите девочку…

– Но откуда она ее взяла? Где она нашла ее? Каким образом она…

Винни Степлер принялась объяснять:

– Видите ли, когда после Сен-Мийеле немцы отступали, а наши шли вперед, многие жители разбежались… Малютку эту нашли в маленьком городке, носящем название Тиокур, нашли одинешенькую в каком-то погребе. Наши… подобрали ее, пригрели и отправили в Американскую организацию помощи.

– Но где ее отец и мать? Может быть, они живы и ищут ее.

– Отец убит. Это выяснено точно. Мать умерла…

Тут-то семейные неурядицы, сыпавшиеся в последнее время как из рога изобилия, окончательно добили бедную миссис Пейсон. «Чувство слабости» перешло в настоящий обморок, от которого, казалось, она никогда не очнется. Тетя Шарлотта застала свою сестру полулежащей бесформенной грудой в одном из кресел гостиной. Лицо ее было иссиня-серым. Дыхание с хриплым свистом вылетало из уст. Ее уложили в постель. Долгое время она не приходила в сознание. Но, едва придя в себя, попыталась встать.

– Нет, не буду лежать в кровати. Что за вздор! В чем дело? Не думайте, что вам удастся удержать меня в постели.

Последовал второй припадок. Доктор сказал, что третий, вероятно, окажется последним. Итак, она осталась в постели, все еще мятежная и несломленная. Можно было только удивляться ее воле, горевшей так ярко на едва тлевших развалинах ее тела.

Потому-то возвращение Лотти в родительский дом было невеселым. Когда она вышла из вагона с мягким свертком на руках, содержимое которого можно было безошибочно угадать, Белла и Генри поцеловались с ней и сказали почти в один голос:

– Мама совсем больна, Лотти. Поэтому, сама понимаешь, тебе невозможно будет держать ее дома.

– Мама больна? Что с ней?

Они рассказали. И снова повторили:

– Сама видишь, немыслимо привезти туда ребенка.

– О да, – сказала Лотти, не споря, со слабой улыбкой. По-видимому, это показалось ей до того нелепым, что даже не стоило спорить. – Хотите взглянуть на нее?

– Да, – нервно бросила Белла, а Генри спросил:

– К-как ее зовут?

– Клер. Правда, славное имя, вы не находите? – Лотти отвернула край пушистого одеяльца, откуда выглянуло розовое личико Клер, воспользовавшейся неожиданным случаем, чтобы выпростать наружу резвый кулачок.

– Да, премиленький чертенок! – сказал Генри, пощекотал малютке подбородок и схватил бархатистую ручонку.

Белла ахнула:

– Боже мой, Лотти, она такая маленькая! Просто крошка, почти новорожденная! Ты положительно сошла с ума. Мама слишком больна для того, чтобы…

Лотти закрыла одеяльце, ловко поймала кулачок и сунула его обратно в теплое одеяльце.

– Она не маленькая! Для своего возраста она даже очень большая… Да, Генри, это все мои вещи. Их страшно много. А вот багажная квитанция. Пожалуйста, позаботься о вещах. Вот, я возьму и это. А то дай носильщику. Пожалуй, нам с Беллой лучше поехать вперед в таксомоторе, пока ты будешь возиться с багажом.

Лотти была спокойна, бодра. Улыбка играла на ее губах. «Она очень интересна», – подумал Генри и продолжил свою мысль вслух:

– Право, Лотти, война пошла вам на пользу. У вас великолепный вид! Не правда ли, Белла? Вы чертовски хороши, Лотти!

Белла, присмотревшись к свежему, тонкому лицу Лотти, к твердым линиям ее плеч и спины, к уверенной посадке ее головы, к ее взгляду, спокойному и в то же время радостному, кивнула головой в знак согласия. Она, видимо, была поражена и слегка сбита с толку.

– Я боялась, что ты вернешься калекой… А что ты скажешь о Чарли?.. Знаешь, мама очень плоха… А тут являешься ты и еще больше усложняешь положение. Как могла ты решиться на этот безумный поступок?

– Я расскажу тебе все по дороге домой.

И, сидя в такси со своим тяжелым свертком на руках, она начала:

– Так вот, значит, после Сен-Мийеля, когда немцы все отступали и отступали, а наши шли вперед, многие жители населенных мест разбежались. Младенцев бросали одних. Когда в сентябре наши дошли до Тиокура – это маленький городок с тремя сотнями жителей, – то нашли лишь груду камней. И там, среди развалин, в какой-то кухне без крыши лежал младенец. Конечно, его отослали к нам.

– Да, Лотти, но может быть…

– Нет. Отец был убит на войне. Удалось напасть на следы матери, но она в ноябре умерла. Я формально удочерила девочку…

– Да что ты? Не может быть!

– Нет, это правда.

– Клер… а как дальше?

Лотти посмотрела на сверток и нежно прижала его к себе.

– Клер Пейсон, конечно!

Все подруги Лотти пришли посмотреть на малютку. Раздавались восклицания, вздохи, охи и ахи.

– Конечно, она прелесть и все такое. Но ты взяла на себя большую ответственность, Лотти. Каким образом это случилось?

– Видите ли, после Сен-Мийеля, когда немцы отступали, а наши шли вперед…

Лотти получила предложение прочесть ряд лекций в женских клубах, но отказалась.

Бекки Шефер, немного располневшая, когда стала миссис Сэм Бэтлер, во что бы то ни стало хотела подержать на руках барахтавшуюся Клер.

– Я никак не могу сказать, нравится ли мне ребенок или нет, если не возьму его на руки. Прости меня, но так уж я устроена. Впрочем, конечно, эта девочка – прелесть! Ну иди, иди к тете Бекки, цыпочка! О, Лотти! Посмотри: она положила свою ручонку мне на щеку! Ну посмотрите на нас, что мы за чудо!