Останови моё безумие (СИ)

- Тшш, тшш, маленькая моя, не плачь, всё хорошо, – только начав всхлипывать, я затихаю, от его успокаивающего голоса, – всё уже хорошо, – слёзы высыхают, когда Влад замолкает и с какой-то безысходностью, шумно вздыхая, зарывается в мои волосы лицом.

Мы снова молчим, но теперь эта нужная нам обоим тишина, я готова молчать вот так в его объятиях вечность и мне будет мало, но потихоньку успокаиваясь, ко мне возвращается толика смелости, чтобы выговорить одну единственную фразу:

- Просто будь рядом,… пожалуйста…

ВЛАД.

Мы ехали в абсолютной давящей тишине, но я боялся говорить, нет я нисколько не жалел о прошлой ночи, это было самое прекрасное, и самое запретное, о чём я не смел даже мечтать, и эта ночь будет подарком мне, греховным, но невероятно драгоценным даром. Я усиленно пытался следить за дорогой, не пуская в себя мысли, не разрешая себе смотреть на Миру и какое-то время мне казалось, что мне это удаётся, каждый раз противный звук встречной машины извещал меня о том, что я неотрывно слежу за сестрой лишь изредка удостаивая дорогу необходимым вниманием. После очередного прояснения в моей голове, я не выдержал непрерывно катящихся солёных капелек по нежной коже сестры и остановил машину на обочине. Не ведая, что творю, отстегнул наши ремни безопасности и пересадил сестру к себе на колени, в салоне по-прежнему было молчаливо, я слышал лишь непривычный скрип кожаной обивки сидений, в обычное время остающийся незамеченным, но сейчас он был громогласным напоминанием, что моя девочка прячет от меня свои слёзы. Обнимаю её, хотя, после того как сегодня на рассвете я покинул спальню сестры, я тысячу раз дал себе слово, что не прикоснусь, не искушу, не посмею. А сейчас? Касаюсь, искушаю, смею и желаю большего, с больным восторгом понимая, что всегда будет мало, всегда недостаточно, полностью моя, моя, моя, моя… Руки блуждают по спине моей девочки, она такая хрупкая, такая беззащитная, сидя на моих коленях всё равно не возвышается надо мной, а лишь несмело уткнулась в моё плечо и беззвучно продолжает плакать, радуюсь, что она обнимает меня и начинаю шептать ей в самое ушко:

- Тшш, тшш, маленькая моя, не плачь, всё хорошо, – она ёрзает у меня на коленях, и прижимается сильнее, постепенно успокаиваясь от моих слов, – всё уже хорошо, – я не обманываю, всё действительно будет хорошо, я больше не позволю ей заплакать, не допущу, чтобы она пролила хотя бы одну слезинку по моей вине, вдыхаю её аромат, такой любимый и дурманящий, знаю, что поступаю глупо, потому что теперь совершу нечто недопустимое, но не могу заставить себя остановиться, тем временем, слышу её охрипший от пролитых слёз голос, будто назло подстёгивающий меня продолжать быть искушённым.

- Просто будь рядом, …. Пожалуйста…

Конечно любимая, всегда, если даже однажды ты выгонишь меня из своего сердца, однажды возненавидишь, я страшусь этого, но с каждым сделанным неверным шагом, всё больше убеждаюсь, что это произойдёт, я всё равно буду рядом, негласно, тенью, бесплотным или бездушным существом, но я останусь, потому что не могу без тебя, я не дышу без тебя уже сейчас. Это страшно, невозможно, но отрицать это бесполезно, любимая, я влюбляюсь в тебя с каждой секундой всё больше и больше, и какой бы греховной не считалась моя любовь по глупым или же мудрым предрассудкам, для меня любовь к тебе – это самое чистое и непорочное, что видел когда-либо этот мир. Но у меня нет никакого права говорить тебе этих слов вслух, я не обреку тебя на эту любовь, знаю, ты переболеешь этим чувством, и хотя я буду страдать, я стерплю, родная, ради тебя я вытерплю.

- Всегда, – слово, на которое у меня хватает сил, а дальше я уже не думаю, отключаю рассудок и предаюсь власти своего сердца. Перемещаю одну руку ей на затылок, осторожно отрывая Миру от своих объятий, несколько минут, а может быть часов неотрывно изучаю любимое лицо, время тягуче и не важно, я просто хочу смотреть на неё, нескончаемо-долго… вечно. … В голове стучит навязчивая идея поцелуя, возможно последнего, и я снова повинуюсь своему слабому сердцу, оно не может устоять перед своей настоящей и единовластной хозяйкой. Целую Миру нежно, медленно, слегка касаясь чуть приоткрытых губ, ласково, коротко, … отчаянно. … Это почти не поцелуй, я просто не отрываю своих губ от нежного бутона, как безумец, наслаждаюсь её ароматом и вкусом, желанным, неповторимым, … единственным. … Сказка постепенно теряет свои чары, рассеивается, и я отодвигаюсь совсем чуть-чуть, близко, и бесконечно далеко, снова вожу глазами по любимым чертам, как маньяк, отпечатывая её взгляд одинаковых со мной глаз, но совершенно с иным миром внутри, с незатухающим пламенем, которое непреодолимо манит меня в жгучее полымя. Посмотрит ли она на меня так же, когда будет жалеть о сделанном мне подарке, даже не взглянет, хотя это будет помилованием, не нужно обманывать себя, в её глазах будет презрение, которое я заслуживаю, но сейчас я хочу быть блаженным и упиваться её глазами, блестящими от сдерживаемых слёз, руками, обнимающими меня и улыбкой медленно расцветающей на губах моей, только моей девочки.

Комментарий к Глава 25 Без моих комментариев, просто жду ваших отзывов)

Спасибо Всем, кто со мной)

====== Глава 26 ======

МИРА.

Мы подъехали к галерее…

Сказать, что я была счастлива, значит, не сказать ничего и одновременно безнадёжно солгать, тихая грусть расползалась по моим внутренностям точно змея искусительница. Я не могла не увидеть не высказанную любовь, крепко повязанную ниточкой боли и отчаяния в глазах Влада, его обожающий взгляд пронизывал до костей, выжигал на мне клеймо, и это было намного интимнее проведённой с ним ночи, казалось именно сейчас, в тесном автомобиле он по-настоящему мне открылся, не произнося ни единого слова любви, он заверил меня в ней на тысячу лет вперёд. Счастье осознания, заполнявшее меня, было столь полноценным, что я смогла понять его страдания: он упрекал себя, обвинял в нашей любви и в моей любви к нему винил только себя, не боясь осуждения целого мира, он боялся осуждения своей Миры, ибо я была его – навеки, навсегда. Как это было жестоко – не говорить с ним о своих чувствах бесконечно, в то время, как он с нежностью обнимает меня, с единственным желанием продлить наши минуты молчаливого счастья: нельзя говорить, чтобы не разрушить это хрупкое единение наших оголённых чувств.

Несмело, не уверенная в том, что при следующей нашей встречи эта эфемерная завеса его желания быть со мной будет твёрже каменной стены библейского греха, не хочу этого недолгого расставания с ним, но всё-таки открываю дверь со звуком щелчка, уже нарушившего мою благословенную тишину. Уже целую вечность я не смотрю в его сторону, поэтому не понимаю зазвучавших неожиданно слов в салоне:

- Алло, Лариса?

- …

- Да, это Влад. Я звоню, чтобы предупредить вас… – после этих слов я оборачиваюсь в сторону брата, опустив голову и нервно постукивая по крышке коммуникатора мизинцем, разговаривающего по телефону с моим куратором, несомненно, находящимся в нескольких метрах от нас в здании галереи. Ручка двери так и продолжает оставаться в моей руке, неподвижно сжатая напряжёнными пальцами, Влад пытается сосредоточиться на телефонном разговоре, хмуря брови и не обращая на меня внимания.

- … непредвиденные обстоятельства, да, Мира не сможет сегодня приехать, – Влад очень резко встречается с моими растерянными немигающими глазами и заканчивает разговор, – надеюсь, вы сможете уладить вопросы о выставке без неё. Нет, я не знаю, сколько займет это времени, наверное, её не будет несколько дней. До свидания. – Он отключает мобильный телефон, перегибается через меня и захлопывает дверь.

Я продолжаю молчать, неожиданно понимая, что молчание – наш сообщник. Влад заводит мотор, и мы уносимся прочь от галереи, я безмолвно слежу за ним взглядом, полностью доверяясь всему, что меня ждёт… с ним.

Мы оказываемся за чертой города, там, где сохранились ещё отголоски девственной природы, пусть я буду верить в эту иллюзию, но здесь я хотя бы могу увидеть весну. Влад продолжает молчать, но действия его слаженные и запланированные. Он выгружает сумки из багажника, расстилает на пока недружелюбную к нам землю плед, поблизости нет никого, кроме живого воздуха напоённого майской прохладой и молодой травы, делающей свои первые шаги по пробужденной от зимнего сна земле. Мы с братом, не задумываясь, мнём этот зелёный ковёр, отдаляясь от машины всё дальше вглубь чащи, скрывающей нас от мира невысокими редкими деревцами, но их достаточно, чтобы нас не существовало в этой вселенной на время, замороженное только для двоих.