Тридцать ночей (ЛП)

Его рука метнулась вперед, и он остановил мой выход.

Я сверкнула в него взглядом.

— Уйди с моего пути.

— Нет. Ты произнесла свою речь, и какое же это было произведение искусства. Теперь ты выслушаешь мою.

— Не заинтересована.

— Жестоко. Я плачу не за то, что трахую тебя. Послушай того, кто знает, что говорит, Элиза. Секс с тобой не стоит миллионов. На самом деле, это не...

Я не могла больше слушать.

— Ты прав. Не стоит. Может быть, ты сможешь найти кого-то подешевле и получше где-нибудь ещё. Это моя собственная вина, не твоя. Какой же глупой я была! Все наши отношения — если это вообще заслуживает такого названия — начались, как коммерческая сделка. Ты заплатил мне за позирование обнажённой. Теперь платишь за последствия. Какую же дорогую ошибку, должно быть, ты считаешь, совершил!

— Хватит! — заорал он, когда зыбкая власть, которой мы оба обладали над своими эмоциями всё это утро — в действительности, последние два дня — иссякла.

Окружавший нас воздух сгустился и затих, обременённый ожесточением, чувством обиды, демонами и злостью, которыми мы только что очернили его. Весь его остов сотрясало от ярости.

— Я. Не. Плачу. Тебе. За. Секс, — интонацией он подчеркнул каждое слово. — Тем не менее, ты права насчёт всего остального. Да, я хотел трахнуть тебя. И я насладился этим. Очень сильно. Я бы делал это снова и снова. Я бы трахнул тебя прямо здесь. Прямо сейчас. Но это не изменит того факта, что когда мы узнаем друг друга, станет мучительно очевидно, что я не подхожу тебе, как и ты не подходишь мне. Так что, да, я мог бы быть более прямолинеен сегодня утром, но вопреки моему пониманию, я всё ещё хочу быть уверенным, что у тебя нет неприятностей. И откровенно говоря, я рад, что меня это волновало, потому как, несомненно, ты действительно нуждаешься в моих переполненных сундуках, которые ты так презираешь. Поэтому я и пытаюсь помочь тебе. Я не могу быть с тобой, но это не означает, что ты должна быть изгнана из страны в какой-то забытый богом городок, окружённый призраками, — он умолк, его дыхание было тяжёлым.

Я прислонилась к стене комнаты переговоров. Каждое слово, произнесенное им — всё горькая правда — было сильным ударом. Выходит таковым было его умозаключение. Он не может быть со мной. Несмотря на то, что наши дни были сочтены ещё до того, как мы их начали проживать, выслушивание его признания нанесло удар гораздо глубже, чем я могла представить — намного глубже, чем я считала, что меня возможно так ранить.

Наихудшими из всех сказанных им слов были его последние слова. Окружённый призраками. Мои призраки не вернутся, неважно насколько живыми я старалась их сохранить в своей памяти. Моё горло горело, когда слёзы опалили мои глаза. Я заметила, что его осанка каким-то образом изменилась, но не могла заставить себя посмотреть на него.

— Да, ты прав, — прошептала я. — Они — призраки.

Я не задала ему вопросы, которые прожигали мой разум. "Почему он не хочет меня? Почему он думает, что мы не подходим друг другу?" Ничего из этого уже не имело значения. Ему просто ничего из этого не надо. Однажды, может быть, я выясню это. Но не сегодня. Сегодня я должна была лишь выживать.

— Элиза, — его голос окрасился болью.

Спокойствие тоже его покинуло. Он попытался подвести свой указательный палец мне под подбородок, но я отвела лицо в сторону.

— Элиза, ты должна начать жить собственной жизнью. Это то, что я тебе предлагаю. Ты примешь это?

Я обдумала это в меру своих сил. У меня не было других вариантов. Это может исправить всё положение, может отбросить в сторону какие-либо неопределенности. Я смогу найти работу. Получить дом. Усиленно работать. Помогать Солисам. И, может быть, однажды, даже смогу попрощаться со своими призраками. Я сделала глубокий вдох и подняла на него взгляд. Он выглядел так, словно сгорал — его глаза были без малого цвета непроглядной тьмы. Я должна была снять петлю с его шеи.

— Я принимаю твое предложение, но только при одном условии.

— Какое условие?

— Ты не даришь деньги мне. Невзирая на твою мотивацию, для меня всегда это будет ощущаться как продажная цена. Поэтому я бы хотела достичь договоренности с тобой. Что я и пыталась сделать на своей презентации. Рассмотришь вопрос о покупке моей добавки?

Он отступил на шаг назад.

— Ты продашь добавку своего отца мне после всего этого? — прошептал он, придя в смятение.

— Да. Это справедливая сделка между двумя независимыми партнерами на равных основаниях, с тех пор как ты желаешь иметь именно такие отношения. Сначала ты переплатишь за добавку, но если ты апробируешь и проведёшь испытания, думаю, ты сможешь сделать хорошие деньги на ней. В свою очередь, я также предлагаю вложить деньги, которые ты мне выплатишь, в одну из твоих компаний. Как скажет тебе Боб, я должна создать минимум десять рабочих мест для американских граждан, не принимая во внимание саму себя. Тебе не придётся иметь со мной дела, не потеряешь контроль и не потеряешь ни единого цента. А я получу свою грин-карту. Сплошной выигрыш с выгодой для обеих сторон.

Нечто вроде благоговения растеклось по его лицу.

— Будет ли это взаимовыгодно? Когда дело касается чего-то, что так много значит для тебя?

— Мне надо время, чтобы свыкнуться с тем, что я пошла на это по такой причине. Невзирая на то, что произошло между нами, я верю, что ты не злоупотребишь добавкой. Твои компании — солидные и этичные, и они будут долго существовать. Они будут хорошим домом для добавки.

Он наблюдал за мной. Эмоции в его глазах сменялись быстро, но я была слишком измотана, чтобы понять их. Я отвела взгляд в сторону, я была опустошена. Внезапно он шагнул назад и начал мерить комнату шагами. Его осанка была странной. Словно на нём были какие-то невидимые оковы, и он предпочёл бы идти в совсем ином направлении. В итоге, он перестал расхаживать и повернулся ко мне.

— Я покупаю твою добавку, — он прозвучал устало, или смиренно.

— Тогда мы договорились. Спасибо тебе, — ответила я и, на самом деле, подразумевала это.

Пусть даже с утра он был отвратительным, сейчас он оказывал мне очень сильное содействие. Ты не можешь заставить кого-то желать тебя. Но тебе могут причинить боль и сильно разозлить. И я испытывала оба состояния, но я разберусь с этим самостоятельно.

— Должны ли мы вернуться и уведомить Боба? — спросила я.

Он кивнул, но его взгляд был отсутствующим.

Мы вышли из маленькой комнаты и вернулись в большой конференц-зал. Я была уверена, что выглядела заплаканной, но ничего не могла с этим поделать. Когда юристы заметили нас, они заняли свои места за столом.

— Элиза, ты приняла решение? — Боб обратился ко мне, проигнорировав мужчину, который оплачивает его счет.

— Да, приняла. Я соглашусь на долгосрочный инвестиционный вариант. Мистер Хейл купит мою добавку, а я вложу эти деньги в одно из его предприятий.

— Это хороший вариант. Но я должен предупредить тебя, что даже с этим, есть большая вероятность, что виза не будет открыта вовремя. Мы сделаем абсолютно всё от нас зависящее в лучшем виде, но я хотел бы, чтобы ты всё же была готова к тому, что тебе может потребоваться уехать в Англию на некоторое время и затем вернуться.

— Как долго я должна буду пробыть в Англии?

— Несколько месяцев. Если будет получено подтверждение. Если нет, ты застрянешь там до тех пор, пока не появится другая возможность сама по себе, если такое случится. Поэтому для тебя будет всё же благоразумней попрощаться со всеми и жить так, словно это может не сработать. Всегда печально, когда иммигрант не подготовлен к худшему сценарию. Это преследует их всю жизнь, — голос Боба стал очень тихим, и он перегнулся через стол. — Как тебе такой расклад, Элиза?

Я улыбнулась в ответ доброму мужчине.

— Звучит настолько хорошо, насколько может.

Я смогла бы прожить несколько месяцев в Англии, если бы это означало, что вернусь назад. Правда была в том, что всё ещё было "если", но чему быть, того не миновать.