Ангел из авоськи

Энергичная Дагмар Бильдт сняла для всей группы виллу с частью пляжа, который большим языком уходил в море. Там и решили ставить выгородку сцены корриды. Сначала намечали снимать Испанию в Крыму, но многие стали противиться, и главным защитникам идеи Крыма — Ангелу и Леониду — пришлось согласиться с большинством.

Казиев так и не появился на съемках. На просьбу приехать на переговоры, подписанную Леонидом Афониным, режиссером-постановщиком, он прислал факс, что болячки его давят и, наверное, додавят и потому он благодарит дирекцию и режиссера за приглашение, но — никак.

Улита вздохнула с облегчением. Все-таки понял хоть однажды.

А он зло рыдал у себя дома. Он понимал, что это Леонид по дружбе выпросил его… А личные его заслуги забыты, будто их и не было. В кино — так. Вообще в искусстве.

Он представлял себе эту сцену… Между жесточайшей Улиткой и мягким Леонидом, когда она, разрывая вокруг себя атмосферу в клочья, согласилась. Потому что Матвеич нудил и нудил, и донудился.

Казиев рыдал, кусал себя за руку, чтобы не услышала Тинка, спавшая рядом! Тинка утешала его тем, что ее родители оформляют отъезд в Америку, где у нее оказался прадедушка, и там ее Тима снимет такое кино, какое не снилось этим гнилушкам вонючим! Она отказалась от небольшой роли, хотя ей очень не хотелось этого делать. Но ради любимого мужа — расписывались они через две недели — она была готова на любые жертвы!

21.

Дагмар и Улита встретились сразу по прибытии группы на побережье. Улита хотела бы потянуть время встречи, — боялась! — но Дагмар позвонила и сказала, что ждет ее вечером у себя. Улита повиновалась. Поехала в Барселону, только успев принять душ и «уделать» себя, — нельзя же показывать матери (как странно звучит!), что у нее, скажем так, не сильно юная дочь.

А Дагмар было все равно. Будь даже ее Соледад уродиной, старухой… Главное, что ее девочка жива! И Дагмар сподобилась дожить до этого момента, о котором она сказочно мечтала десятилетия, зная, что мечта — беспочвенна. Хотя случались за эти годы странности.

Однажды, это было очень много лет назад, к ней на улице привязался нищий цыган и что-то ей бормотал и бормотал о своей несчастной судьбе… Чтобы отвязаться от него, она положила в заскорузлую от грязи руку монетку и почувствовала, как в ее руку скользнула крошечная бумажка. Не зная, чему повинуясь, она не отшвырнула этот клочок, а до боли сжала его в кулаке и сунула в карман пальто.

Дома она закрылась в своем будуаре, задвинула жалюзи (почему она так делала, она не могла объяснить себе ни тогда, ни потом), зажгла свет и развернула грязный клочок. Там было нацарапано: «Дочь жива. В другой стране». У Дагмар перехватило горло.

Она сначала спрятала этот клочок бумажки и, вдруг чего-то испугавшись, сожгла его и тут-то и зарыдала, затряслась, будто сожгла нить, протянувшуюся невесть откуда к ней от ее дочери, на маленькую могилку которой она ездила каждую неделю…

Не скоро Дагмар успокоилась. Она ждала еще чего-то. Какого-нибудь серьезного подтверждения, что дочь, ее Солли, жива…

Но шли недели, месяцы, годы… Ничего не происходило, и Даг решила, что это была чья-то злая шутка, вот только — чья? Андрэ?.. Зачем? И она снова заставила себя забыть обо всем и не думать, не думать, не думать!..

Года через три-четыре после этой встречи, в Стокгольме, она поехала на большой прием по случаю какого-то события. Идти не хотелось, настроение не то, чтобы прыгать по приемам и парти. Но подруга, жена американского советника Элис, заставила ее нарядиться, надеть свои роскошные драгоценности и пойти.

Элис с таинственным видом объявила Даг, что в нее влюбился какой-то знаменитый индийский путешественник и жаждет с ней познакомиться. Даг с удивлением посмотрела на подругу. Что, она шутит или больше, чем надо, выпила? О каких «интересах» может идти речь, когда Даг почти нигде не бывает, а влюбиться за секунду?.. Да и не видела она нигде никого, кто бы хоть каплю напоминал индийца. Что-то выдумывает Элис! Опять пытается ее с кем-то свести. А Элис прямо-таки втолкнула Дагмар в какую-то гостиную, и ей навстречу поднялся высокой худой человек с черными глазами, в чалме. Подбородок и щеки его покрывала вьющаяся, иссиня-черная щетина. Он был по-своему красив, но… Дагмар не заметила в нем и тени влюбленности, о которой прожужжала ей уши Элис.

Он предложил выпить мартини, завязался ничего не значащий разговор, не сидеть же молча! И вдруг индиец ни с того ни с сего стал рассказывать о несчастьях своей семьи… Его брата убили экстремисты, жена умерла от горя, и в живых осталась лишь крошка-дочь, но ее похитили, и вот он колесит по всем странам, пытаясь найти хотя бы след девочки…

Индиец прямо смотрел на Дагмар своими огненными глазами и шептал:

— Я знаю, знаю, что она жива…

Даг встала и, сославшись на головную боль, которая в действительности началась, ушла. И сразу же покинула прием. Индиец — сумасшедший! Но он опять напомнил ей о… Солли, Солли, которой давно нет, а было бы уже лет двадцать.

После этой встречи мысли о дочери снова стали терзать ее, и ей даже однажды ночью, когда она, перепробовав все снотворные, все же не заснула, а впала в странную дрему, вдруг показалось совершенно ясно, что не индиец то был, а сам Андрэ, который хотел таким вот кружным способом сказать, что Солли жива.

Утром она, вспомнив ночные бредни, отмахнулась от них и даже немного повздорила с Элис из-за ее пособничества. Но Элис все было ни по чем.

— Но он действительно просил познакомить вас… Кстати, после твоего ухода он исчез, и никто его больше не видел. А что он делал здесь? — полюбопытствовала Элис.

— А ты не знаешь? — удивилась Дагмар, ей казалось, что Элис знает об этом индийце хоть что-то. Но оказалось, Элис о нем ничего не знает. — Вел какие-то раскопки, — первое попавшее на ум бросила Даг.

— Да-а? — широко раскрыла глаза Элис. — А мне говорили о фамильных бриллиантах, которые он разыскивает…

Чушь. И никак ничего не узнаешь. Можно было бы эксгумировать трупик дочери, но она умерла младенцем и прошло столько лет!.. Тем более надо будет объяснять, почему она этого хочет. Нет.

Снова побежали, понеслись безжалостные годы.

И вот года этак три назад, на улице, она неловко столкнулась с молодым человеком, который, не извинившись, сказал ей тихо:

— Идите за мной. Осторожно.

Она пошла. Бояться чего-либо она перестала давно. Все ужасное, что может случиться с человеком, с ней случилось: она трагически потеряла любимого и крошку-дочь.

Они долго шли и вышли наконец к вокзалу. Там молодой человек сел в вагон, она — тоже, но в другую дверь. Они оказались в разных концах вагона. На одной из дальних остановок парень вышел, вышла и она. Он широко и быстро зашагал к небольшой гостинице. Она остановилась, как бы примеряясь, куда ей пойти, и прогулочным шагом двинулась к гостинице. Там она прошла в бар, заказала мартини. Появился парень и сделал ей знак глазами и, немного постояв, будто что-то вспоминая, быстро вышел. Допив спокойно мартини, Дагмар, а внутри у нее все дрожало, медленно встала, расплатилась и со скучающим видом покинула бар. Впереди мелькнула спина парня. Долго он будет мотать ее по улицам? Стало темнеть, она надела очки, потому что темная куртка парня сливалась с окружающим. Она не только не боялась, но злилась. Может, все это опять чья-то злая игра?.. Но она не отстанет от парня, нагонит его и спросит, наконец, что от нее хотят?

Они вошли в парк. Там веселилась молодежь, прогуливались пожилые пары, и парень, взяв ее за руку, втянул в какой-то хоровод, и так они, с этим хороводом, визжащим и поющим, прошли в глубь парка. И неожиданно оказались одни. Парень присел на траву и пригласил ее сесть. Место было глухое. Она не стала садиться на влажную траву, а прислонилась к дереву. И ждала. Как явно ждал чего-то и парень. И тут из-за дерева, как бес из шкатулки, выкатился круглый горбатый старик и подошел к ней, а парень исчез. Этот круглый горбатый, довольно страшный — уж очень некрасив! — старик сразу же сказал: