Навсегда разделенные (ЛП)

— Да! Выходи за меня! Ты идеальна, — заявил он. — Как же здесь жарко!

— Что ж поделать. Скоро дома будем.

— Но ты выйдешь за меня? — уточнил он, глядя на меня с улыбкой.

— Это за тебя наркотик [25] говорит.

— Что у трезвого на уме, то у хмельного на языке, — заявил Бен и тут же уснул.

ОКТЯБРЬ

Проходят дни за днями, и я их ничем не заполняю. Мы со Сьюзен играем в кункен [26] и пьем много чая со льдом. Я загораю у бассейна, почитывая журналы. Гуляю в саду, иногда срываю лимон и добавляю его в чай. Потихоньку набираю вес. Я не вставала на весы, но вижу, как округляются мои щеки.

Когда холодает и ночами преобладают сухие ветры, я устраиваюсь у уличного камина. До меня его, наверное, никто не разжигал. Однако уже вскоре он начинает дышать теплом и уютом, и надолго прикрыв глаза, я могу представить себя сидящей в отпуске у костра.

Сьюзен часто составляет мне компанию, устраивая что-то вроде мини-версии своего собственного Вдовьего Центра Реабилитации. Иногда ее вдруг пробивает на слезы, но она всегда быстро берет себя в руки и успокаивается. Уверена, что дать волю слезам она позволяет себе только ночью в постели. Время от времени, пытаясь заснуть, я слышу ее приглушенные рыдания, доносящиеся с другого конца дома. Я никогда не иду к ней в спальню. Никогда не упоминаю об этом на следующий день. Сьюзен любит переживать свою боль в одиночестве. И не любит ею делиться. Днем же она хочет посвящать себя мне, учить меня, как держаться, и я рада ей угодить. Ее методика исцеления неидеальна, но ей она помогает. Сьюзен собрана и готова к действиям, когда это требуется, и в ладах со своими чувствами. Похоже, она прекрасный учитель, потому что я действительно чувствую себя немного лучше.

Изредка, когда Сьюзен нет рядом, я тихонько пробираюсь в спальню Бена. Я воображала себе, что комната ждет его, застыв во времени и сохранившись точно такой, какой ее оставил Бен. Думала, что, возможно, найду в ней старые школьные призы, фотографии с выпускного, может даже суконный флаг — из тех, что некоторые вешают на стенах. Мне хочется узнать больше о своем муже. Хочется собрать больше информации о нем. Провести с ним больше времени. Но вместо этого я обнаруживаю тесную комнатку, убранную задолго до его смерти. Тут стоит кровать с полосатым синим одеялом и в одном углу висит полуоторванный стикер какой-то фирмы скейтбордов. Иногда я сажусь на постель и прислушиваюсь к царящей в доме тишине. Наверное, здесь невероятно тихо, когда Сьюзен остается одна.

Я представляю себе мир, в котором я замужем и у меня трое детей. У нашей семьи громадный внедорожник. Муж, к примеру, тренер футбольной команды девчонок. Он в моих мыслях безымянный, безликий. По правде говоря, в моем сценарии он неважен. Я всё пытаюсь придумать, как в эту мою новую жизнь вписать Бена. Я могла бы назвать его именем сына, но это было бы слишком очевидно, да и мелковато. Теперь я начинаю понимать людей, открывающих в честь кого-то благотворительные фонды. Было бы прикольно выступать в Фонде Имени Бенджамина Росса против употребления Фрути-пеблс. Ну против чего еще выступать от его имени?

Если честно, то я сейчас ничего не желаю и ни к чему не стремлюсь. Порой мне хочется, чтобы я хоть чего-то желала — что по сути уже и есть желание, только какое-то мизерное.

Сьюзен постоянно планирует что-то за меня, чтобы я была по возможности занята — даже если это занятие будет заключаться всего лишь в праздном просмотре телевизора. Иногда меня этот ее пунктик «лагерной вожатой» слегка раздражает, но кто я такая, чтобы говорить ей: «отстань». Она хочет помочь мне и действительно помогает. Я оживаю чуток с каждым днем.

— Сегодня в город приехала моя подруга Ребекка, — говорит мне днем Сьюзен. — Мы могли бы все вместе пойти в ресторан со средиземноморской кухней, который я недавно присмотрела.

Она впервые приглашает меня на встречу с кем-либо из своих друзей. Почему-то мне кажется странным участвовать с ней в чем-то, во что вовлечены другие люди. Не знаю, почему. Как будто наш с ней союз — слишком личный, о котором никому не говорят. Как будто она моя тайная мама. Наверное, дело в том, что я боюсь, не зная, как мне к ней обращаться. Как она представит меня? «Это вдова моего сына?» Не хочу этого.

— О. Я даже не знаю, — отзываюсь я, теребя страницы журнала, прочитанного несколько дней назад. Они свернулись по краям и просвечивают, после того как оставив журнал на краю бассейна, я прыгнула в воду «бомбочкой».

— Ну пожалуйста, — просит Сьюзен.

— Просто… — начинаю я, но она внезапно садится и умоляюще вытягивает руки, словно собираясь сделать великое признание.

— Послушай, Ребекка далеко не лапочка. Она слегка… снобка. Ну, точнее она самая настоящая снобка. И я никогда не переваривала ее снобистское отношение к детям. Когда ее старший сын поступил в Стэнфорд, от нее только и слышно было: Стэнфорд то, Стэнфорд сё, и — ух ты господи боже мой — разве Патрик не самый умный ребенок на свете? Она всегда вела себя так, словно мой Бен — сплошное разочарование.

— Ничего себе! Вот теперь я точно не хочу с ней встречаться. И не понимаю, почему хотите с ней встретиться вы.

— Да пойми же! — возбужденно восклицает Сьюзен. — Она всегда, всегда хотела иметь дочь. Всегда. А у нее два сына. И ни один еще не женат. — Сьюзен умолкает, покраснев. — Я ужасна? Хочу использовать невестку, чтобы заставить подругу завидовать.

Не знаю, потому ли, что я заранее ненавижу Ребекку, или потому, что мне приятно доставить удовольствие Сьюзен, но я соглашаюсь пойти с ней на ужин с подругой.

— Наденем сочетающиеся платья? — предлагаю я и поддразниваю ее: — Может, скажем, что только что вместе лепили вазочки в гончарной мастерской?

Сьюзен от души смеется.

— Порой я бываю первостатейной стервой, так что спасибо за понимание.

Вздремнув немного, мы начинаем собираться на ужин. Я слышу, как Сьюзен без конца примеряет костюмы и платья. Мне непривычно видеть ее такой неуверенной в себе.

В ресторане нам говорят, что Ребекка уже ждет нас за столиком. Сьюзен пересекает зал чуть-чуть опережая меня, и ее подруга встает, приветствуя нас:

— Опоздали всего на две минуты! — замечает она.

Сьюзен закатывает глаза.

— Так вот она — та самая невестка, о которой ты не устаешь говорить, — поворачивается Ребекка ко мне.

И я осознаю, почему на самом деле мне захотелось прийти на этот ужин — потому что я впервые почувствовала себя невесткой Сьюзен. И не важно, при каких обстоятельствах это произошло. Главное, что я чувствую себя чьей-то любимой невесткой.

НОЯБРЬ

Сегодня меня приедет навестить Анна. Сьюзен пригласила ее провести с нами выходные, и подруга приняла предложение. Она будет с минуты на минуту, и я с нетерпением жду ее, чтобы показать, как здорово просто сидеть у бассейна, ощущая на коже ласковые лучи солнца. Днем я съездила в магазин за закусками и бутылочками вина, разбавленного фруктовым соком и газировкой. Последние я купила по приколу, но одну из них уже выпила, и знаете что? Это вкуснятина!

Анна подъезжает к шести, и у Сьюзен уже спланирован весь ужин. У меня такое впечатление, что ей до смерти скучно. Своим присутствием я заполняю ее дни, но до того как Бен умер, до того как мы с ней сблизились, ей, наверное, было невыносимо, душевыматывающе скучно. Она состоит в куче книжных клубов, и насколько я знаю, ничем больше себя не занимает. Поэтому к приезду Анны готовит чуть ли не пиршество.

Зайдя на кухню, я нахожу свободный фартук, надеваю его и развожу руками:

— Чем помочь?

Сьюзен нарезает овощи с такой скоростью, что, кажется, увлекшись, полпальца себе отхватит, но этого не происходит. Разделочная доска уже завалена нарезанными овощами, которые Сьюзен с легкостью смахивает в большую миску.