Навсегда разделенные (ЛП)

— Ой, простите, — извиняется парень, поднимая книгу, которую уронил.

Он мой ровесник или чуть постарше меня. С темными волосами и легкой щетиной. Высокий, крепкий и широкоплечий. В джинсах, выцветшей футболке и ярких кедах от Чака Тэйлора. Я сдвигаюсь, чтобы обойти его, но он, по всей видимости, хочет задержаться и поболтать.

— Брет, — представляется он, протягивая мне руку.

— Элси, — пожимаю я ее.

— Простите, что врезался в вас. Я тут впервые, а библиотекари здесь не шибко помогают.

— Я здесь библиотекарь, — отвечаю я. Мне плевать на то, станет ему неудобно или нет.

— Как неловко, — смущенно смеется он. — Простите. Снова. Вау. Что-то я всё время попадаю впросак?

— Да нет.

— Послушайте, может быть, в качестве извинения вы позволите угостить вас кофе?

— Да всё нормально. Не переживайте.

— Нет, нет. Я настаиваю. Мне бы очень хотелось угостить вас, — улыбается он.

Наверное, считает себя милым и очаровательным.

— Эм… Нет, знаете, мне нужно возвращаться к работе.

— Может, тогда в другой раз?

Не пойму: он думает, что я стесняюсь и скромничаю?

— Я замужем, — обрубаю я, пытаясь закончить разговор. Не знаю, говорю ли я это, потому что так и считаю, или потому что хочу отделаться от парня, как когда-то говорила: «Вряд ли моему парню это понравится», когда была одна и ко мне клеились бездомные мужики у магазинов.

— Оу. Простите. Я не… я не ожидал.

— Бывает, — отвечаю я, показывая ему руку с кольцом.

— Что ж... — смеется он, — если у вас с мужем не склеится…

И в этот момент я его бью.

Удивительно, какое удовольствие мне доставляет ощущать, как кулак проходится по его лицу, видеть, как из носа течет тонкая струйка крови.

Нельзя бить людей по лицу. В особенности нельзя этого делать на рабочем месте. И уж тем более, когда ты работаешь в госучреждении. А тут человек, которому ты вмазал, ведет себя как ребенок и настаивает на том, чтобы вызвали полицию. И когда приезжают полицейские, мне нечего им сказать в свою защиту. Парень меня не бил. Не запугивал. Не грубил. Он не делал ничего, что могло бы спровоцировать мою агрессию. То есть, я набросилась на него без причины. Поэтому, как бы позорно это ни было, меня арестовывают. Нет, на меня не надевают наручники. А один полицейский даже, кажется, считает всё это забавным. Просто если копов вызывают, потому что ты дал кому-то по морде, и по их прибытию ты признаешь: «Да, офицер, я ударил этого человека», то они по крайней мере должны забрать тебя «для разбирательства» в участок. Один из полицейских усаживает меня на заднее сидение патрульной машины, напоминая пригнуть голову, чтобы избежать удара. Когда он закрывает дверцу и идет садиться на переднее сидение, из библиотеки выходит мистер Каллахан и встречается со мной взглядом. Наверное, мне должно быть стыдно. Но мне всё равно. Я гляжу на мистера Каллахана через стекло, и его губы вдруг изгибаются в улыбке. А улыбка медленно переходит в смех — в смех, в котором шок смешивается с уважением, или даже гордостью. Машина трогается, и мистер Каллахан озорно показывает мне поднятый вверх большой палец. Я обнаруживаю, что и сама улыбаюсь. Похоже, я всё-таки помню, как это делать. Нужно лишь приподнять уголки губ.

В полицейском участке копы оформляют мое задержание, забирают у меня вещи и закрывают в камере, после чего разрешают позвонить одному человеку. Я звоню Анне.

— Ты где? — потрясенно спрашивает она.

— В полицейском участке. Мне нужно, чтобы ты пришла и поручилась за меня.

— Ты ведь шутишь?

— Я серьезна как никогда.

— Что ты натворила?

— Дала по роже парню в библиотеке, где-то между секциями 972.01 и 973.6.

— Ладно. Уже еду.

— Погоди. Ты не хочешь узнать, почему я врезала ему?

— А это имеет значение?

Кажется, что до приезда Анны проходят часы, но думаю, что на самом деле она приехала довольно быстро. Она подходит к моей камере и… ахах, каким лешим меня сюда занесло? С ней арестовавший меня офицер. Он говорит, что пока я свободна и что посмотрим, потребует ли потерпевший возбуждать против меня дело.

Мы выходим из участка, и Анна протягивает мне мои вещи. У меня случившееся вызывает смех, но подруга не находит ситуацию забавной.

— В свою защиту могу сказать, что мистера Каллахана произошедшее тоже рассмешило, — говорю я.

— Того старика? — поворачивается ко мне Анна.

Он не какой-то там старик.

— Забудь, — отвечаю я.

— Я позвонила Сьюзен, — ошарашивает меня подруга.

— Что?

— Я позвонила Сьюзен.

— Зачем?

— Затем, что ситуация вышла из-под контроля. Я не знаю, что делать.

— Поэтому ты настучала моей маме?

— Она не твоя мама, — поправляет меня Анна.

— Знаю. Но ты поняла, что я имела в виду. Ты не хочешь иметь со мной дела, поэтому вовлекаешь меня в неприятности?

— Тебе не кажется, что ты сама вовлекаешь себя в неприятности?

— Он вел себя как говнюк, Анна.

Подруга молча смотрит на меня.

— Правда! А откуда у тебя вообще ее номер?

— Он забит в твоем мобильном, — объясняет она мне, как тупой.

— Ладно. Забыли. Прости, что побеспокоила тебя.

— Сьюзен будет у тебя через час.

— Она приедет ко мне домой? Я работаю до пяти.

— Что-то подсказывает мне, что на работу ты сегодня возвращаться не захочешь.

Мы садимся в ее машину, и она подвозит меня до моего автомобиля. Я выхожу и благодарю ее еще раз за то, что она вытащила меня из участка. Говорю, что сожалею, что со мной так сложно, и что я ей обязательно за это отплачу.

— Я же просто волнуюсь за тебя, Элси.

— Я знаю. Спасибо.

Я еду домой и жду стука в дверь.

Сьюзен стучит, и я ей открываю. Она ничего не говорит. Просто смотрит на меня.

— Простите, — говорю я. Не знаю, почему я извиняюсь. Я ей ничего не должна, из участка она меня не вызволяла.

— Тебе не за что извиняться передо мной, — отвечает она. — Я просто хотела удостовериться, что с тобой всё в порядке.

— Всё хорошо.

Сьюзен проходит в гостиную, скидывает туфли и ложится на диван.

— Что случилось? — спрашивает она.

Устало вздохнув, я сажусь рядом.

— Этот парень пригласил меня на свидание. Я отказала, но он не отставал, и тогда я сказала, что замужем…

— Почему ты так сказала?

— А?

— Я постоянно говорю всем, что замужем, но делаю это из неправильных побуждений. Я делаю это для того, чтобы чувствовать себя замужней. Мне не хочется вслух произносить, что я не замужем. Ты сказала так из этих же побуждений?

— Нет. Как бы это объяснить… — Я умолкаю, задумавшись, а потом замечаю: — Я действительно замужем. Я не развелась с Беном. Наш брак не закончен.

— Но он закончен.

— Ну… нет. Мы не заканчивали его.

— Он закончен.

Почему все вдруг принялись учить меня жизни? Почему я не могу вести себя так, будто всё еще нахожусь замужем? Почему все не отвяжутся от меня, в конце концов?

— Если я… — я замолкаю, не уверенная в своих собственных оправданиях.

— Продолжай, — побуждает меня Сьюзен. Такое ощущение, что она знает, что я собираюсь сказать, когда я и сама этого не знаю.

— Если мы перестали быть женаты с его смертью…

Сьюзен ждет, когда я закончу свою мысль.

— Тогда мы почти и не были женаты.

— Так и думала, что ты скажешь именно это, — кивает Сьюзен.

У меня невольно опускаются уголки губ.

— Кому какое дело? — заявляет вдруг она.

— Что?

— Кому какое дело, что вы почти и не были женаты? Это же не значит, что ты меньше его любила.

— Да, но…

— Что?

— До свадьбы мы встречались всего каких-то полгода.

— И?

— Ну, женитьба — то, что отличает Бена от любого другого парня. Она доказывает, что он… был любовью всей моей жизни.

— Ничего она не доказывает, — возражает Сьюзен, и я ошеломленно смотрю на нее. — Свидетельство о браке — это всего лишь бумажный лист. Лист, которого, кстати, у тебя даже нет. Так что заключение брака совершенно ничего не значит.