Жара в Архангельске-2

Гл. 33. Время смерти

Проводив приятелей, Салтыков вышел на кухню покурить. Олива босиком вышла туда же.

— Потрудитесь мне объяснить, что всё это значит?! — гневно начала она.

— Меелкий, — Салтыков был уже порядочно выпимши, — Давай станцуем танго!

— Прекрати, наконец, паясничать! — взорвалась Олива, — Мне надоело такое отношение! Я что тебе — вещь, да? Игрушка? Ты же совершенно не уважаешь меня…

— Да ты чего взъелась-то? Чего ты всё время из мухи слона раздуваешь?! Если я говорю — всё заебись, значит, всё заебись!

— Но я же вижу, что это не так!!!

У Оливы тряслись руки — это был верный признак того, что сейчас с ней начнётся истерика. Салтыков протянул ей сигарету, щёлкнул зажигалкой. Олива глубоко затянулась и, выпустив дым, тихо произнесла:

— Давай говорить начистоту. Я вижу, что что-то изменилось в наших отношениях, и изменилось в худшую сторону…

— Да, знаю. У нас с тобой сексуальная несовместимость. В этом вся и проблема.

— И что теперь? Как мы дальше жить будем?

— Не знаю, мелкий. Я не хочу сейчас говорить об этом.

— А когда? Нет, не увиливай от разговора. Надо сейчас расставить все точки над i.

Салтыков затянулся сигаретой и ничего не ответил, словно что-то обдумывая. Несколько секунд прошло в молчании.

— Что же теперь? — спросила Олива, — Ты же предлагал мне пожениться и жить со мной. А теперь… я тебя не понимаю. Ты что, хочешь сказать, что не сможешь жить со мной, если у нас секс не получается?

— Да, не смогу. Секс для меня очень важен. Я хочу трахаться, понимаешь ты это или нет?!

— Понимаю. Но в чём, в чём моя вина? Ты же знаешь…

Он промолчал. Олива с трудом сдерживала себя, чтобы не заводиться.

— И что?.. Как мы поступим? Как мы будем дальше жить?

— Не знаю, мелкий. Решай сама…

Олива даже растерялась.

— Но что же… А как же теперь…

Салтыков молчал.

— Ну не молчи, ответь хоть что-нибудь!!!

И он, наконец, произнёс:

— У нас с тобой нет перспектив сейчас. Никаких.

— И?.. Что… мы должны… расстаться?!

— Подумай сама, мелкий. Я смотрю на вещи рационально. У нас сейчас не получится с тобой жизни. Во-первых, ты знаешь, мои родители против нашего брака…

— Ну и что? — с вызовом перебила его Олива, — Мы оба совершеннолетние, и нам вовсе необязательно их согласие. Ты же сам сказал это ещё летом. Что же изменилось?

— Во-вторых, — не слушая её, продолжал Салтыков, — У нас с тобой нет собственного жилья. Если брать кредит, залезем в долги, да и невыгодно щас связываться с ипотекой…

— Но почему? — возмутилась Олива, — Все так делают!

— Делают, кому родители помогают. Пойми, мы живём не в Советском Союзе — государству на нас насрать. Чтобы встать на ноги и хорошо жить, надо перед этим как минимум лет десять горбатиться. Я сейчас планирую начать свой бизнес — а для этого нужен начальный капитал. Постарайся это понять, мелкий. Я ведь это делаю только ради нашего с тобой блага…

— Я не понимаю тебя, — перебила его Олива, — Почему одно должно мешать другому? Разве это причина? Если мы любим друг друга, никакие препятствия не должны мешать нам быть вместе…

— Но, мелкий, мы же разумные люди… Если мы сейчас с тобой сойдёмся, все перспективы для карьеры будут загублены. Я начну пить от безысходности… К тому же, ты сама видишь — секс у нас не получается. Мы разные, мы не подходим друг другу… Что же мы будем вместе жить и мучиться, мы же возненавидим друг друга!

— Но ты же клялся мне в вечной любви!!! — у Оливы из глаз брызнули слёзы, — Что же, получается, ты мне врал?!

— Нет, мелкий, я люблю тебя, правда! — воскликнул Салтыков, — Я всегда буду любить тебя, мелкий… Но мы не можем быть вместе… Прости меня…

Дальше Олива не слышала, не понимала, что он говорил. Всё рухнуло в один момент. Она даже не поняла сразу, что произошло.

— Ты… ты… отказываешь мне?..

— Жизнь покажет, мелкий… Ты можешь считать себя полностью свободной… Если у тебя там кто-то появится…

— Чтооо?!?! — Олива даже отпрянула к стене, — Как ты… Как ты смеешь мне это говорить?! Ты… мне… чтобы я… там… кто-то… Как ты смеешь!!!!!

Салтыков молчал. И у Оливы слова застряли в горле. Она сползла вниз по стене, скорчилась на полу, закрыв лицо руками.

— Надо подождать… — наконец, выдавил из себя он.

— Сколько? Месяц? Полгода? Год?

— Не знаю, мелкий…

— Это исключено!!!

Молчание.

— Ты отказываешь мне?

— Да, мелкий.

— Ты хочешь сказать, что сейчас мы с тобой не поженимся и не будем жить вместе?

— Да, мелкий.

— Ты хочешь сказать, чтобы я собирала свои вещи и уезжала обратно в Москву?

— Да.

— Это твоё окончательное решение?

— Да.

— Ну что ж… — медленно произнесла Олива, вставая с пола около двери, — Я это предвидела… Интуиция меня редко когда подводит…

Он молчал.

— Значит, так…

Лампа на потолке мигала еле заметно.

— Ты сказал мне, чтобы я сама всё решила, ну я и решила… Значит, ты решительно отказываешь мне?

— Я тебе уже всё сказал.

— Хорошо, — ответила Олива, — В таком случае, мы ставим точку на наших отношениях. Если тебе важнее твоя карьера, твоё благополучие… ради Бога… я думала, ты меня любишь, и хочешь быть со мной… но ты не захотел… в таком случае, мы расстаёмся с тобой… навсегда.

Он молчал.

— Сейчас я пойду ночевать к Ане, — твёрдым голосом сказала Олива, — А завтра мы с ней уедем в Москву. И больше ты меня никогда не увидишь.

Салтыков молча отвернулся к окну. Олива остановилась в дверях и добавила:

— Извини, что я встретилась на твоём жизненном пути. Нам не надо было сходиться. Извини, что понадеялась на тебя, поверила твоим обещаниям… А теперь прощай навсегда.

Олива вошла в комнату Ани. Она лежала в кровати, но не спала.

— Ну вот что, — сказала ей Олива, садясь на краешек постели, — Как говорится, финит а ля комедия. Завтра утром мы с тобой собираем чемоданы и… уезжаем в Москву.

— Как? Так вот, вдруг?

— Да. Он мне отказал.

— Хорошие дела, — пробормотала Аня, — У вас что ни день, то приключения. С вами, ребят, чокнуться можно!

— Как бы там ни было, — сказала Олива, — Завтра утром мы едем на вокзал. Больше я ни минуты здесь не могу оставаться.

Она бросилась ничком на кровать и зарыдала. Только сейчас до неё в полной мере дошёл весь смысл только что прошедшего разговора. Сказать, что ей было больно — значит, ничего не сказать. Рухнула вся её жизнь, её обманули, просто провели как глупую маленькую девочку.

Мысли путались в её голове. Как дальше жить? Это было невозможно.

«Что делать? Да ничего не делать… — с отчаянием думала Олива, — Щас приеду в Москву, а потом… Что потом? Зачем я еду в Москву? Не знаю… С каким лицом я приеду туда теперь… Что я скажу матери, всем остальным… Как объяснять буду… Нет, я этого не переживу… Лучше уж под поезд брошусь…»

На подушке лежал бархатный футляр от золотой цепочки с кулоном — подарок Салтыкова на Новый год. Олива лихорадочно принялась рвать цепочку с шеи — сняла кой-как, бросила в футляр. «Верну… Мне ничего от него не надо…»

Скрипнула дверь — Салтыков вошёл и молча лёг в кровать рядом с Оливой. Меньше всего она хотела сейчас видеть его здесь.

— Уходи, — сказала она ему. Он не послушал.

«Зачем, зачем он пришёл сюда?! — думала Олива, — Я же сказала ему — уходи, мы расстались, я не хочу тебя видеть. Он не уходит, не слушает меня. Это значит, что мои слова для него ровно ничего не значат…»

От обиды и бессильной злобы она заревела. Аня попросила Салтыкова покинуть комнату. Её он послушался.

С горем пополам девушки, наконец, уснули. Но среди ночи Олива проснулась оттого, что Аня судорожно трясла её за плечи.

— Мне приснился кошмар… — горячечно шептала Аня, — Билет на поезд… И там цифры, на табло написано: «28.10. Время смерти»…

Оливу аж в жар кинуло. Аня заразила её своим страхом.