Любовный контракт

Придя к себе, она схватила кейс и сказала Натали:

— Где мои бумаги? Спасибо… ну, пока!

По пути в Бленхейм на встречу с представителями Ассоциации упаковщиков книг Оливия подумала: а есть ли вообще жизнь вне «Лэмпхауза»?

При следующем осмотре доктора Гаррета обеспокоило ее артериальное давление.

— Относитесь ко всему спокойнее, Оливия. Если давление будет расти, могут случиться неприятности.

— Неприятности? Какие неприятности? — спросила она, думая, что он шутит насчет своего обещания побить ее палкой.

— Преждевременные роды, вот какие! Мы же этого не хотим, правда?

Конечно, не хотим, подумала Оливия. Как всякая будущая мать, она хотела, чтобы ребенок родился здоровым, а это значило, что его нужно выносить положенные девять месяцев. Она попыталась сократить рабочий день, приходя к одиннадцати и уходя в четыре, но пока Бэрди не заняла свое место, это было затруднительно. Даже несмотря на то, что домашний кабинет был оснащен факсом, ксероксом и компьютером, работа дома оказалась еще более нервной, чем в Фаррингдоне.

Во-первых, миссис Даннимотт продолжала сплетничать. Во-вторых, был мистер Рэппс со своей командой, который упорно придерживался архитектуры «старого помещичьего дома». В-третьих, американские штучки Стюарта — бассейн, сауна, солярий, мини-спортзал и джакузи — все еще порождали проблемы. К тому же в планах было предусмотрено, чтобы внутренний бассейн летом широко открывался в сад, навстречу солнцу. Однако радетели сохранности исторических реликвий из числа местных властей полагали, что современные скользящие двери из алюминия и листового стекла плохо сочетаются со старым домом, хотя оздоровительный центр был сзади и никак не мог испортить фасад. Мистер Рэппс почесывал в затылке и предлагал обычные французские двери; Стюарт по-прежнему хотел, чтобы все управлялось нажатием кнопки. Переговоры зашли в тупик.

А еще была Аннабел со своими домашними проблемами, вращающимися вокруг Макса и его мнимого романа с Ютой.

Аннабел перебралась в комнату Тэнди. Макс твердил, что она делает из мухи слона. Аннабел швыряла ему в лицо шинкованные овощи. В общем, атмосфера в доме ван дер Кроотов была накаленной, от этого страдали прежде всего дети.

Аннабел бежала со своими бедами к Оливии, которая, как добрый друг, выслушивала ее сочувственно, хотя и довольно беспомощно. Аннабел сама встала в тупик: надо ли ей простить и забыть? В конце концов, он ведь не побежал за Ютой, когда она выгнала девушку!

Теперь у них была новая домработница, Аннунциата. Эта простоватая испанка оказалась куда лучше Юты. Эми обожала ее и другие дети тоже. Она была крупной и некрасивой, но имела золотое сердце и была исключительно полезной. Мало того, что помогала в саду, она в первый же день приготовила им на ужин великолепный плов из морепродуктов.

— Думаю, что мы не вполне наедаемся овощами, — продолжала Аннабел, застенчиво пожимая плечами и втягивая светловолосую голову в плечи. — Насколько я понимаю, кальмары, креветки, мидии и тому подобное — это дары моря, но не мясо!

Или биг-маки, подумала Оливия.

— Делайте, что считаете нужным, Аннабел! Я полагаю, что во имя детей это надо сделать, но не мне указывать вам, простить его или нет.

— Если он уйдет оттого, что я отказываю ему в супружеских правах, это будет просто ужасно, — жалобно сказала Аннабел. — Ведь он нас всех кормит.

Оливия поняла, что Аннабел, эта пылкая женщина, окажется в постели пожирателя биг-маков еще до Рождества.

Она оказалась права: ван дер Крооты уладили свои разногласия, и на Рождество Макс подарил Аннабел пушистого бирманского котенка. Та назвала его «Примирение», для краткости — «Мир».

— Я пожелала себе в новом году быть терпимее к Максу и его настроениям, — объявила она.

Новогоднее пожелание Оливии самой себе состояло в том, чтобы не принимать так близко к сердцу проблемы других людей — ей хватало и собственных.

Макс был восстановлен в правах вегетарианца и продолжал свое тайное мясоедение. Оливия никак не могла отделаться от него, когда ездила поездом.

— Хэллоу, Оливия, я надеюсь, вы прозтили меня за то, что я распустил язык насчет своей несчастной родины. Я по натуре не злой человек, просто очень разочаровался в человечезтве.

Ее решение держать Макса ван дер Кроота как можно дальше от поместья тоже было нелегко осуществить. Несмотря на бурское самодовольство и расистские взгляды, Макс, когда хотел, мог выглядеть вполне обаятельным, да к тому же он был столпом Мидхэрстского братства гольфистов, так что уклониться от общения с ним было мудрено. Когда Оливия как-то подняла тему о первой жене Макса и обстоятельствах ее смерти — причине ненависти Макса к черным в Южной Африке — Стюарт заметил:

— Не понимаю, почему? Она же сама была черная!

— Вот как, — удивилась Оливия, — Аннабел об этом никогда не упоминала!

— Мне сказал Оуэн Гаррет. Она была когда-то королевой красоты или что-то в этом роде и лишилась жизни в результате племенной вражды. Я не спрашивал, а Оуэн не вдавался в подробности, но рассказал, что ферма ван дер Кроота сгорела дотла и его жена погибла в огне.

— Меня всегда удивляла внешность Салли и Сары, — задумчиво сказала Оливия.

— Ты имеешь в виду красоток мисс ван дер Кроот?

— Ну да. Обе выглядят сногсшибательно, их могли бы принять на работу в Лондонское модельное агентство. Теперь можно сказать — по стопам их матери. Но Аннабел рассказывает мне только то, что я, по ее мнению, должна знать. Видимо, сага ван дер Кроотов к этому не относится. Каждый должен сам нести свой крест.

Доктор Гаррет продолжал хмуриться. За месяц до родов он отнюдь не был доволен пациенткой.

— Думаю, мы подождем еще недельку, а затем, если ваше давление не понизится, стимулируем ранние роды.

— Ой, нет! — воскликнула Оливия. — Разве это не повредит ребенку?

— Нисколько. Он уже и сам готов появиться на свет.

— Он? Откуда вы знаете, что это «он»?

Оливия не желала знать пол ребенка до родов. И ей, и Стюарту хотелось, чтобы это был сюрприз — как в прежние времена. Конечно, если бы сканирование выявило что-то неладное, это надо было учесть, но насчет пола ребенка пусть распоряжается Всемогущий.

Доктор Гаррет отвернулся и стал деловито мыть руки. Потом снова сел за стол и признал, что, возможно, ошибается.

— Не беспокойтесь, меня не волнует, какого пола будет ребенок! Хотя Стюарт хотел бы дочь.

— Я уверен, что он не будет возражать и против сына! — улыбнулся Гаррет, вручая ей рецепты. — Во всяком случае, мы ждем вас в следующую среду и тогда решим — стимулировать ранние роды или нет. На всякий случай я забронирую место в роддоме. Но отек ног — это скверно, так что, придя домой, задирайте их кверху, миссис Маккензи!

— Есть, сэр! — шутливо ответила она, вынося свой живот из кабинета.

Через неделю выяснилось, что стимулировать ранние роды следует еще и из-за опасности токсикоза. Медсестра доктора Гаррета Жанина объяснила:

— Токсикоз беременных, Оливия, опасен и для вас, и для ребенка. Лучше сделать, как советуют врачи.

Оливия с облегчением узнала, что Бэрди была готова приступить к работе, полностью оправившись после глазной операции и восстановив силы за шесть недель отдыха на юге Франции у Гарольда и Мэгги. Теперь, надеялась она, «Лэмпхауз» некоторое время продержится и без миссис Маккензи.

Отдельная палата в местном роддоме очень порадовала Оливию, но еще радостней для нее было узнать, что Стюарт все продумал заранее и в трудные дни будет здесь, с ней.

— Милая, неужели я тебя покину, после того как столько охал и тужился на этих проклятых предродовых курсах, куда ты меня затащила?

— Да, там ты был хорош! Я еще никогда не видела мужчину, который бы так смутился, столкнувшись со множеством беременных сразу…

Спустя пару часов схватки начались по-настоящему, боль стала невыносимой и длилась без конца. Через шесть часов она все еще стонала и судорожно вздыхала. Несмотря на все потуги, на моральную поддержку мужа, сидящего рядом в белом халате и маске, у нее ничего не получалось.